В музее восковых евреев

 Этот рассказ я записал ровно пять лет назад, как сейчас помню на неделе, когда читался раздел "Масеэй". Тираж у рассказа был мизерный. Поэтому ныне публикацию решил расширить (наведя минимальную правку). Стоило это делать или нет – судите сами.

* *

Подходит время отпусков, сезон, когда многие если и читают, то исключительно развлекательную литературу. Почему бы и нам с вами не развлечься?

Итак, я сижу в кругу друзей-евреев на вечерней веранде с прекрасным видом на горы и море. Ведем беседы, шутим, отдыхаем. Разгар лета в городе со старинным хазарским названием Цэдек, он же Судак. Чудесная погода, приятная компания.

Каждый рассказывает какую-нибудь занимательную историю – обязательно на еврейскую тему, своего рода "еврейский Декамерон". И вот, наступает моя очередь.

Что я могу рассказать веселого и, главное, без надоевших нравоучений? Для таких случаев мной всегда припасена телевизионная байка, которых, сознаюсь, у меня великое множество.

Что за байки? Давным-давно, пять лет назад [это тогда пять лет, а теперь ровно десять], вел я на канале "Культура" авторскую передачу. Разъезжал с режиссером, моим близким другом Сашей Искиным, и разными операторами по странам Европы и Востока. Я ходил в кадре, бросал всякие реплики, Саша командовал съемками, оператор снимал, потом был монтаж, и программа шла в эфир. Называлась она "Шалом".

Тематика была самая разная: местечки и города, общины и обычаи, сегодняшний день и старина. Одним словом, незатейливо вели пропаганду Торы и еврейских ценностей.

Так вот, сейчас я рискну предложить вам – здесь и сейчас, при виде отрогов Восточного Крыма – одну из историй, оставшихся за кадром той передачи. Сам понимаю, что надо однажды сесть, вспомнить их да записать, пусть внуки в будущем почитают (если, конечно, русский язык не покинет окончательно нашу семью). Но не знаю, не знаю, вряд ли отважусь на такой бесплатный подвиг...

Приступим к самой истории.

Дело было в Словакии. Или, нет, в Польше, а может, Чехии. На самом деле, неважно где, потому что сразу в нескольких городах к западу от Карпат можно, гуляя по старому кварталу, набрести на фольклорный музей восковых фигур с сюжетами из прошлого – для привлечения туристов, как вы сами понимаете. А мой рассказ связан именно с таким музеем. Что, впрочем, видно, из заглавия.

В тот раз мы посетили Польшу-Чехию с группой минских студентов. У них была своя программа – знакомство с еврейской историей, а у нас – кино. Причем то, что мы ехали со студентами, – важное обстоятельство. Оно сейчас сыграет ключевую роль в раскрутке действия. Следите за текстом.

Надо отметить, в кинопоездки я одеваюсь самым обычным образом. Что ношу в родном районе северного Иерусалима, в том и расхаживаю по заграницам. По-моему, самый подходящий "прикид" для ведущего еврейской телепередачи: строгий черный костюм независимо от сезона, черная шляпа, с пояса поверх брюк спускаются длинные нити цицит, над ушами топорщатся положенные пейсы.

Израильтянам не в диковинку, россиянам не привыкать, у них в каждом городе ортодоксы в шляпах в синагогах сидят и по улицам расхаживают. Ну, а местные жители, в гости к которым мы прикатили с камерой, понятное дело, оглядываются: они от таких персонажей за последние три поколения отвыкли начисто, словно евреи не жили тут веками, не владели лавками и магазинами, не ходили по улицам в синагогу, не учили Талмуд, не плясали фрейлекс по праздникам и на свадьбах.

Печально. Ни вывесок не осталось, ни звуков, ни памяти. На дверных косяках редких домов, еще не обезображенных "евроремонтом", можно обнаружить следы от мезузы. Скажи жильцам, что дом еврейский, ни за что не поверят. Только какой-нибудь ветхий дед и процедит сквозь зубы: брехня, этот будынок мой батько ложил по кирпичику... Конечно, отвечаю, кому еще ложить, пане, как не вашему ясновельможному батьке.

Но возвращаюсь к рассказу о поездке с минскими студентами.

Через час после прибытия мы уже шли по улицам очередного городка, чтобы записать "стэнд-ап".

Это такая врезка, когда после титульной заставки с надписью "Ведущий передачи Пятигорский" идет панорама, после чего камера наезжает на мою фигуру, затем лицо, и я, восторженно улыбаясь, провозглашаю с экрана: "Здравствуйте, дорогие телезрители, шалом! Начинаем очередную передачу, посвященную культуре, истории и обычаям еврейского народа".

Стандартные слова, но фон-картинка под них должна быть красивой и, по возможности, необычной. Так сказать, лицо сюжета.

В первые часы после приезда студенты разбредаются поглазеть на сувенирные лавочки, посидеть в кафе, погулять. А наша съемочная группа делится надвое: в одной – я с оператором, в другой – режиссер с ассистентом. Переговариваемся через сотовые, ищем место для "стэнд-апа". Кто первый найдет, тот молодец, такое вот соревнование.

На этот раз пиво выиграл я. Шел и наткнулся взглядом на восковые фигуры в тусклой витрине. Сверху готической вязью: "Музей воска". Сидят неподвижные крестьяне, лощину вяжут. Ниже – косая надпись от руки: "Закрыто на реставрацию".

Пяти долларов хватило, чтобы реставрацию отменили. Служитель с вислыми усами запойного запорожца посмотрел на меня и грустно заметил: коль любопытно, то достопочтенные паны-жиды на втором ярусе, там еще опилки не прибрали.

Очень, говорю, любопытно, а опилки не помеха. И мы с оператором, как птицы, взлетаем на второй этаж, даже не прикрыв входных дверей. Кто бы знал, что за нами потянется народ, жадный до культуры!

"Паны-жиды" являли собой четыре незавершенные экспозиции: хасидский танец усталых бородатых кукол в немыслимых накидках, непременная группа женщин с веретенами и прялками, дети в хедере – ужасно живописная композиция, но я туда даже в качестве меламеда не вписывался, все места были заняты. И субботняя трапеза.

Использовать можно было лишь трапезу. За столом сидит семья, все отвернулись вглубь сцены. Со стороны прохода для зрителей видны только затылки сидящих фигур и часть их лиц. А на противоположной стороне скупо накрытого бутафорского стола – никого нет. Мысленно прочерчивая траекторию воображаемых взглядов, можно догадаться о замысле художника: все смотрят на бокал с вином, над которым отец семейства произносит кидуш.

Неполный комплект отца был найден за колонной. Одежда от моей отличалась ветхостью и отсутствием пуговиц. В руке деревяшка-голем крепко держала картонный кубок, раскрашенный под серебряную эмаль.

Я моментально попробовал сыграть статичную роль отца, подняв в нужной точке мизансцены кубок, отнятый у голема.

Кадр должен был начинаться с того, как я стою, изображая манекен, а потом "оживаю" и произношу: "Шалом, дорогие телезрители".

"Круто", – сказал оператор. И мы быстренько отсняли два дубля.

Вдруг слышу, кто-то поднимается по скрипучим ступенькам. Хулиганство с детства мирно живет в моей натуре, и потому мне ничего не стоило застыть в начальной позе, удерживая стаканчик на весу.

Появились две девушки. Я стоял к ним в пол оборота и краешком глаза видел их яркие платья.

Тут одна из них на чистом русском говорит подружке: "Ой, Светка, смотри, Пятигорский стоит!"

Я не улыбнулся.

Вторая отвечает: "Точно, вылитый Пятигорский".

И я, извините, остолбенел даже внутренне.

Никакого фабульного выхода из ситуации я не видел, что, конечно, не делало мне чести как профессиональному сценаристу. Так что оставалось стоять изваянием и ждать.

Оператор в это время, по его выражению, "давился со смеху". Но снимать продолжал.

Не знаю, что из всего этого могло выйти, но после затянувшейся паузы первая девушка сказала: "Надо его сюда позвать. Пусть на себя посмотрит".

Подошла к открытому окну и крикнула: "Марик (это руководитель нашей студенческой группы, ныне обитает в одноименном Бруклине), срочно позвони раввину Пятигорскому, тут его копия нашлась".

"Какая копия?" – раздалось с улицы.

"Неважно какая. Передай ему, чтобы срочно бежал сюда".

(Можно подумать, копия сейчас уйдет. Зачем такая спешка?)

"О'кей", – отозвался Марик, а ведь мог еще поспрашивать. Но нет, Марик у нас человек исполнительный до ужаса. Не иначе как тоже увидел вывеску воскового музея.

Тем временем по лестнице уже поднимались посетители. Проход на второй этаж открыт – чего не подняться?

И вот, когда собралась большая толпа любителей еврейской старины, у одной из восковых фигур, то есть у меня, в глубинах одежды зазвонил телефон.

Среди туристов замолчали даже дети.

Я стоял – а он призывно наигрывал рингтон шлягера восемнадцатого века, мелодию 51 кантаты Баха, абсолютно неуместную в момент кидуша.

Поверьте, окажись в картонном кубке вино, я бы не выплеснул ни капли, так крепко я притворился реквизитом.

Но все имеет финал, даже триллер. Пришлось медленно переложить кубок в другую руку, затем так же медленно послать высвободившуюся руку во внутренний карман пиджака. Стояла жуткая тишина, если не считать зациклившегося Баха, да еще какая-то женщина начала икать в кулак, не попадая в такт с бессмертной кантатой.

В конце концов я достал бренчащий телефон и услышал, и все услышали, такая там была бесподобная акустика, несмотря на опилки:

"Ой, реб Рувен, тут музей ребята отыскали. Восковых скульптур, чистая Тиссо. Зайдите, пожалуйста, срочно. Улица Костюшко, сорок".

На что я так же медленно, как до этого двигался (не дай Бог кто-нибудь в обморок свалится), ответил: "Спасибо, я уже тут".

Дальше, понятно, наступил момент катарсиса. Затем взрыв нервного веселья. Потом массовые съемки на фоне субботней трапезы, хасидов в штраймелах и детей, склонившихся над книгами в хедере. Одним словом, вакханалия юдофилов.

Вот какая история была мной рассказана летним вечером в приятной еврейской компании, отдыхавшей в Крыму. Спасибо за внимание.

Теги: евреи, Кино