«Это для меня!..»

Высокие стеклянные фужеры считали свою форму верхом изящества и даже не удостаивали взглядом нижестоящие приборы. Тарелки же — сложенные одна в другую по старшинству — блюли кастовость и не пускали к себе — в свой круг — никого. Совсем низко располагались столовые приборы, начищенные и сияющие, как шпаги на военном параде. Правда, шпаги в ножнах, а у вилок их нет, но зато они при ножах.

Что еще было замечательного там? О, много. Пышные, замысловато устроенные букеты, подобранные под тон скатерти и салфеток. Плавающие свечи в высоких чашах, наполненных водой, я, право, не уверена, что там были, но зато как бы они подошли под стиль и тон празднования Бар-Мицвы сына одного из самых богатых жителей города!

На такие торжества неизменно, как на работу приходил реб Давид-Лейб Шварц — шнойрер, как он себя сам называл, или собиратель пожертвований, как его звали другие, те, кто искренне уважали и даже восхищались им за то, что он ценой бесконечного беганья по залам, свадьбам, бриттам, бар-Мицвам он устраивал так, что и другие евреи могли достойно справить свои свадьбы, Брит или Бар-Мицву детям. И всегда он — подвижен и весел, нигде подолгу не задерживается, и не лезет за словом в карман — лишь бы кто-то другой — другой еврей раскрыл свой карман пошире.

— Реб Лейб! А, реб Лейб, — пристал к нему как-то давний поклонник его крылатых фраз, — Ведь написано: «Цдака тациль мимавес» — «Цдака спасает от смерти», а что скажут на твоих похоронах, — того, кто всю жизнь собирал цдаку для других?

— А на моих-то похоронах? — щурится реб Давид-Лейб, — На моих похоронах скажут люди: «Смерть спасла от цдаки!».

Часто он приносил в синагогу разную выпечку, чтобы евреи могли подкрепиться после молитвы, до того, как убегут на работу, звал всех, но сам брал только для вида, — оживленно разговаривая, он быстрым незаметным движением макал кусок сладкого пирога в рассол селедки. «Хорошо!». Да и в самом деле, если можно не тратя лишнего времени получить удовольствия и от сладкого и от соленого, разве не выгодно? Да и стоит ли тратить время на удовольствия этого мира: когда можно успеть заработать кое-что для Другого? Оплата высока, издержки небольшие, выгодная сделка!

И на эту Бар-Мицву, с которой мы начали этот рассказ (помните парад столовых приборов?), так вот, и сюда он пришел, как обычно: поздравить от души всех присутствующих, а виновников торжества в особенности, пожелать им а сах аидише нахес, и да, ну конечно, напомнить всем, что есть и другие, кто тоже хотят справить торжество, хоть и не с таким блеском, но все же достойно…

И вот он появляется в дверях зала, торопящийся и веселый, готовый делиться со всеми своей жизненной энергией и лучистым живительный счастьем — быть евреем и жить так, для чего сотворен.

Однако хозяин торжества первым видит его в дверях и сам спешит ему навстречу, заранее решив, что этого безобразия и собирания цдаки на его празднике не будет, и он не для того заказывал такой дорогой зал и приглашал именитых гостей, чтобы всякие попрошайки портили ему впечатление.

— Нет уж, нет уж, — спешит он навстречу шнойреру (которому копейки, кстати, не перепадало от всей его беготни), — ты тут, уважаемый, ничего не получишь! Разворачивай-ка телегу обратно!

Реб Давид-Лейб пытается сговориться, ведь тут много гостей, а завтра свадьба одной сироты, кроме нее есть еще много бедняков, а тут находятся богатые люди, грех не воспользоваться таким случаем!

Хозяин протестует, Шнойрер умоляет…

Лицо хозяина багровеет, и, размахнувшись, он отвешивает Шнойреру увесистую пощечину!..

В зале полнейшая тишина, гости замирают.

— Я понял. — оживленно откликается реб Давид-Лейб. — Это было для меня. А что будет для сирот?

И он уже спешит к гостям, которые невольно став свидетелями этой сцены, покорно раскрывают перед ним сердца и кошельки…

ע"פ  בחוזק יד)י)

Теги: Цдака, Вечность, Щедрость, Между людьми