Их было пятеро

Их было пятеро: папа Янив, мама Ясмин, две дочери — Кешет и Тхелет — и сын Ариэль, тринадцати лет. Обычная еврейская светская семья из кибуца Нахаль Оз («Ручей Мужества»).

Они любили путешествовать, любили Израиль, любили природу и много фотографировали: еще бы, их папа Янив — профессиональный оператор-документалист.

Весёлая и дружная семья, у которой много друзей, много родственников, веселые дни рожденья для всей семьи на широкой лужайке перед входом в дом: «И друзей своих тоже привозите, места у нас много, и еды на всех хватит!»

Шарики, летящие в небо под вечер, хлопушки и детский смех, много колы и огромный шоколадный торт, на три четверти съеденный.

А оставшуюся четверть, частично растасканную малышами, всю искромсанную и потерявшую форму, мама уносила в дом и прятала в холодильник — подальше от мошек, слетавшихся на сладкое.

Все веселились, разделившись на небольшие шумные группы, потом вдруг мамы неохотно спохватывались, что уже поздно, стемнело, смех детей кое-где переходит в плач усталости, цикады стрекочут всё громче.

Пришла пора вставать, разминать затекшие от долгого сиденья на траве ноги, распрямлять спины, и — «Смотрите, заснул прямо с шариком в руке!», «Давайте малышей в машину!», и «Был чудесный праздник, спасибо, и всё так вкусно!», «Приезжайте, мы вас ждем».

Гости разъезжаются, и семья начинает собирать то, что осталось от бурного дня рождения:

— Я отнесу мангал в дом, а то кошки набегут, завтра его отмою… — нарочито театрально волоча ноги, проговорила мама.

— Да, я уже заметил одну, ждет, пока мы уйдем, — оглядываясь и выключая свет на лужайке перед домом, отозвался папа.

— Дети, все в дом, уже поздно…

— Слышали, что мама сказала: купаться и спать!

— Не хотим купаться! Не буду купаться!

— Посмотри на себя! Вся в шоколаде от торта и нос черный от дыма, быстро в ванну!

— Я пока новости по телеку посмотрю… — папа, пока суд да дело, мягко спланировал на диван.

— Давай уже спать, поздно… — отозвалась мама, ополаскивая лицо над небольшой раковиной, облицованной ракушками. — Пока их всех уложишь… Она промокнула лицо маленьким полотенцем с любимой лавандовой отдушкой, а потом придирчиво вгляделась в полотенце:

— Нет, ты смотри, — пробормотала она. — В середине уже черное, кто-то лицо вытер после мангала… А вымыть забыл, — она вздохнула и перекинула полотенце через плечо по дороге в ванную. — Там в стирку его брошу…

— Чудесный получился день рожденья… — отозвался папа, с хрустом потягиваясь и вставая с дивана.

— Да, дети были в восторге… А видел новую девушку дяди Мики? Хорошенькая, но какая-то уж очень замкнутая, на мой вкус…

— Ну, твой вкус — это не вкус Мики…Ему-то она нравится… — откликнулся папа. И, увидев своего отпрыска Ариэля:

— Это что такое? В ванную и спать!

— Па, я хочу новую камеру посмотреть! То, что мы сегодня на квадрокоптере снимали! Ну, пожалуйста!

Ему вторили сестры, у одной из которых только что закончился день рожденья:

— Мы еще хотим подарки посмотреть!!!! Мы не всё видели!

— Завтра подарки и квадрокоптеры, а сейчас — спать! Немедленно!

…

А наутро Ариэль уже зашнуровывал кеды, когда мама проснулась.

Услышав, как она встает и отдергивает шторы, Ариэль окликнул ее из своей комнаты, еле слышно, чтобы не разбудить тех, кто спит.

— Ма, я на пробежку.

— Слышу, — тоже тихо отозвалась мама. — Выпей сока, давай я тебе выжму.

Она прошла на кухню, выбрала на расписном блюде с фруктами апельсин нового урожая, поднесла к глазам, потом подбросила в руке:

— Смотри, зеленые еще какие, а ничего, сочные. И аромат такой сильный… Цитрусовый.

— Не, мам, не надо, а то скоро совсем жарко станет… Я лучше сейчас прямо побегу.

— Ну, хорошо… — она потянулась. — А сейчас выпей что-нибудь… — она открыла окно и выглянула наружу. — Пока еще не припекает…

— Ладно, бутылку минералки возьму с собой.

Она потрепала темную вихрастую голову своего мальчишки:

— Давай. Беги… Когда в седьмых классах соревнования по бегу?

И, не дожидаясь ответа:

— Пойду еще посплю… пока они все не подскочили… Вернешься — тебя на кухне будет сок ждать…

Ариэль поцеловал маму, вышел в еще пока прохладное летнее субботнее утро.

Трава искрилась на солнце капельками росы, которые быстро высыхали, оставляя в воздухе дыхание свежести, кое-где уже вовсю шпарили автоматические поливалки, поворачивая «головы» и выпуская длинные автоматные очереди струй и звенящие радугами веера из капель.

Мальчик, щурясь от солнца, побежал по своему обычному маршруту: по тропинке, огибающей поле, потом по асфальтовой дорожке вокруг обширного подстриженного газона нового общинного центра.

Если станет жарко, он срежет рядом с библиотекой и, обогнув три параллельные улицы частных домиков кибуца, вернется домой. Нужно хорошо натренироваться к соревнованиям. У него хорошие шансы, так сказал тренер.

Под кедами ломались мелкие веточки и рассыпались комочки ссохшейся за лето земли.

Здесь, в пустыне Негев, зимние дожди пойдут нескоро, месяца через два, а обильные ливни — через три. Зато ближе к весне, к началу февраля тут очень ненадолго, недели на две, зацветут анемоны, накрывая нестойкую зелень трав пустыни кроваво-насыщенным ковром.

Он пробежал почти всю тропинку, огибающую поле, когда над кибуцем взвыла сирена, предупреждающая о ракетной атаке: цева адом.

Ариэль знал, как нужно действовать: ложишься на землю, закрываешь голову руками — «делов-то». Правда, когда встаешь, иногда под футболкой чешется: муравьи заползают, пока лежишь. Так их надо вытряхнуть потом.

Подождать еще немного, продолжая лежать, гадая по отдаленному залпу: перехватил «Железный купол» ракету? Или по тому, как качнется земля, понять: нет, упала, как говорят в новостях, на открытой местности. Потом встаешь и бежишь себе дальше.

А тут этих открытых местностей — «падай — не хочу». Вот он сейчас бежит — вполне себе открытая местность, «Железный купол» не будет особо трудиться — тратить на пустое поле дорогущую ракету-перехватчик.

Хотя… у них в кибуце «Кассамы» не так часто падают, больше достается Сдероту: «Кассамы» пролетают над ними — такая траектория полета, а их кибуц слишком близко к Газе.

Ариэль бежал по тропинке, вспоминая обо всем этом, но не задумываясь. Мысли перескакивали с одного на другое, беспечные, мальчишеские. Лето (то, что отмечено в календаре, а не то, что жарит затылок) закончилось, учебный год начался, мысли переключились на школу, на их класс.

Ариэль не знал, что ограждение вокруг Газы прорвано и толпы вооруженных террористов уже вовсю хозяйничают в их районе, сея разрушение и смерть.

Воздух в окрестностях кибуца набухал, уплотнялся, белые птицы, похожие на маленьких цапель, которых так много на полях Негева, взлетали вверх.

В это время мама Ариэля отвечала на звонок свекрови:

— Ариэль еще не вернулся с пробежки… Думаю, он к кому-то из соседей забежал. Услышал «цева адом» и постучался к кому-нибудь. У нас тут по — простому, все друг друга знают.

— Ариэль — умный мальчик. Так почему ты заговорила шепотом?

— Ох… Сейчас сообщение в WhatsApp-группе кибуца, что…

— Что??

— В кибуце мехаблим (террористы)…

— Их уже «накрыли»?

— Что?.. Нет, не накрыли… Только сейчас обнаружили…

— Какой ужас… Не выходите из дома, заприте двери и окна. И зачем Ариэлю нужно было именно сейчас выходить из дома?

— Он наверняка к кому-то забежал укрыться…

— Почему ты говоришь шепотом, кто-то спит?

— Нет… я… тут голоса… у дома… на арабском…

— Что?? Ты так тихо говоришь, что я тебя еле понимаю!

— А… (прикрыв телефон ладонью) не хочу… чтобы нас услышали…

В полдень мама послала сообщение свекрови: большой палец, поднятый вверх — «у нас всё в порядке».

Ариэль бежал по дорожке, огибающей детскую площадку и луговой газон перед общинным центром, когда вдалеке послышались выстрелы.

Узкая асфальтированная дорожка неустанно проворачивалась под его ногами, к потному лицу липли мошки, он отмахивался от них и сначала не понял, что стреляют: в траве автоматически включились поливалки — высунули черные головки и, стрекоча, окатили его водой. Было неожиданно и освежающе: каскад холодной воды в лицо, футболка и шорты вмиг намокли.

Выстрелы послышались ближе и явственнее.

Кто-то поблизости включает и выключает газонокосилку?

Ариэль остановился и прислушался: рядом стрекотали поливалки, окатывая водными очередями траву и заливая асфальтовую тропинку.

Вдруг он ясно различил арабскую речь. Крики, проклятия на арабском.

Ноги остановились сами собой. Приросли к асфальту.

Крики «итбах аль яуд» слышались совсем близко.

Инстинктивно Ариэль согнулся и пригнул голову. Метнулся к кусту жасмина, присел за ним на корточки. Дыша как можно тише, вжимаясь в куст и стараясь остаться незамеченным, он выглянул.

Там, где кончался широкий газон и начиналась улица частных домов, мелькали темные фигуры, и оттуда, именно оттуда слышались автоматные очереди…

Что это…

Кто это…

Это значит… в кибуц проникли террористы?! Их, конечно, схватят. Отправят в тюрьму. Потом выпустят, как обычно. Пока ему — как быть?

Никогда он еще не был один «не дома». Ариэль шумно выдохнул, и рука сама метнулась ко рту: тише, арабы близко…

Ариэль забрался как можно глубже в колючий куст. Сел на землю и прыгающими пальцами набрал номер папы. Занято. Отключил звук: не надо, чтобы звонок из дома выдал арабам, где он прячется.

Ариэль обвел взглядом газон. Вон вход в библиотеку. Он сейчас закрыт. Редкие кусты. В них не спрячешься. Слишком коротко обкромсаны. Кому нужна красота, если в них невозможно спрятаться?

Так… что делать…

На минуту его сжал панцирь паники: голову словно проволокли по газону и трава затряслась у него перед глазами. Он закрыл лицо руками, заставил себя выровнять дыхание.

Куда бежать?

Домой? — Слишком далеко.

Между ним и домом — террористы.

Если только в обход, по полю. Это большой крюк.

Его будет видно как на ладони.

Остаться здесь?

На газоне кое-где есть кусты.

Коротко подстриженные.

Где же спрятаться?

Он снова выглянул: арабский раздавался всё ближе. Теперь еще были слышны истеричные крики женщин, пулеметные очереди и плач маленького ребенка.

Ариэль зажмурился, сжался в комок, закрыл глаза руками.

Ему пришла неожиданная и спасительная мысль: может, это ему снится?

Сейчас он проснется и расскажет папе, какой странный и страшный сон ему приснился. Сестрам не будет рассказывать, еще начнут хихикать над ним, что у него во сне дрожали колени от страха и пот капал со лба… но папе он расскажет.

А если это не сон?

Надо пойти домой. Предупредить всех: тут полно арабов. Чтобы заперли двери и окна. Набрал мамин номер. Занято. Мама ведь на ночь выключает звонок. Может, все еще спят.

Он вытер лицо футболкой, мокрой от воды поливалок и от пота. Пригнулся и метнулся к намеченному им следующему подстриженному кусту. Перебежал к ограде рядом с библиотекой.

Отсюда близко до первого дома на этой улице. Если он будет пригибаться и двигаться короткими перебежками, минут за десять добежит до папы с мамой.

Окно ближайшего дома открылось, и кто-то негромко его окликнул:

— Мальчик? Это ты — Ариэль?

Он вздрогнул и кивнул, не догадываясь, что тому, кто выглядывает из окна (а это же дом Илана), его кивок не виден.

— Обогни ограду и спрячься за деревом. Тебя видно.

Ариэль метнулся за широкий ствол пальмы. Сухая ветвь оставила на руке глубокую царапину.

Почти сразу открылась дверь, и Илан Фиорентино (это был его дом) резко махнул рукой:

— Беги сюда!

— Нет, я… домой.

— Домой нельзя! Там арабы! Тут кругом арабы. Быстрей сюда!

— Я…

Илан выскочил из дома, подбежал к Ариэлю, обхватил его и, пригибаясь и пригибая другой рукой голову мальчишки, рванул с ним к дому. Совсем рядом раздались пулеметные очереди, они замерли, спрятавшись за мусорным баком.

Оба тяжело дышали.

Воздух застыл. Давил тяжелой плотной массой.

У Ариэля сильно сдавило в груди, мешая сделать вдох:

— Мой папа, — прошептал он с усилием, — не отвечает… на теле…

Илан зажал ему рот рукой.

В этот момент, почувствовав ладонь Илана у себя на лице, Ариэль окончательно понял, что это не сон. Рука Илана была совершенно настоящая, жесткая, с пластырем на большом пальце. Отклеивающийся уголок пластыря вонзился в кожу возле глаза.

Из бака несло чем-то неприятным, тягуче-сладко-кислым. У Ариэля затекла шея, пот лился по спине ручейком.

Илан осторожно выглянул из-за мусорного бака, слегка хлопнул Ариэля по взмокшей футболке, привлекая внимание. Когда Ариэль посмотрел ему в лицо, он прижал палец к губам и указал в направлении своего дома.

Он подтолкнул мальчишку, и они разом рванули так, как Ариэль никогда еще не бегал.

Илан грубо втолкнул мальчишку в дом, буквально за шкирку втащил в комнату-убежище (мамад), крикнул что-то жене, Ариэль не разобрал что, и запер за ним дверь. Сам Илан в мамаде не остался.

Снаружи было яркое утро, а в комнате — полумрак. Ариэль всё еще тяжело дышал, очень хотелось пить. Бутылку с минералкой забыл где-то на газоне.

Осмотрелся: на кровати сидели три перепуганные девчонки в пижамах — дочки Илана — и его жена с растрепанными со сна волосами. В первую секунду все онемели, но жена Илана быстро пришла в себя и улыбнулась:

— Привет, Ариэль.

— Привет… — выдавил он.

— Не стесняйся… мы сами, — она обвела рукой комнату, — вот только недавно проснулись…

— Доброе утро, — ответил он невпопад. — Я тут пробежку делал, и… Илан меня увидел… И тут выстрелы…

Она протяжно вздохнула и попыталась пригладить волосы, девочки смотрели на Ариэля с нескрываемым любопытством.

Жена Илана (кажется, ее зовут Офра? Или Орна?) протянула ему одноразовый стаканчик:

— У нас тут есть полбутылки минералки, на, налей себе, — она вздохнула. — Неизвестно… сколько нам… придется прятаться.

У нее было узкое худое лицо, длинные волосы с обесцвеченными прядями и ямочки на щеках. Чем-то она напоминала мамину сестру.

Ариэль поднес стаканчик ко рту и не сразу смог отпить: дрожат губы.

— А телефон можешь сюда положить, — жена Илана указала на полку с винни-пухами и микки маусами.

Ариэль медленно разжал ладонь: пальцы отказывались слушаться — так судорожно всё это время он сжимал телефон. Вытер пот со лба — сразу защипало царапину на руке — и не почувствовал, как опустился на пол. Просто вдруг понял, что он сидит на полу, а телефон зажат у него между коленями.

Одна из девчонок шмыгнула носом и выпростала ноги в пижамных шортах из-под простынки:

— Мама, мне надо в туалет

— Сейчас невозможно идти в туалет. Папа сказал сидеть тут тихо и не выходить.

— Тогда дай мне воды.

— Если тебе надо в туалет, то лучше не пей. Подожди пока.

Вторая девчонка, ровесница Ариэля, пробормотала:

— Ненавижу арабов. Мама, сколько нам тут еще сидеть?

Третья, самая младшая, прижала к себе мишку и засунула палец в рот.

Их мама заправила прядь волос за ухо и ответила:

— Не знаю… Никто не знает. Подождем, пока папа вернется… Он скажет, когда уже можно выходить…

Ариэль вывернул руку, чтобы исследовать место, где ее «прошила» сухая пальмовая ветка: кровь уже почти перестала идти. Хорошо бы попросить пластырь или йод, но он постеснялся.

По правилам в комнате-убежище должна быть аптечка первой помощи, но он знал, что мало кто следует правилам. У них самих пластырь лежал в шкафчике в ванной.

Дочки Илана, особенно средняя, откровенно его разглядывали, и он опустил глаза в пол. Рассматривал свои кеды и думал о том, что мама хотела выжать ему сок перед тем, как он вышел. Если она выжала, у них есть сок. Но она могла оставить его на кухне.

А есть ли у них вода в комнате-убежище? Сколько он ни напрягал память, не мог вспомнить есть ли там бутылки с минералкой.

Он неизвестности и тревоги у него мучительно сжался живот. Он заставил себя думать о чем-то приятном: вот недавно у него была бар-мицва (еврейское совершеннолетие). Получился классный праздник, мама и папа расстарались, было круто.

Он сидел на полу в темной душной комнате-убежище, принадлежавшей семье Илана Фиорентино, за стеной слышались крики и резкие автоматные очереди.

А память мальчика показывала ему слайд-шоу: вот его класс, все сидят на траве, группой, папа их фотографирует их семейной камерой, а не той своей, которая на плече…

Вот гости из кибуца, вот подарки, папа купил ему квадрокоптер, можно делать крутые фотки с воздуха.

И себя он вдруг увидел тоже как бы сверху, с воздуха: вот папа показывает ему тфилин (филактерии), который получил от своего отца, от его, Ариэля, деда, умершего задолго да его, Ариэля, рождения. Папа рассказывал, что всю семью деда немцы расстреляли у него на глазах…

Внезапно Ариэль и все сидящие в комнате вздрогнули: снаружи раздались громкие крики, совсем рядом — взрывы и пулеметные очереди.

Жена Илана подползла через кровати дочерей к окну и еще плотнее сдвинула тяжелые железные ставни. Сразу стало абсолютно темно.

— Мама, мне страшно, — захныкала самая младшая.

— Тихо, милая, — ответила их мама. Она вернулась на свое прежнее место, Ариэль почувствовал это по колебанию воздуха и едва уловимому запаху шампуня — его мама тоже таким пользовалась.

У него затекли ноги, он попытался их осторожно и неслышно вытянуть вперед. Ариэль представил, вот как-то внутренне понял, что так сидеть в темноте им придется очень долго.

Он больше не звонил домой: резкий звонок папиного мобильного там может привлечь внимание арабов.

Он мысленно вернулся домой: зашел на кухню, поцеловал маму, показал ей царапину от дерева, рассказал папе свой сон, да это и не сон, как он сидел в мамаде с женой и девчонками Илана Флорентино.

Мысленно открыл дверь в свою комнату: вот он шкаф, вот они — тфилин деда: две маленькие коробочки, в них скрученный клаф (пергамент) со стихами Торы… Квадратные коробочки в бархатном мешочке, таком мягком, приятном на ощупь…

А вот сам дедушка: фотка из семейного альбома, никогда ее не было в комнате Ариэля, и чего вдруг сейчас вспомнилась? Дед серьезно смотрит в камеру, не улыбается, а лицо получилось такое смазанное, размытое…

А вот фотка всей семьи — это он, Ариэль, снизу их снимал: папа, мама и обе сестренки спускаются вниз по трапу. Все смеются в объектив, все смеются…

…

В 10 утра его мама написала отряду самообороны кибуца, что мехаблим уже в их доме.

Спустя некоторое время папа Ариэля послал сообщение своему другу Итаю:

«Брат, сделай что-нибудь, они уже в нашем доме, свяжись с Дувдеваном^[i]. Срочно».

После этого Итай отправил папе Ариэля несколько сообщений:

«Где вы?»

«Пришли точное местонахождение».

«Наши уже в пути».

«Я связался со всеми, с кем мог: офицеры, руководители охранных предприятий, в армии отвечают, что наши на подходе, я хотел к тебе приехать, нет оружия».

«Брат, ответь, пожалуйста, что с вами, что происходит».

Тишина…

Когда к следующему утру в кибуце отбились от террористов, Ариэля и семью Илана вывезли оттуда. Илана — нет, не вывезли, он сражался и погиб в том бою. Семью Ариэля — тоже нет… Он единственный из всей семьи уцелел. Как и его дед — тогда, в концлагере…

Когда Ариэля спросили, что ему привезти из дома, он попросил тфилин деда.

Группе ЗАКА^[ii] солдаты, прочесывающие кибуц, дали шесть минут: эта зона по-прежнему оставалась опасной, в кибуце еще укрывались арабы и продолжалась стрельба. Под прикрытием солдат добровольцы ЗАКА зашли в дом Ариэля…

На двери по-прежнему висела рукодельная картонная табличка с их фамилией. С птичкой, сердечком, как это любят рисовать девчонки, и с домиком. Ее нарисовала младшая сестра Ариэля. Дом, где только вчера еще жили папа, мама, две сестры и их брат…

Их подушки еще хранят тепло их лиц, стены пропитаны девчоночьим смехом, но еще и чем-то другим — гулким, нечеловечьим… Еще горят лампочки в коридоре и спальне, а на кухне — опрокинутый стакан и разлитый апельсиновый сок.

За отпущенные ему шесть минут маленький отряд ЗАКА зашел в опустевший дом, нашел комнату Ариэля, забрал талит отца и тфилин. И в тот же день привезли Ариэлю.

Командир ЗАКА, передавая ему талит и тфилин, сказал:

— Знай, твоя маленькая просьба может выиграть всю войну. Потому что ты попросил то, что передал тебе папа, а ему — твой дедушка. Мой мальчик, это уже — твои тфилин…

Обнял его, прижал к себе и не очень понятно добавил:

— Это ты теперь… Это наш народ.

…Ариэль снова мысленно возвращается к себе домой: заходит на кухню, целует маму, показывает ей царапину от пальмовой ветки, рассказывает папе свой сон, да это и не сон теперь, как он сидел в мамаде с женой и девчонками Илана…

«Илан погиб, ты знаешь, папа? Но он спас мне жизнь… Он затащил меня к себе домой, а я и не хотел идти к нему, я хотел к вам… домой…»

К нам домой… Ариэль мысленно открывает дверь в свою комнату, вот он шкаф, вот полка, вот они — тфилин деда, две маленькие коробочки, в них скрученный пергамент со стихами Торы… квадратные коробочки в бархатном мешочке.

И вот он — дедушка: серьезно смотрит в камеру, и снимок получился четкий, не размытый… «Теперь твои тфилин — мои», — шепчет ему Ариэль. И чувствует, как дед обнимает его, прижимает к себе, пока глаза не застилает слезами.

А вот фото всей его семьи: папа, мама и две сестренки поднимаются Вверх по трапу… Они смеются в объектив, они смеются…

[i] Элитное спецподразделение Армии обороны Израиля.

[ii] ЗАКА (Зиуй Корбанот Асон — «установление личности жертв катастроф») — израильская общественная организация, объединяющая добровольные спасательные группы. Организация официально признана государством и действует в соответствии с информацией, которую предоставляет полиция и другие силовые органы. Большинство добровольцев ЗАКА — ортодоксальные евреи. Организация также оказывают первую помощь пострадавшим, участвует в проведении спасательных операций и поиске пропавших, в том числе и в поисково-спасательных операциях за пределами Израиля.

Теги: Дети, семья, История из жизни, Война в Израиле