Отложить Отложено Подписаться Вы подписаны
За что? За что?…За что, говорится, удостоились евреи исхода из Египта? За то, что не изменили они своих имен, своей одежды и своего языка. И за то, что сумели сохранить свои святые тайны. Имя, одежда, язык. Не бывает имен у животных. Есть у них только клички. Нет у животных одежды. Есть только шкура, да шерсть. Нет языка. Есть сигналы. В тупых рабов, в животных пытались превратить евреев египтяне. Втоптать в грязь, сравнять с землей и глиной. Но не изменили евреи своей уникальной, человеческой сущности - своим именам, своей одежде, языку – столь разительно отличным от породы египтян. Сумели сохранить свою священную тайну – человеческий облик, хранимый, несмотря ни на что. Всегда и везде. И в Пасхальную ночь мы обмакиваем горькую зелень в сладкий харосет - символ той самой глины, в которую хотели нас втоптать.
Имя. Одежда. Язык. Зеркало и маска. Обнажение сути и ее сокрытие. Какой уродливой душонкой могут обладать Елены, Изабеллы и Венеры! Сколько разврата, лицемерия, порока может скрываться под паранджой! Как часто «я тебя люблю» несет в себе вопрос «а что мне от этого будет?» И как же трудно не изменить себе и сохранить незапятнанными все внешние оболочки своей божественной души. Гармонию одежды, языка, имени. Цельность своего «я»…
Сонины познания в идише ограничивались парой-тройкой фраз. «Гевалт!», «Азохен вей», «Их вил эссен/шлофен/тринкен/шпацирен»[1] и «аицен паровоз»[2]. Вот, пожалуй, и весь словарный запас. «Достаточный для первой поры замужества», шутила мама. О существовании ладино Соня и не догадывалась. Правда, довольно бойко разговаривала на современном иврите. Да только можно ли назвать это знанием святого языка? По этому вопросу Соня так и не пришла к однозначному, собственному мнению, а с Михоэлем они эту тему как-то и не затрагивали. Интересно, что бы он сказал по этому поводу?
Что такое «еврейская национальная одежда» Соня тоже плохо себе представляла. Почему-то в голову сразу пришли школьные воспоминания: одноклассницы Таня и Вика (вроде бы с ними тогда еще был Толя, или это ей только кажется?) они листают на перемене классный журнал. Как же они до него безнаказанно добрались? Ну, да, конечно! Вика была старостой класса, Таня – «ответственной за учебу», в чьи «обязанности» входило переписывать оценки из журнала в дневники. (Интересно, бывали ли такие должности и в других школах? Надо будет спросить у Михоэля). Ну, а Толя – да, да, он там точно был! Потому что там, где была Таня, непременно был и Толя. Тем более что в тот день он к тому же был дежурным.
«Ребята! Вы представляете себе! – Танин голос, казалось вот-вот возьмет верхнее «си» второй октавы – А Мошевицкая-то, оказывается, совсем не русская!» Сонечка не успела сообразить, втянуть ли ее голову в плечи или гордо ее поднять, а Таня победоносно продолжала: «Она – европейка!» В графе национальность гордо красовались три буквы – е, в и р. И точка.
Почему-то эти три буквы с точкой приходили Соне на ум при виде дресс-кода религиозных евреев – строгого черного костюма, белой рубашки и обязательной шляпы. («Ты ее носишь специально, чтобы никто не догадался о наличии кипы?» съязвила она Михоэлю на их первой встрече, словно желая отомстить «этому фанатику» за то, что тот посмел очаровать ее с первых секунд их беседы). Или, может, можно назвать «еврейской» традиционную одежду польской шляхты, нетрадиционно окрашенную в черный цвет?
И если подобные сомнения одолевали Соню в отношении мужской моды, то в вопросе, что такое «национальный женский костюм» – тут уж Соня окончательно терялась в догадках. Михоэль любил говорить, что национальная черта еврейской одежды, особенно женской – скромность.
Что ж, Соня всегда одевалась скромно. Во всяком случае, в рамках канонов того общества, в котором находилась. Родимое пятно на правой коленке не позволяло ей носить шорты и юбки, выше колен. Пуританское родительское воспитание – оголять плечи. Здравая оценка собственной фигуры – облегающую одежду. Поэтому даже на выпускной вечер в школе она пришла в атласных черных брюках и белой блузке с ма-аленьким декольте и кружевными рукавчиками и, разумеется, никто не пригласил ее на танец. А ровно через год она кружилась в безудержном танце в белоснежном платье своей мечты – расшитом бисером, с кружевами, воланами, шлейфом, занимавшим, по крайней мере, половину женского зала.
Продолжение (бли недер) следует
[1] Я хочу есть/спать/пить/гулять
[2] Пыхтит, как паровоз – на «современном иврите»: «биг дил»!
Теги: 21, проза, пробуждение, скромность, Египет
