Рубашка Йосефа

Когда сто лет назад я писал цикл статей "Трудные места в Торе", было начато и это эссе. Но написать удалось только первую главу. Потом пошел в моей жизни этап телевизионного, извините, творчества, и тема как-то сама собой ушла[1]. Но теперь я подумал, не пропадать же товару. Так что выкладываю эту главу в своем блоге, и будь что будет. Говорят, начало романа – тоже роман.

** **

Нет, наверное, во всем Танахе другой настолько популярной темы, как тема продажи братьями Йосефа.

Спросите любого человека, далекого от Торы, что он знает из библейской истории, и он назовет вам два эпизода: Ада и Ева с яблоком и Йосеф с братьями.

Собственно деталей продажи Йосефа тоже мало кто помнит. Интеллигентные люди, читавшие роман Томаса Манна или видевшие спектакли на тот же сюжет, укажут несколько имен, посетуют на мрачность старой семейной драмы – но и только.

Что касается евреев, заново севших за Тору, они как бы "освежают" в голове эту тему, что-то у них "вспоминается", и они начинают задавать вопросы. Вопросы, осуждающие сначала Йосефа, поставившего себя против братьев, затем самих братьев, совершивших варварский поступок.

И действительно, скажите, много ли мы знаем из истории, литературы или просто из других источников (газет, сплетен в очереди) о том, что где-то кто-то продал брата, сына или родную бабушку? Тема, достойная интереса самого ленивого редактора колонки сенсаций в любой газете мира. Разве можно продать брата?!

А братья именно продали Йосефа. И об этом написано прямым текстом. Да еще, смотрите, где написано? В самой Торе! Да какие еще братья? Сыновья самого Израиля-Яакова, праотца еврейского народа, носителя еврейской этики, в которой сказано: возлюби своего ближнего (не брата даже, а просто ближнего), как самого себя!

Да и не просто сыновья одного отца совершили такой страшный поступок, а люди, каждый из которых дал начало одному из двенадцати еврейских колен. Большинство из нас происходят из колена Йеуды, есть такие, что ведут свою прямую родословную начиная с Леви, другие растворились в общей еврейской массе, но если можно было бы восстановить картину, то у каждого из евреев во главе длинной цепочки его родословия стоит один из этих двенадцати: Реувен, Шимон, Леви, Йеуда и т.д. Между евреями встречаются родившиеся в среде других народов, но и они, связывая свою судьбу с нашей, женятся и берут в мужья "урожденных" евреев, оставляют после себя потомство, в крови которого бродят те же соки, что бродили некогда в тех же двенадцати главах колен. Бродили и буквально кипели – настолько они были людьми страстными, активными и бескомпромиссными.

Начинающий читатель Торы не избавлен от желания, свойственного всем читателям литературы, – расставлять оценки героям текста. Он забывает, что Тора это не литература, а нечто иное. И цели у литературы и Торы разные. Литература развлекает, Тора учит. Но привычка диктует, и читатель идет у нее на поводу: Яаков безумно любит Йосефа, тот начинает смотреть на братьев сверху вниз, те обижаются, долго таят обиду, потом нарыв прорывается – и они Йосефа продают. Отец в слезах, брат в кандалах на чужбине, проходят года – драма разрешается поздней встречей в Египте и всеобщим примирением.

Если опустить экзотику продажи в рабство и заменить ее чем-нибудь более приемлемым, например, просто отстранением, удалением и все, что им сопутствует, то получится отличная фабула для повести, романа, спектакля или, скажем, живописного полотна в манере прошлого века, размерами два метра на три, где-нибудь из боковых залов Третьяковки или Эрмитажа. Слева покинутый Йосеф, а справа силуэты уходящих братьев.

Тем не менее, сколько бы мы ни иронизировали по поводу мирового искусства, все же остается вопрос: как могло получиться, что братья продали Йосефа? Ведь они же праведники! Как могло получиться, что Йосеф буквально заставил их себя продать? Ведь он же праведник! И почему они обманули отца? "Вот что мы нашли, отец, посмотри, не рубашка ли это твоего сына?"

** **

Действующие лица: Яаков и его двенадцать сыновей.

Место действия: район между Хевроном и Беер-Шевой.

Место в Торе: 37 глава в книге Берешит, начало недельного раздела Ваешев. Собственно развязка сюжета происходит в последних главах книги, так что вся эпопея Йосефа в Египте идет как бы под знаком недоговоренного диалога с братьями. Но рассказ об отношениях между братьями и о самой продаже уместился в пространстве полутора страниц.

Экспозиция событий. Яаков с семьей уже несколько лет находится в Кенаане. Пришел он сюда с севера, из Падан-Арама, где долго жил у Лавана, скрываясь от гнева своего брата Эсава[2].

При вступлении в Кенаан с Яаковом произошли два события, интересные в свете нашего рассказа: история с Диной в Шхеме и история с Реувеном. Когда умерла любимая жена Яакова Рахель, отец семейства перенес свою постель в шатер к Биле. Не в шатер к Лее, заметьте, а к бывшей служанке Рахели. Пошел Реувен и перевернул отцовскую постель, выкинув ее из шатра. Тем самым он как бы заявил протест против решения отца продолжить политику "травли Леи" – так показалось Леиному сыну, вступившемуся за честь матери.

Тора это его действие оценила самым резким способом – приравняв его к насилию над супругой отца: "пошел Реувен и лег с Билой". На самом деле никто с Билой не ложился, иначе Реувен, нарушивший один из самых категоричных запретов Торы, сразу был бы выведен из семьи евреев, носителей высокой морали. (Подобно тому, как вывели Эсава.) О том, что его преступление не было настолько страшным, мы видим уже из следующего стиха: "Сыновей у Яакова было двенадцать: Реувен, Шимон" и т.д.

Вопрос. Что на самом деле произошло между братьями, толкнувшее их на такой страшный поступок? И почему они не сознались отцу?

** **

Открываем текст и внимательно его читаем.

Йосефу было семнадцать лет, когда он пас с братьями отцовские стада. С этого начинается рассказ про Йосефа. Повествование как бы разбито на фразы-картинки, подобно киномонтажу: перед нами кадр с Йосефом, который пасет овец. Ему семнадцать лет. Камера отъезжает, и мы видим, что он пасет не один, с ним сыновья Билы и Зилпы[3]. Сейчас мы узнаем, что остальные братья (от Леи) его не любили, и поймем, почему он пас с другими братьями – от бывших служанок.

Но еще прежде возникает другой кадр: Йосеф доносит отцу о неблаговидных поступках Леиных сыновей. Ага, вот оно в чем дело – не только браться не любили его, но и он, оказывается, не был с ними тихим ангелом.

Дальше идет голос за кадром: "А Израиль любил Йосефа больше всех своих сыновей, потому что тот был сыном его старости; и справил ему особую рубашку". Это мы уже видим глазами, а не слышим от диктора: отец дарит сыну красивую, праздничную рубашку. И где-то на заднем плане – по крайней мере, так нам кажется – мелькают недовольные лица братьев. Ему дарит, а нам не дарит. Несправедливо.

Фабула движется дальше. "И увидели братья, что его отец любит его больше, чем его братьев, и возненавидели его, и перестали с ним здороваться" – перестали говорить ему "шалом" или вообще поддерживать дружеские отношения. Вот вам и подтверждение наших подозрений: неслучайно, оказывается, нам померещились на заднем плане саркастические улыбки остальных сыновей.

Чьих, кстати, сыновей? Вроде понятно, что Леиных... А вот и не понятно – ибо дети бывших служанок тоже не получили подарков в виде красивой одежды. Но это не столь принципиальное замечание. Младшие вели себя, как старшие, а старшие его возненавидели – это главное.

Ряд следующих кадров: Йосеф пасет стада, рассказывает отцу нехорошие вещи о братьях, получает рубашку, становится ненавидимым в глазах остальных. И вроде все ясно: сам отец стад причиной нелюбви братьев к Йосефу, выделив его среди остальных и прямо продемонстрировав свое к нему особое отношение. Но извините! Мы уже в самом начале застали Йосефа в отдалении от сыновей Леи. Он предпочел общество других сыновей Яакова. Почему? Какое-то недопонимание уже легло между ним и старшими. Тень нелюбви уже осенила семью праведника. Какой нелюбви?

Все остальное выстаивается в четкую линию. Йосеф чурался общаться с сыновьями Леи – и потому доносил на них отцу. Отец опасности в этих доносах не увидел и подарил Йосефу обнову, показав тем самым, что считает поступок Йосефа правильным. Братья разозлились на любимчика – и стали его ненавидеть.

Но почему Йосеф изначально отошел от братьев. За что стал их не любить?

Прежде чем попытаться ответить на этот вопрос, посмотрим, что именно доносил Йосеф на братьев. Написано: "Веявэ Йосеф эт дибатам раа – И приносил Йосеф их плохие разговоры". Слово диба означает наговор, оговор, выставление в плохом свете. То же выражение употребляет Тора, когда рассказывает о возвращении в еврейский стан разведчиков, посланных народом разузнать о Святой земле, куда они направляются после Исхода из Египта (Бемидбар 13:32): "И распустили плохую молву о Стране, которую осмотрели". Диба – это и есть плохая молва. Но у нас сказано – плохая диба. Т.е. мало того, что диба, так еще и плохая. Как будто есть диба хорошая.

Мидраш рассказывает, что передавал о них Йосеф.

Понятно, мы не обязаны всю логику мотиваций выводить из мидраша: раз сама Тора не приводит объяснений, значит, они не настолько важны. И это действительно так. Мы и без добавочных сведений можем многое выучить. Но все же для полноты картины заглянем в мидраш[4].

Йосеф обращался к отцу за разрешением спора, который касался трактовки закона. Например: когда забивают животное, надо выполнить много специальных положений Торы. Одно из них – животное должно быть мертвым в ту же секунду, когда нож перерезает горло. Если он умирает чуть после, то оно считается "некашерным", треф.

Теперь вопрос: а если овца конвульсивно дернулась после того, как резник, зарезав ее, извлек нож? Что это, свидетельство затухания жизни, т.е. агония? Или рефлективное сокращение мышц уже мертвого тела? И даже если сокращение мышц – кто сказал, что мы имеем право есть это животное? Может, оно должно быть объявлено "некашерным", чтобы те, кто видит такое мышечное сокращение, не подумали, будто мы собираемся есть животное, которое еще жило несколько секунд после того, как нож был извлечен? Они посмотрят на нас, решат, что таков закон – и будут поступать так же: резать овец не до конца, те бьются, агонизируют, а они ждут, когда несчастные животные затихнут, и начинают готовить плов. Кто разрешил? – Да вот, братья Йосефа так поступают.

И в самом деле, братья считали, что пусть мышцы овцы дергаются, она уже мертвая, а это главное – есть можно. А что считал Йосеф? Считал, что, если животное дернулись, есть его нельзя. Теперь, отец, рассуди нас, пожалуйста.

Спор чисто алахический (связанный с пониманием алахи, еврейского закона), но и вполне практичен.

Почему разговор Йосефа с отцом назван "плохим доносом"? Дело, скорее всего, обстояло так. Йосеф не согласен с братьями в их трактовке закона. Братья не согласны с ним. И вот, вместо того чтобы решить вопрос в узком кругу, одна из спорящих сторон выходит на арбитраж, обращаясь к авторитету третьей стороны. Скажи отец, кто прав, а кто виноват – я поступаю так-то, а они так-то. И не подумал Йосеф, что отец может не просто сказать: правда на твоей, Йосеф, стороне, – а призвать братьев к ответу: почему вы нарушаете закон? Т.е. это и есть донос, а не мирное обсуждение теории.

В мидраше приведены еще несколько объяснений, какие именно из споров с братьями на тему закона принес Йосеф отцу. Нас интересует другое. Как Йосеф пошел на такое нарушение? Ведь донос – это один из случаев злословия, лашон-ара. Почему? Потому что сейчас у Яакова сформируется плохое мнение об остальных сыновьях.

Если бы Йосеф пришел к отцу и спросил, что надо делать в таком-то абстрактном случае, – другое дело. Но он поступил проще – показал отцу, как поступают остальные его сыновья-ученики. Зачем он так сделал?

Йосеф может объяснить свой поступок очень просто. Тора велит не проходить мимо нарушений, которые совершает другой еврей. Если ты видел, что твой ближний нарушает запрет Торы, и ничего не предпринял, чтобы предотвратить это нарушение, есть в нем и твоя доля.

Но как можно предотвратить нарушение, если нарушитель не склонен слушать твои призывы?

Есть несколько способов призвать его к порядку и тем самым предотвратить совершение греха или способствовать исправлению преступника, если тот уже сделал свое плохое дело (а заодно и помочь исправить ситуации, когда кто-то из-за него понес или может понести убыток и пр.).

Во-первых, надо поговорить с самим нарушителем. Предупредить его со всей серьезностью. Если беседа не помогает – попытаться найти такого человека, который сможет на него воздействовать в должной степени. При разговоре с таким авторитетом надо вести себя очень осторожно. Потому что Тора выступает категорически против любых плохих разговоров между двумя евреями о третьем, если в результате такого разговора в глазах хоть кого-нибудь, пусть теоретически, может упасть статус этого третьего еврея.

Но что делать в нашем случае? Надо при разговоре выполнить ряд необходимых условий: говорить только то, что видел сам, а не слышал от остальных; к общей картине не прибавлять от себя ни слова, не давать оценок, не опускать важных деталей, не прибегать к гиперболе, т.е. стараться быть максимально объективным. Также надо быть уверенным, что тот, к кому ты обращаешься за содействием, чтобы повлиял на нарушителя, смог на самом деле на него повлиять (это правило называется тоэлет, польза), без пользы ничего нельзя пересказывать; нельзя таить на нарушителя в сердце никаких обид и тем более нелюбви, потому что нелюбовь обязательно скажется на твоем рассказе и тем самым будут нарушены все перечисленные условия.

Со стороны слушателя (того самого авторитета) надо тоже соблюсти несколько правил: у него в результате услышанного рассказа не должно быть никакого предубеждения по отношению к герою этого рассказа; он никак не использует полученные сведения против нарушителя – вплоть до того, что не станет к нему хуже относиться после услышанного.

Что сделал Йосеф? Он действительно был уверен, что братья нарушают закон. Т.е. спор велся не в теоретической плоскости, а на практике. Говорил он с ними или не говорил – мы не знаем. Возможно, что долгих обсуждений он с ними не вел. Потому что братья не склоны были слушать долгие разговоры. Не забывайте, они только что вырезали целый город! Они вообще люди решительные.

К примеру (мы об этом только что говорили), Реувен, решив, что отец обижает его мать, пошел и учинил непристойную сцену в шатре у Билы. Короче, братья, как хотят, так и поступают. Пойди, поспорь с ними! А пройти мимо нарушения Тора не позволяет. Вот Йосеф и пришел к отцу: повлияй на них, только тебя они могут послушать.

Какое правило из приведенных выше не выполнил Йосеф? Перечислим. Говорил осторожно? Вне всякого сомнения. Ничего не прибавлял от себя, не сгущал краски? Можно не сомневаться. Так в чем дело? А в том, что при этом он их не любил.

И весь разговор Йосефа с отцом в один миг превратился в страшное нарушение. Хотел остановить других – и нарушил сам. Диба раа, плохая молва, злой язык.

Правило простое: не любишь – молчи, не говори о том, кого не любишь. А Йосеф их не любил. И тут мы снова возвращаемся к нашему первому вопросу: за что?

Что сделали братья такого, за что Йосеф их мог не любить? Обозревая события в семье Яакова до нашего момента, мы вроде бы ничего не нашли. Вырезан Шхем – вряд ли за это Йосеф, сын Рахели, мог невзлюбить сыновей Леи.

Хотя, присмотритесь, что-то в этом есть: Шимон и Леви заступились за Дину, дочь Леи, сказав: "Что, как с блудницей будут поступать с нашей сестрой?" Единокровные (по отцу и по матери) стоят горой друг за друга. Но откуда у нас доказательства, что те же Шимон и Леви бросились бы вырезать город, соверши его правитель такое же дело с сестрой Йосефа, если бы у того была сестра?

Итак, остается последнее. История с Реувеном. Пошел Реувен и перевернул постель отца в шатре Билы. Потому что не мог видеть страдания матери, которая мучилась оттого, что Яаков и после смерти ее сестры-соперницы, не возвращается к ней. Как при жизни Рахели игнорировал Лею, так и после смерти любимой жены продолжал, как раньше, относиться к старшей дочери Лавана. И хотя та родила Яакову шесть сыновей, больше остальных жен, не чувствовала она себя счастливой, мучаясь от равнодушия мужа, который был переполнен только одним – любовью к Рахели.

Реувен такое отцовское поведение счел неправильным по отношению к матери и выступил как поборник справедливости. Хорошо, пока Рахель жива, ты, отец, мог, как хотел, показывать свое к ней отношение. У той действительно была непростая жизнь. Она чуть не потеряла возможность стать женой Яакова, когда хитрец Лаван подсунул тому на свадьбе Лею. Она всю жизнь убивалась по поводу своего бесплодия, в то время как ее сестра рожала один за другим сыновей. Она и прожила-то на удивление мало – тридцать шесть лет, скончавшись, когда вся семья медленно двигалась по земле Кенаана в сторону Беер-Шевы, где жил Ицхак с Ривкой, свекор со свекровью. Рахель так и не повидалась со своей родной теткой и свекровью, Ривкой. Не видела ее в детстве – и тут встретиться не довелось: обе скончались в один день. Разве это срок для жизни?

Но теперь-то Рахели нет с нами. Так зачем обижать живущих? Зачем обижать Лею, которая в молодости выплакала глаза, опасаясь, что ее выдадут за злодея Эсава, а теперь проплакала многие годы, постоянно проигрывая Рахели в битве за обладание мужем? Переезжай к Лее, отец, неужели ты не понимаешь, что она мучается?

Пошел Реувен и перевернул постель отца. А остальные сыновья? О них ничего не написано. Но можно понять, что дети Леи молчаливо со старшим братом согласились.

Возможно, в этот момент и началась вся история с продажей Йосефа?

Вот, он стоит в глубине кадра – одни глаза в полоске света. Мальчика почти не видно с яркой площади в центре стана, где расположилась живописная группа: раздосадованный Яаков над горой кем-то брошенного в песок постельного белья с коврами; молчащие братья, расстроенный Реувен, толпа изумленных слуг и служанок. На втором плане идет ряд островерхих шатров, а за ними силуэты флегматичных верблюдов.

Камера панорамирует на лицо перепуганного мальчика, стоящего в тени у крайней кулисы. Он смотрит на братьев, будто что-то ждет от них. Ждет томительно долго. Ну же, ну скажите же что-нибудь против Реувена, встаньте на мою сторону, защитите.

Но люди меньше всего думают о ребенке, прячущемся за шатром. Они заняты выяснением своих отношений.

Наконец он понимает, что никто осуждать Реувена не будет. Они на стороне своего старшего брата, они против памяти недавно умершей Рахели. Да-да, в этом нет сомнения, они все вместе против Йосефа.

В детских глазах появляются слезы – Йосеф исчезает в мраке шатров.

[1] Мой друг раввин Гади Поллак говорит: перекочевала в морозилку.

[2] Помните? Яаков "украл" у Эсава его благословение и, по совету Ривки, его матери, бежал из страны "на несколько дней", затянувшихся на годы.

[3] Посмотрите на структуру фразы: "Йосеф – семнадцать лет – пас с братьями стада – юноша – с сыновьями Билы и Зилпы – жены его отца". Сказано и "с братьями", и "с сыновьями жен отца". Почему?

[4] Ведь даже просмотр фильма не отбивает у зрителей интереса побеседовать с режиссером, послушать его интервью, задать ряд вопросов. Хотя фильм говорит сам за себя!

Теги: Тора, Праотцы, Недельный раздел