Отложить Отложено Подписаться Вы подписаны
Статья мной написана давно. Но до сих пор не встречал ее читателей. Так что будем считать, что вы – первые. Текст даю почти без изменений.
Эпиграф. "Документы, если сравнить их с оружием, стреляют дважды. Первый раз – когда их применяют по назначению. Второй раз – когда их находят в архиве".
Огюст Денуайе, "Тонкость резца"
Из этой темы, право же, надо было сделать научную статью. Сначала собрать всю библиографию (полдня работы: информация с индексами книг уже собрана и кочует из монографии в монографию, правда на иврите, ну так я и говорю – полдня работы), затем пролистать наиболее интересные материалы (три дня походов по книжным лавкам Меа-Шеарим), описать их, дополнив собственной версией (несколько вечеров за компьютером), и наконец проконсультироваться с экспертами, отыскав последних где-нибудь в Иерусалимском университете, благо вся дорога туда – полчаса на автобусе, не больше.
Что еще? Ах да, найти знакомых в соответствующих науках – и подать заявку на участие в конференции, параллельно отослав статью в какой-нибудь альманах, специализирующийся по еврейской истории (должны же быть такие). Ну и выступить на этой самой конференции.
Представляю себе картину: время к обеду, все клюют носом, я стою за кафедрой и вещаю на "птичьем языке", принятом в ученых кругах. После выступления кто-нибудь еще подойдет, задаст пару необязательных вопросов, а затем все скатится к стандартному: как вы там с арабами? – и мы направимся в столовую; вернее, все направятся, а я откажусь, потому что соблюдаю кашрут, что для коллег намного интересней, чем тема моего выступления; вот об этом и поговорим вечером за чашкой чая. Господи, какая скука!
Вечером, уже знаю заранее, руководитель секции, патетически закатывая глаза, воскликнет: "Нет, я торчу, это все равно, что, изучая древних греков, встретить одного из них живьем на конференции да еще в хитоне". И начнет тыкать пальцем в мою сторону, намекая на то, что черные костюм и шляпа, и тем более пейсы отлично сопрягаются с контекстом заседаний: "Жизнь еврейского местечка Восточной Европы 19 века". Сплошной сюр, вы не находите?
И все равно, до такой степени нестандартно началось мое личное погружение в еврейскую историю указанного периода и настолько оно не по правилам закончилось, что мне показалось как-то не с руки отписываться научной статьей.
Посудите сами.
Живет моя семья обычной израильской жизнью – и вдруг телефонный звонок. Говорят на иврите, просят меня, спрашивают, могу ли перевести несколько листов с русского на еврейский.
– "А в чем, собственно, дело?"
– "Нам сказали, что вы работаете над переводами, а у нас тут срочные бумаги, только что факсом получены из Белоруссии. Буквально полчаса назад. Вы не могли бы их посмотреть?"
– "Я и моя семья не из Белоруссии. Мы из Москвы. И очень давно".
– "Извините", – говорит абонент. По голосу слышно, как волнуется. Добавляет: – "Самое главное я пропустил. Нашим издательством подготовлена книга с подробной историей Воложинской ешивы. Вы о такой слышали?"
– "О ешиве? Да, конечно". (Кто же из нас о ней не слышал, если мы в ешивах больше десяти лет учимся и преподаем?)
– "Отлично! Книга готова к печати. Но мы решили дополнить ее подлинными документами той эпохи. Сделали неофициальный запрос в израильское посольство в Минске, там нас связали с одним человеком, религиозным евреем, он взялся выяснить. Теперь сообщил, что походил по местным инстанциям, дошел до архивов, подмазал кого надо. А сегодня утром мы получили копии по факсу. Приезжать?"
Вы много поняли из этого сообщения? А я понял все! И почти моментально. Жена говорит, у меня даже лицо побледнело. Я только спросил:
– "И донос тоже там?" (И поныне у меня сердце начинает биться, когда вспоминаю тот момент.)
Из трубки произнесли:
– "Скорее всего. Но мы не понимаем по-русски. Судя по почерку, что-то похожее тут лежит. Приезжать?"
Господи, что он говорит! "Судя по почерку". Как по почерку можно судить, донос перед тобой или простая записка? Ладно, сейчас посмотрим.
Он появился через четверть часа. Ровно столько времени мне потребовалось на объяснение ситуации своей жене и старшей дочери, которая в тот час оказалась дома.
В прихожую вошел невысокого роста человек. Не помню, как он выглядел, вернее, отлично помню, но это память не "первого взгляда", а много позже. При первой встрече в дверях я смотрел не на него, а на его руки, еще точнее – на обычную папку, которую он держал.
Я потянулся к ней, чтобы взять, но он почему-то решил пожать протянутую руку, потом понял, что ошибся, неловко замешкался – и тут же передал мне папку.
Схватив, я мигом ее раскрыл и начал лихорадочно перебирать листы. Ни я, ни он не догадывались, что надо бы пройти в комнату, сесть, сказать что-нибудь обязательное и ненужное: "как дела?", "слава Богу" и т.д., а жена с дочерью должны были засуетиться, предложить воды со льдом и пр. и пр.
Нет, мы стояли в тесной прихожей, я рылся в папке, он заглядывал внутрь, словно неожиданно обрел дар понимания русского языка, сзади стояли мои женщины, – все сгорали от нетерпения: есть ли среди бумаг донос? что в нем написано? а главное – кто написал?
И наконец – вот они, три листа копий. Я так и сказал: вот. Одновременно со мной он тоже выдохнул на иврите: инэй.
Вот, в моих руках – донос на Воложинскую ешиву!
Тот самый, который, согласно полицейскому протоколу, сыграл роль формальной причины закрытия самого прославленного еврейского учебного заведения за последние двадцать столетий.
Да-да, не было в нашем народе другой академии такого уровня ни в одной стране рассеяния с тех пор, как римляне сожгли Храм и изгнали наших предков из Святой земли. Всем ешивам ешива!
Собирались ученые коллегии в Явне и Тверии, но там не учили законы, а принимали их. Открывались высочайшие школы в Вавилонии, но и там не учили Талмуд, а составляли его, – это не одно и то же.
И только в Воложине изучали, преподавали, обосновывали, комментировали, передавали потомкам, – делали все, чтобы Талмуд дошел до нас, чтобы и мы передали его дальше; но мы-то передадим его через множество ешив, а тогда во всем мире была единственная – ешива в Воложине. Как цадик в окружении хасидов, как солнце на небе, как Тора среди прочих книг.
После многих лет борьбы "с еврейским мракобесием" русские власти ее закрыли, опечатали, заколотили досками вот из-за этих листочков, которые я сейчас держу в руках… Ну ладно, пусть держу я всего лишь копии, какая разница, если их еще ни разу никто из наших не читал!
В книгах до сих пишут, что эту бумагу на имя Инспектора училищ Виленской губернии составили сами ешиботники – иначе в ней и весу бы не было. Ах, позор-то какой – для всего ешибота. Нет, чтобы просто уйти, оставить учебное заведение, которое тебе не по нраву. Раз не хочешь учить Талмуд – отправляйся в большой мир, двери открыты. Нет, ославили, опозорили. Сами себя!
Но кто именно? Вот в чем вопрос.
В свое время из стен Воложина вышло много знаменитых людей, которые затем посвятили жизнь вполне светской деятельности. Например, писатель Бердичевский и поэт Бялик. Если б мы занялись составлением сотни первых имен российского еврейства, то в наш рейтинг непременно вошли бы оба. Но люди такого уровня никогда не опускаются до низости писать доносы на своих учителей. Нет, тут кто-то другой. Душой пониже и талантом побездарней.
Хотя, если подумать, откуда в Воложинской ешиве бездарные студенты? Чтобы в нее попасть, надо было пройти через сито многочасовых экзаменов. Это вам не физика с химией, а Талмуд! Да и тяжело там было бы подлецу учиться – не тот контингент вокруг, совсем не тот…
И, тем не менее, вот уже сотню лет считается, что донос написан ешиботниками. Пойди теперь, проверь и опровергни слухи.
Вот мы сейчас и проверим!
Итак, первым делом, как только три листа доноса оказываются в моих руках, я сразу же открываю последний из них. И читаю размашистую подпись, поставленную внизу детским почерком. Вслух читаю, громко, по-русски (как и написано): Глас всего Ешибота.
Последняя страница доноса с подписью. Картинка сделана из копии, полученной факсом
Мой посетитель стоит рядом, еще ничего не понимает, просит перевести на иврит. Перевожу: "Глас всего ешибота" – "Аколь шель коль аешива". Или еще проще: аноним! (Фу ты, отираю пот со лба.) Что вообще-то и требовалось ожидать.
Досадно, конечно. А мы что – полагали, что кто-то поставит свою настоящую подпись? Под этой инсинуацией? Под этой страшной диффамацией? (Какие там еще синонимы бывают у доноса?)
Напряжение спало, мы расселись в салоне за столом и принялись просматривать все документы, – что тоже вполне волнительно, потому что они, повторяю, еще никем не читаны. А если учесть, что на большинстве представленных копий сверху в правом углу стоит непритязательный гриф "секретно", то ситуация вообще становится почти уголовной: секретность-то пока никто не отменил. Не успели отменить за сто с лишним лет, не удосужились.
Кстати, судя по всему, мы, получается, уголовники. И отвечать нам по суду, но не истории, а – непонятно какому. Потому что архив, из которого документы скопированы (изъяты, украдены), хоть и белорусский, да сами они формально принадлежат канцелярии Министерства внутренних дел Российской империи! Царское МВД, слышали о таком? Народовольцы, социал-демократы и большевики шли только по нему. А вкупе с ними, оказывается, и Воложинская ешива!
Страшно подумать, какие волны истории прокатились над этими документами, – а они, смотрите, целехоньки (в смысле, не исчезли), словно их вчера положили. Покоятся себе на месте, пронумерованные и подшитые, со всеми полагающимися грифами и печатями.
Ни Первая мировая война, ни Гражданская, ни Вторая мировая, – ничего с ними не поделали. Все прошло и сгинуло – пожары и разгромы, разруха и эвакуации. Власть несколько раз менялась, чиновники переходили с языка на язык, все вокруг летело в тартарары, здания рушились, города взрывались, – а они сохранились. Чудо какое-то, честное слово!
Людские кладбища, и те разворочены, следов не найдешь. А тут погост схороненных бумаг: рука человека "не ступала"; лежат, нас дожидаются, чтобы ожить и сказать свое еще не досказанное слово. Сейчас они это последнее слово скажут. Вот только прочтем и переведем…
** **
Книга вышла через три месяца.
Переводы всех документов, представленных в ней на русском языке, сделаны моей женой и дочерью: несколько вечеров сидели, искали на иврите выражения, эквивалентные столетней давности русскому "канцеляриту", – адская работа.
Я занимался расшифровкой нескольких материалов, написанных от руки. Заинтересованным мог бы выслать электронной почтой свои записи, включая сам донос, – и был бы тому рад. Да одно останавливает – есть причина, о которой я напишу чуть ниже, окей?
Кстати, копии документов (те, что пришли по международному факсу) хранятся у издателей книги о Воложине. Саму книгу (с адресом издателей, указанном на титуле) можно найти в любом книжном магазине Бней-Брака или районов Меа-Шеарим и Геула в Иерусалиме. Обложка синяя, на ней стоит – "Тойлдойс бейс Ашем бе-Воложин", "История Воложинской ешивы", в двух частях, 350 страниц с фотографиями, стоит сущие копейки. Я не рекламирую, а просто рекомендую. Ибо писать о ешиве, а к этому моя душа сама тянется, настолько в ее истории, как в зеркале, отразилась вся еврейская жизнь тогдашней России, – так вот, писать об этой ешиве можно много и со вкусом (если умело). Но тогда получится статья на историческую тему. А ей место в историческом журнале или альманахе (см. выше).
Поэтому ограничусь цитатами из двух документов. Первый привожу полностью, с сохранением стиля, орфографии и, простите, ошибок (кроме начертания букв, отмененных реформой 1918 года). Подчеркнутые места выделены автором текста, его желанию я решил не перечить и все оставил как есть.
"В 3-е Отделение собственной его Императорского Величества Канцелярии.
7 сентября 1879 г.
Господину управляющему Министерством Внутренних Дел.
Господин Министр юстиции препроводил на мое заключение дознание по обвинению раввина местечка Воложина Ошмянского уезда Виленской губернии Нафтали Гирша Йуды Берлина в том, что под его покровительством проживает в назначенном местечке до 250 человек неблагонамеренных евреев, которые составляют особое общество, порицающее правительство и имеющее разные преступные замыслы. Обвинение это оказалось бездоказанным, и я, согласно с мнением Статс-Секретаря Набокова, полагаю дело о Берлине дальнейшим производством прекратить.
Но при рассмотрении этого дела я не мог не обратить внимания на то, что в Воложине существует школа для приготовления ученых раввинов (ешибот), которая основана около 100 лет назад и в 1824 г. была официально закрыта, но в сущности остается до настоящего времени и пользуется большою известностью; в ней находится от 200 до 250 учеников из разных мест России и даже из-за границы.
Принимая во внимание, что, если распоряжение Правительства о закрытии Воложинского ешибота было вызвано его враждебным направлением, то и негласное его существование не может быть допускаемо, я считаю долгом сообщить об этом на усмотрение Вашего Превосходительства, покорнейше прося о последующем уведомлении меня.
Генерал-Адъютант (подпись неразборчива)".
Из второго документа следует, что автором только что приведенной записки был шеф жандармов генерал-адъютант Александр Романович Дрентельн. А упомянутый в записке господин Набоков, который заступился за евреев, – дедушка писателя Владимира Владимировича Набокова.
Интересно, почему если праведный человек, то он праведен во всем, вплоть до служебных записок? А если подлец, то тоже тотально, буквально в любой мелочи!.. Ну, это я так, попутно; с пера, что называется, сорвалось.
Про раввина Нафтали Гирша Йуду Берлина (на самом деле полное имя – раби Нафтали Цви Ирш Йеуда Берлин, сокращено Анецив), могу только сказать, что был он крупнейшим в своем столетии талмудистом и ученым Торы. Его сочинения, как и книги его сына, соратников и учеников, изучаются со всем тщанием и сегодня. Историй про него и его поколение, поверьте, у меня скопилось столько, что могу спокойно ими заполнить многие газетные полосы, – был бы заказ со стороны редакторов и интерес со стороны читателей. (Честное слово, руки чешутся прямо сейчас написать, как рав Берлин стал раввином, а мог стать простым портным, и почему не стал портным, хотя вроде бы все к тому шло… Но нельзя, нельзя писать об этом, тема у нас сегодня немножко другая, как-нибудь в другой раз.)
А пока отметим, что обвинение в преступности замыслов студентов ешибота "оказалось бездоказанным".
Теперь пара выдержек из совсем другой докладной записки, явно составленной в тоне, враждебном в адрес евреев. Писал, как указано в титуле, "Виленский, Ковенский и Гродненский генерал-губернатор", дата – 10 апреля 1890 года, адресат: "Господину Министру Внутренних Дел", не больше не меньше.
"Хотя в действии Воложинского кружка и не обнаружено каких-либо целей политического характера, тем не менее существование без ведома и разрешения Правительства среди учащихся Воложинского ешибота подобного кружка деятелей подтверждает неоднократно возбуждающийся вопрос о ненормальном положении Воложинского ешибота".
Еще оттуда же:
"Сообщая о вышеизложенном Вашему Превосходительству и принимая во внимание, что Воложинский ешибот служит рассадником еврейского фанатизма и притоном для евреев сомнительной благонадежности, которые с поступлением в число учеников ешибота ускользают от бдительности Полицейского надзора и легко могут укрываться от исполнения воинской обязанности и судебного преследования; что сей ешибот, как я выше сказал, состоит под руководством лиц, не только ни слова не понимающих по-русски, но и враждебно относящихся к изучению русского языка и других предметов общего образования; что в ешибот принимаются евреи разного возраста и положения… и таких воспитанников считается в ешиботе от 400 до 450 человек… что в заведении этом можно видеть могущество кагала, управляющего евреями Северо-Западного округа деспотически и имеющего громадное антиправительственное влияние на всю массу евреев, я признаю положительно вредным дальнейшее существование Воложинского ешибота и потому полагал бы безусловно необходимым, в случае решения вопроса о совершенном закрытии Воложинского ешибота, в то же время принять и самые энергичные меры против лиц, стоящих ныне во главе этого учреждения, высылкою в разные местности, дабы этим раз и навсегда положить конец существованию этого антиправительственного учреждения, в противном же случае цель не будет достигнута и ешибот по-прежнему, как и было до сих пор, будет существовать, только не гласно, а тайно".
Подчеркнутые места, опять-таки, отмечены не мной, а автором, на этот раз Виленским генерал-губернатором.
Кстати, на вас не производит впечатления высота занимаемых постов действующих лиц? Но так и должно быть: кто еще будет заниматься еврейской ешивой, если не самые ответственные чины государства! К кому будут обращены эти совершенно секретные документы, если не к министрам и самому царю-императору!
Постановили, чтобы все учебные заведения империи обязательно ввели в расписание занятий несколько часов изучения русского языка. Но проверяли на этот счет один Воложин. Получается, что только для него просветители и старались. Не для убогих школ далеких корякских кочевий, не для медресе в Ташкенте или католических гимназий Риги, а лишь для одной единственной ешивы!
И как только ее распустили, а семью раввинов Берлиных выслали из Воложина, – сразу же про тот указ забыли, и исчез он невостребованный, чтобы никогда больше не появляться на просторах российского образования. Его и поныне нет: хотите открыть в центре Москвы классы без единого часа преподавания русской речи – пожалуйста, заплатите только за лицензию…
** **
Ну да ладно. Что там у нас еще осталось? Ах да, донос. Кем был писан и зачем?
На второй вопрос ответ, вроде бы, очевиден: чтобы закрыли ешиву, вот зачем.
Были такие советники в Министерстве народного просвещения, которые считали, что, если оторвать евреев от Торы и Талмуда, они легко вольются в общегосударственную жизнь. Мне лень вступать в дискуссию, правы они были или нет. Вроде бы в ту пору быть оторванным от еврейской веры означало – быть привлеченным к вере христианской. Но я не настаиваю, пусть они были правы. Только вот какими методами они пользовались против "рассадника еврейского фанатизма и притона для евреев сомнительной благонадежности"? (Мне такого слога никогда не достичь, да и вам тоже, можете потренироваться.)
Методы стары как мир: найти внутри "притона" своих единомышленников, пусть напишут жалобу, она будет услышана – и "притон" прикроют, чего уж проще!
Так и сделали. Написали жалобу, рассмотрели, приняли решение, дверь заколотили, раввинов прогнали.
А в еврейском мире остался тяжелый осадок: как же так – свои поддались на провокацию? Не может быть.
Вот о чем я думал, когда держал эти листы в руках. Не может быть.
Но с другой стороны, вот же, сам смотри и читай.
Я читал, моя жена читала, друзья читали; на семинарах, куда меня приглашали лектором, много раз показывал слушателям, все смотрели, изучали, качали головами: все может быть. Возможно – ешиботники писали, возможно – кто-то подставной, со стороны. Уж больно неграмотно.
Сейчас я дам оттуда цитату. Но сначала замечу, что написано всё действительно неумелым почерком. Без всякого соблюдения пунктуации, ломаными фразами, не обращая внимания на согласования падежей, без пропусков между словами и пр.
Одно только настораживает: сначала идут детские каракули, трудно поддающиеся прочтению. Потом строчка выравнивается, пока не достигает вполне приемлемого вида, да вдруг снова ломается, будто автор вспомнил, что не обладает навыками письма "слева направо", и не знаком с прописными и заглавными буквами.
Это подозрительно, но не доказывает. На текст же полюбуйтесь сами. Даю с соблюдением всего, что можно было оставить (кроме "твердого знака" в конце слов). Оставил даже "яти", потом объясню зачем (читаются как "е"; надеюсь, глаз ломать не будет). Итак…
Погодите, обнаружилась еще одна трудность.
Дело в том, что автор доноса позволил себе ряд недопустимых выражений в адрес раввинов. Я не переживаю за честь доносчика, но в еврейской литературе такие цитаты приводить запрещено. Например, в израильской книге, о которой речь шла выше, все указанные выражения спрятаны за многоточие. Но что делать, если мне понадобятся именно эти запрещенные слова? Поэтому я решил поступить следующим образом: непристойную фразу тоже уберу за точки, но некоторые слова оставлю в скобках (как образец грамотности автора), согласны? Итак:
Первая страница доноса. Картинка сделана из копии, полученной факсом
"Воложин 20 Декабря 1891 года.
Многоувожаемому /так в оригинале/ Господину Инспектору Училищ Виленск(ой) Губ(ернии).
Ваше Превосходительство!
Не пеняйте на нас, что мы осмѢливаемся теперь, докучить Вашего превосходительства, таким письмом полным ошибками в большом количествѢ. ВѢрьте нам что и мы очень хочем быть образованными людьми, полезными отечеству, не мы виноваты в том; Предводителя Ешибота Х. Берлина, его слѢдует обвинять в том, он не то, что не сдѢлает из Ешибота в родѢ Семинарiи, как и отец свой; но даже кто занимается образованием, в домѢ и тому очень плохо бывает, потомучто Раввин Х. Берлин очень скверный и страшный враг образованiя, никто не выходит чисто из рук его если только занимается образованiями и вообще Русским языком.
До сих пор, пока вашего превосходительства здѢсь еще не было, мы не могли имѢть честь писать к Вам, о всем что дѢлается в ЕшиботѢ, потому что новый предводитель Ешибота Хаим Берлин снимает с почты всѢ письма что мы посылаем, и цензурует, ничего не написано ли чего либо о нем. Но теперь так как Ваше превосходительсто /так в оригинале/ увѢряло нам что Вы будете принимать наши просьбы, мы осмѢлились имѢть честь писать к Вам эту просьбу, писать к Вам навѢрно о всем, что сдѢлается и слышно в ЕшиботѢ. Так как Раввин Г. Л. Берлин, бывший донынѢ предводитель Ешибота, по старости лѢт отказался и передал свою службу сыну своему Хаиму Берлину, но он /тут мы делаем пропуск, оставив лишь несколько слов: всегда, его, в ЕшиботѢ, ничѢго, невѢжа, отвѢтить, очень, не знает…/ поэтому он очень мстит нас, что Боже спаси. Поэтому очень просим сжалуйтесь над нами, будьте так добры недопускать его быть предводителем Ешибота, потому мы тогда несчастны, он навѢрно будет вызвать "Херем" как он сдѢлал уже в этом мѢсяцѢ на 19 человѢк и многих из них принуждены оставить Воложин и поѢхать а нѢкоторых бывают в больших бѢдностей. Спасите Спасите!
Глас всего Ешибота".
Прочитали? Славный образец, не правда ли? Ничего не поделаешь, такова наша с вами российско-еврейская история. "Двести лет наедине с собой".
А теперь по существу. Весь текст можно разбить на две смысловые части. Первая: мы неграмотные, помогите нам приобщиться к образованию и просвещению, чтобы стать полезными отечеству. В доказательство – вот вам наше письмо, читайте и любуйтесь, как мы пишем по-русски. Вторая тема: всему виной раввины, уберите их от нас – и мы тут же исправимся.
Взялся я за эту статью с единственной целью – выяснить авторство доноса. Что касается приведенных характеристик знаменитых раввинов – то даже как-то неудобно: для кого это писалось? Явно не для меня: я обоих ученых – и отца, и сына – знаю по их книгам. До Воложина раби Хаим Берлин раввинствовал в Москве, а через несколько лет после описываемых событий был избран Главным раввином ашкеназской общины Иерусалима. На эту должность невеж-неучей и людей неправедных, вроде, не берут. Так что давайте раввинскую тему оставим, а сосредоточимся на главном – кто же так безграмотно писал?
Можно предположить несколько вариантов.
Первый: писал ешиботник, дремучий и несведущий в русской грамматике. Вроде Ваньки Жукова из чеховского рассказа. Оба персонажа жили и "творили" примерно в одну эпоху. Все отличие – во внешнем виде: юный Ванька стрижен "под горшок", бос, рубаха-косоворотка без пуговиц, на глазах слезы блестят в свете коптящей лучины. Наш доноситель – возрастом постарше, лапсердак до пола, на макушке ермолка, никаких слез в сухих темных глазах, блестящих от напряжения. По-русски – и блондин, и брюнет – пишут одинаково.
Второй вариант: писал не "ешиве-бохур" (так звали ешиботников), а человек со стороны, выпускник, скажем, Петербургского университета, выкрест, активный член какой-нибудь комиссии по изысканию возможностей привлечения еврейского населения к полезному образованию и труду. Писал, выдавая себя за ешиботника.
Есть еще третий вариант: ешиботник, но грамотный. Выучил русскую речь, пряча книгу под партой, теперь борется с засильем ортодоксов, что называется, изнутри заведения. Этот вариант как-то сразу блекнет, потому что возникает вопрос: если ты идейный (а не номенклатурный) борец за прогресс в области образования, то, наверное, и с этикой у тебя все в порядке. Тогда зачем притворяешься неграмотным, пишешь доносы, оговариваешь преподавателей, обвиняя их во всех греках? Поэтому давайте этот вариант сразу отбросим. Ко всему прочему, студенту Воложинской ешивы просто времени не хватало заниматься чем-нибудь иным, кроме Торы и Талмуда, это отмечалось во всех книгах и документах той поры. А кто хотел оставить Талмуд, тот уходил, скажем, в казенное училище, – таких примеров сколько угодно.
Итак, или первый вариант, или второй. Либо безграмотный пейсатый Ванька Жуков, либо "подсадной" борец против раввинов-вредителей.
Определив круг "подозреваемых", приступаем к грамматическому анализу.
Первым делом обращаем внимание, что наличествует всего одна очевидная ошибка, в самом начале: "многоувожаемый". Судя по остальному тексту ("предводитель" – но не "придвадитель"; "образование" – но не "аброзавание"), сделана она скорее от усердия, чем по незнанию. Есть еще явная опечатка: "превосходительсто". А также диалектные огрехи: "хочем" и "сжалуйтесь". Но и все! Остальной текст всего лишь свидетельствует, что автор не имеет практики разговора на русском языке и явно находится вне русской культуры. Или притворяется, что находится. (Согласен-согласен, пока лишь необоснованное обвинение.)
С запятыми он попросту незнаком. Ну, так положим руку на сердце, многие ли из нашего окружения могут похвастать, что владеют тайнами русской пунктуации? Хотя, позвольте – разве ни о чем не говорит запятая в фразе: "быть образованными людьми, полезными отечеству"? Очень подозрительная запятая, присмотритесь-ка, какая-то она излишне правильная и уместная. Есть и ей подобные… Ладно, здесь тоже не буду настаивать: на роль доказательства эти примеры не дотягивают, поскольку возможна и случайность.
** **
Не знаю, поверите ли, но на каком-то этапе у меня руки опустились: как определить уровень грамотности автора доноса?
С одной стороны, стиль местечкового дурачка. С другой стороны, все безударные "о" на месте (кроме одного случая). "Твердый знак" нигде не пропущен. (Его раньше ставили в конце слова после твердой согласной.) И даже три случая употребления "i" абсолютно верны. (Общее правило звучало так: "i" – перед любой гласной, в остальных видах – "и"; исключение – "мiр", вселенная, все люди, община.)
И все же нашелся способ. Не по запятым и стилистике – их можно подделать. А по букве Ѣ,"ять"!
Если верить учебникам и энциклопедиям (например, "Аванта", 10 том, "Языкознание. Русский язык", стр. 287), никакого общего правила для грамотного написания этой буквы не существовало. Все слова с "ять" надо было учить особо. А раз так, то понятно, почему именно по ней проверяли в те времена грамотность письма.
Вот вам примеры из доноса, что лежит перед нами, буквально несколько слов. Прочтите эти слова друзьям, пусть попробуют угадать, где пишется "ять", а где заурядная "е": донынѢ, человѢк, невѢжа, ничѢм, осмѢливаемся, слѢдует, лѢт, в домѢ, Боже, отечество, мѢсяц, честь и вѢра.
Впрочем, мы еще не знаем, как они пишутся на самом деле; примеры взяты из текста, который сейчас будет подвергнут экспертизе. Но, так или иначе, гадать вашим товарищам придется совершенно вслѢпую, увѢряю вас.
Сейчас мы откроем словарь и проверим. Впрочем, прежде чем открыть словарь, давайте подумаем, какой можно ожидать результат. Без всякого словаря попробуем сделать предварительный прогноз: сколько ошибок автор доноса сделал, употребляя эти две буквы – "е" и "ять"? Назовем самые оценочные проценты, вполне приблизительно.
Мне, например, казалось, да и сейчас кажется, что неграмотный человек (вроде меня) будет лепить "яти", что называется, "на холодную", от души, или по какому-нибудь вполне эмпирическому правилу, например: "е" в восьми случаях из десяти, "ять" – в двух. Ибо прописную "ять" писать посложней, чем "е": контур отмененной буквы напоминает траекторию шляпы, которой размахивает галантный дворянин, расшаркивающийся перед высокородной дамой. В то время как "е" – всего лишь холодный поклон.
И еще одна подсказка: буква "ять" встречалась много реже, чем буква "е", чему свидетельствовали хотя бы вывески на магазинах. Неграмотный еврей, взявшийся писать донос, без спору, должен был об этом знать.
Но пора приступать к проверке. Итак, что я сделал? Будучи человеком простым, я выписал все слова из доноса с буквами "ять" и "е". Причем выписал двумя колонками. Получилось: в первой колонке – слова с 32 буквами "ять", во второй – слова с 121 буквой "е"; подсчитайте сами. Некоторые слова вошли в обе колонки, например "дѢлается" (если, повторяю, доверять автору доноса, – ну да ведь его-то мы сейчас и проверим!).
Для статистического анализа вполне репрезентативная выборка – 153 буквы, ни один ученый буквоед (извините за игру слов) носа не подточит, согласны?
После чего я открыл словарь Даля и засел за работу… Господа, вы еще не сделали ставки? Торопитесь, сейчас будет объявлен результат забега…
Первым идет слово "декабря". Нахожу в Дале – ставлю отметку в своей таблице. Второе слово: "высокоувожаемый". Заодно проверяю букву "о" в корне. Ошибка! У Даля стоит "а" – как и у нас сегодня. Снова ставлю отметку по поводу "е" в суффиксе.
Потом идут: "не пеняйте", "осмѢливаемся", "теперь". Так и сижу почти час над книгой и копией доноса – изучаю старую орфографию. Поверьте, интереснейшее занятие! Особенно если учесть, что не просто читаю, сверяю и ставлю отметки "вѢрно", "не вѢрно", но придирчиво тестирую грамотность человека, который, несмотря на полную безымянность, умудрился оставить след в еврейской истории. Да еще какой след. Сочинил донос на крупнейшую еврейскую академию!
И как только мной был получен результат – я сразу же бросился к жене.
Она посмотрела на листочек с двумя моими колонками и сделала, извините за выражение, круглые глаза, произнеся при этом: не может быть!
Тут же на месте я снова открыл словарь, – и теперь все слова были проверены уже "в четыре глаза". Еще полчаса работы, но надо было убедиться, что ничего не пропущено.
Результат: ни одной ошибки! Стопроцентное попадание. Абсолютный рекорд. В смысле – рекорд абсолютной грамотности!
Если быть точным, найдена одна описка – слово "ничѢго" (надо "ничего") в выражении "ничѢго не знает отвѢтить" (как раз в том пропущенном месте, где автор опускается до ругани в адрес учителей). Почему мне кажется, что это описка? Да потому что выше, в фразе "и цензурует, ничего не написано ли чего либо о нем", никаких отклонений от тогдашних грамматических норм нет (чего, конечно, нельзя сказать о стилистике предложения, потому что перед нами – несомненная калька с реплики на идиш).
Итак, грамотей писал, грамотей!
А почему не притворился? Взял бы да поменял в некоторых местах "е" на "ять" и наоборот. "Втер бы очки" русским чиновникам, если уж решил выдать себя за несчастного еврея, рвущегося к знаниям. Он рвется, а его не пускают. Видите, даже "яти" не дают ему выучить!
Мог бы он, конечно, разыграть из себя неуча – да не получилось. Представляю себе, как даже прицелился пару раз пером чиркнуть, влепить "е" вместо "ятя" – но не позволила грамотность, с таким трудом приобретенная.
А может, еще проще: решил, что нет смысла стараться, – кто прочтет-то, кроме инспекторов да писарей? Потому что, даже если не поставят на доносе "совершенно секретно", все равно подошьют в общую папку, а там куча других бумаг с грифом секретности, – на века спрятано, господа, буквально на века!
Стоял я так с этим доносом в руках (вернее, с его копией) и хотел кричать на весь мир (мiр!), что имя учеников Воложинской ешивы не запятнано клеветой и доносом.
Не они писали, не они! Не их рукой была создана записка-поклеп, бумажка-навет, документ-оговор. Не они опустились до нарушения Торы. И слава Всевышнему, что не опустились.
А писалась она подставными лицами, явно владевшими русским языком на самом высоком уровне.
Теперь вы понимаете, почему, как только это выяснилось, я вздохнул облегчено. Поверьте, будто камень с души свалился.
И я тут же сѢл писать статью в газету "ВѢсти". А заодно и на сайт Толдот-Ѣшурун.