Отложить Отложено Подписаться Вы подписаны
Йосеф жив! Яаков вновь обрел своего любимого, самого способного и перспективного сына.
И, распределяя роли между сыновьями в следующей главе, отдал трон… Йеуде. Йосеф получил приличную долю комплиментов, но в том, что касается лидерства, «не отойдет скипетр [власти] от Йеуды».
Который изначально инициировал продажу Йосефа (хотя об этом Яаков, может быть, не знал), и которому в конечном итоге Яаков доверил судьбу другого сына Рахели Биньямина. Явный лидер остальных братьев, от него впоследствии произошел царь Давид, его дом и, в конечном итоге, Машиах.
Все эти годы отсутствия Йосефа Йеуда никуда не исчезал. И если Яаков считал, что именно он должен быть лидером, почему тогда изначально отдавал предпочтение Йосефу, а потом впал в таком безутешное горе из-за его исчезновения? Кого он считал главным?
Они были очень разными, эти два ведущих сына Яакова.
Йосеф был трудолюбивым, умным и интеллигентным. Наиболее способным к изучению Торы и к достижению высокого духовного уровня. К преодолению сильнейших соблазнов, как в эпизоде с женой Потифара. В нем Яаков видел – самого себя (см. Раши Берешит 37:2). Главного наследника своего характера и роли в жизни. Йосефу он мог передать всю Тору, которую изучил в ешиве Эвера. Йосефу мог явиться его образ и спасти от соблазна, напомнив, чей он сын. Йосеф также был сыном Рахели, любимой жены Яакова, которую он изначально полюбил и нашел наиболее подходящим партнером по построению еврейского народа; ее характер и достоинства Йосеф и унаследовал.
Йеуда же унаследовал характер своей матери – Леи. Которую Яаков изначально не нашел подходящей для себя. Он женился на ней только в результате обмана Лавана и после этого продолжил открыто предпочитать Рахель. Главное достоинство, которое Лея передала своему сыну Йеуде, выразилось в самом его наречении: «На этот раз воздам благодарность (оде) Г-споду». За то, что облагодетельствовал ее сверх меры: она одна из четырех жен Яакова, но родила уже больше четверти сыновей.
В этом главное достоинство Йеуды – благодарность Б-гу за то, что Он ему милостиво дает. Ибо своими силами Йеуда не смог бы чего-либо достичь, он не блещет такими же способностями, как Йосеф. Ни к изучению Торы (хотя свой тип успеха в ней может иметь, о чем отдельный разговор), ни к преодолению соблазнов. Самый выдающийся потомок Йеуды, царь Давид, в этом плане допустил оплошность, которая, строго говоря, грехом не была, но за которую ему пришлось каяться.
Каяться Давид как раз умел. Искренне признавать свои ошибки. Свое несовершенство. Свою неспособность чего-либо добиться без помощи Б-га. Молиться Ему, раскрываться и изливать свою душу. Как, например, в Теилим (Псалмах), написанной им целой книге таких молитв, в которой с тех пор евреи всех времен могут найти выражение и своих печалей и надежд.
Предок Давида Йеуда тоже умел признавать свою неправоту, как в эпизоде с Тамар, которую он как царь почти казнил, но, в последнюю минуту, имел силы отступиться и помиловать.
Да, уже Йеуда был царем, и все его потомки обладали лидерскими качествами. Великим комбинатором Йеуда не был, но командовать парадом умел. Как сказано, сам Йеуда сначала инициировал продажу Йосефа - «и послушались братья». Потом он же принял ответственность за Биньямина, уже играя позитивную роль для сыновей Рахели. В этом эпизоде, по словам Торы, не просто «вошли братья», а «вошел Йеуда и его братья [в дом Йосефа]» (Берешит 44:14), он был лидером. При Исходе из Египта именно вождь колена Йеуды Нахшон бен Аминадав первым прыгнул в Красное море, уверенный, что Б-г его рассечет. В пустыне именно лагерь колена Йеуды первым начинал путь. И по прибытию в Землю Израиля, когда надо было идти в бой против врагов, колено Йеуды вело в бой остальных.
Эти качества олицетворял Давид: храбро сражался со львами, оберегая стада, которые пас, так же храбро пошел на бой с Гольятом и затем всю жизнь вел армии в бой.
Йеуда и его потомки были смелыми, волевыми, страстными и искренними. Доблестными воинами и вожаками. Так что не случайно Яаков, благословляя сыновей, сравнил Йеуду со львом и постановил, что он всегда будет лидером.
А как же Йосеф? Ведь он самый умный и интеллектуальный! Разве не он больше всех знает и лучше понимает, что делать, какие принимать решения? Разве не он находится на самом высоком духовном уровне и, в своей доброте и благородности, сумеет всех облагодетельствовать?
Нет, не он.
Обратная сторона интеллектуальности – сомнения и нерешительность. Понимая все стороны дела, интеллектуал слишком хорошо осознает, что у каждого варианта действий свои недостатки, и идеального решения нет. Что в большинстве случаев речь не о черном и белом, а о разных оттенках серого. И что выбирать надо не чистое добро, а меньшее из зол. И это чрезвычайно трудный выбор – ведь в любом случае придется делать что-то не так, чем-то жертвовать, причинять кому-то боль. Для идеалиста и перфекциониста Йосефа это особенно мучительно и может вызвать неуверенность и промедление, которое временами смерти подобно.
Причем Йосеф, видя неумолимую правду всей сложности жизни, может посчитать, что игнорировать ее невозможно, и что опасен в этом плане именно Йеуда.
Он решительный? Но продумывает ли он до конца все свои действия? Понимает ли все последствия? Не слишком ли рубит сплеча? Разве он не осознает, что может нанести непоправимый ущерб, что надо аккуратнее, деликатнее, не как слон в посудной лавке?
Йеуда храбрый? А где именно пролегает черта между храбростью и безрассудством? А тот, кого Йеуда называет трусом, - может быть, он просто осторожный?
И не слишком ли черно-белой видит Йеуда жизнь? Не слишком ли поспешно встает на чью-то сторону в конфликтах? Он говорит, что борется за добро против зла – но так ли все однозначно? Ведь, если призадуматься, то, что он называет добром, необязательно такое уж доброе: смотрите, вот недостаток, а вот еще один порок, а этот аспект - вообще скорее зло. Не слишком ли «добро» идеализировано? А то, что Йеуда называет злом, такое ли уж зло? Смотрите: здесь на самом деле недопонимание, с точки зрения другой стороны, это как раз добро. А здесь – трудно назвать добром, но можно понять, почему другая сторона так поступает, она чувствует, что вынуждена так действовать, что у нее нет иного выбора. Или она обижена или возмущена нашими действиями, хотя мы делали то, что искренне считали правильным, и не хотели никого обидеть. Так, быть может, называть ту сторону злом – это закрывать глаза на все эти нюансы и создавать образ врага? Несправедливо демонизировать?
Йеуда искренний? Открыто признает свои недостатки и делится своими проблемами? А надо ли так раскрываться? Правильно ли поступил Давид, когда танцевал перед народом, выставляя всем напоказ свои страсти и чувства, само свое существо? – подумала его жена Михаль, произошедшая от колена Биньямина, брата Йосефа, другого сына Рахели (Шмуэль II 6:20). Разве не должен царь держаться с большим аристократизмом и достоинством, и держать свои сокровенные мысли и эмоции при себе?
Со своей стороны, лидер не обязательно в состоянии досконально ответить на все вопросы скептичного интеллигента, обосновать логически все свои действия. Красноречием он не всегда обладает. Он человек не слова, а дела. Но он чует, ощущает всем своим существом, что именно так надо! Так я решил. И приходится порой действовать круто и рубить, иначе только хуже будет. Не извиняюсь, я должен был это сделать. История нас рассудит.
Но пока что историю пишет интеллигент Йосеф. Профессии журналиста, политолога, историка – скорее, его дело. Расследовать, анализировать, понять, объяснить – и вынести суждение. Вот и получают слушатели и читатели информацию и оценки в основном от Йосефа. И предстает таким образом правитель Йеуда далеко не всегда в наилучшем свете.
Что, понятно, приводит последнего в ярость. Думаешь, Йосеф, ты тут самый умный? Разве ты можешь судить, не побывав на моем месте? Удобно критиковать, будучи в оппозиции; соблазнительно думать, что можно сделать лучше, по-другому. Но отсюда, с кресла пилота, видишь – или чувствуешь - то, что со стороны не понять. Ах, ты продолжаешь думать, что все понимаешь?! Продолжаешь меня изобличать, то есть, клеветать?! Ну, тогда… не заставить ли тебя замолчать иными способами? Подрываешь же систему; трудно управлять, когда некоторые так безответственно смущают умы и раскачивают лодку.
– Мне затыкают рот! Ущемляют свободу слова! – кричит, разумеется, в ответ Йосеф. – Порочная власть делает, что хочет, и преследует тех, кто выводит ее на чистую воду! Это я подрываю систему и раскачиваю лодку?! Я же просто показываю, что она гнилая! Я хочу как лучше! Я люблю свою страну, свое общество, свою семью и хочу ее исправить. Это не я нас позорю, а те, кто занимается позорными делами, которые я разоблачаю. Нечего на зеркало пенять, коль рожа кривая!
– Хочешь как лучше, говоришь? Не всегда недостатки системы так просто исправить. А раскачивая лодку, можно вообще все обрушить. Да, слово «революция» звучит романтично и «прогрессивно», да разве не знаешь, ученый, чем обычно кончается?
Начался этот конфликт уже на стадии подрастания Йосефа и Йеуды в доме их отца.
По словам мудрецов, Йосеф доносил отцу на братьев, обвиняя их в нелицеприятных делах. Себя, в свою очередь, во снах видел главным. Братья отреагировали соответствующе и в конечном итоге решились на довольно-таки крутые меры.
С одной стороны, в повествовании Торы Йосеф явно предстает как праведник и положительный герой, и его продажа, соответственно, как несправедливость, которую он вынужден был выстрадать. Но с другой, мудрецы сообщают, что за свои доносы Йосеф был наказан (в том числе и этой продажей), что не совсем справедливо судил о поведении братьев. И это несмотря на то, что, несомненно, любил их и вообще, будучи праведником, хотел как лучше.
Одним из обвинений было то, что среди братьев к тем, кто родился от служанок Бильи и Зильпы, относились не совсем так, как к остальным. По словам Раши (Берешит 37:2), определенная доля правды в этом была. И тут Йосеф испытал чувства типичного интеллигента: сам будучи сыном любимой жены Яакова Рахели, благородным и утонченным, представителем элиты, он преисполнился сочувствием к несправедливо угнетенным. И стал «ходить в народ» - дружить именно с теми братьями, которыми, как ему казалось, пренебрегают другие.
Но потом, когда братья его продали, должно быть, испытал шок: инициировали-то продажу «полноценные» сыновья праматери Леи – Шимон, Леви и Йеуда – но сыновья служанок за него не вступились. Любимый им «народ» безмолвствовал и послушно шел за «властью», с которой на самом деле имел бо́льшую степень родства. Может быть, ему даже так удобнее, чтобы его вел сильный лидер? Единственный, кто пытался спасти Йосефа от продажи, - Реувен, другой сын Леи, который, по идее, должен был стать на сторону своих братьев по матери, но, как старший, почувствовал ответственность за Йосефа.
В конечном итоге ведущий сын Леи, лидер Йеуда тоже почувствовал ответственность за другого сына Рахели – Биньямина. Хотя у него были те же причины для ненависти к нему, как к Йосефу. Тоже сын другой матери, великий праведник, но папенькин сыночек, любимый больше всех других братьев. И египетский наместник ему дарит больше всех. Нравится он, понимаете ли, всем вокруг, как Йосеф, тоже красивый и очаровательный. Ишь ты!
А вот и возможность сделать с ним то же, что и с Йосефом: даже продавать специально не надо, он уже в Египте, и наместник хочет оставить его своим рабом за кражу – в которой, можно сказать, Биньямин сам и виноват. Не надо даже выдумывать истории о растерзании диким зверем. Так Йосеф, притворяясь нееврейским врагом, испытывал Йеуду и выяснял, остался ли он, каким был, повторит ли грех продажи. Но теперь Йеуду больше заботит неизбежное горе отца Яакова, он с большей ответственностью относится к сохранению всех ветвей еврейского народа, даже тех, кто лично ему может не нравиться или казаться опасным. Вот это уже ответственный лидер. Что признает и Яаков, и навсегда оставляет эту ответственность в руках Йеуды.
А что же Йосеф, так и не будет лидером? Или его брат Биньямин, тоже сын Рахели, подобным образом любимый Яаковом?
Вообще-то иногда будет. Но вот что из этого получится?
Первым царем был Шауль, произошедший из Биньямина. Скромный и праведный, когда Б-г его избрал, вообще спрятался и не хотел выходить. А, вступив в должность, совершил большую оплошность: сжалился над царем Амалека Агагом и не убил его вовремя, допустив рождение сына, предка будущего потенциального Гитлера - Амана. Не хватило интеллигенту жесткости и решительности действовать круто, когда надо было. Зато потом, когда испугался конкуренции со стороны Давида, перебил по подозрению целый город священников, Нов.
Затем – Йеровам бен Неват из колена Эфраима, потомок Йосефа. Начал как типичный интеллигент: раскритиковал царя Шломо, сына Давида, потомка Йеуды, за коррупцию, взбунтовался и был вынужден бежать в Египет, то бишь в эмиграцию, где оставаться до смерти Шломо. При этом не кто-нибудь, а пророк Ахия а-Шилони провозгласил, что Йероваму предстоит взять власть над десятью коленами, недовольными чрезмерной жесткостью царей дома Давида. По словам Талмуда (Санедрин 102а), Ахия и Йеровам изучали вместе Тору и выработали формулировки, «которых доселе не слышало человеческое ухо».
Итак, ученый, интеллектуал и диссидент, революционер-эмигрант. Но что он сделал, придя к власти? Ради ее сохранения, учредил не только альтернативный политический центр, но и духовный, установил тельцов на своей территории, в Бейт Эле и велел народу не ходить на паломничество в Храм, в Иерусалиме, принадлежащем колену Йеуды, установил свои праздники. Тем самым подорвал единство еврейского народа и продолжил дорогу к скатыванию десяти колен в идолопоклонство. В результате, согласно мудрецам, заслужил не просто наказание, а лишение доли в будущем мире. Кстати, в предыдущий раз, в пустыне, в установку тельца решающий вклад внес тоже выходец из колена Эфраима, Миха.
По словам мудрецов, Б-г предложил Йероваму: одумайся, и тогда Я, [Давид] сын Ишая и ты будем вместе гулять по Эденскому саду. Йеровам уточнил: а кто из нас будет шагать впереди? – Сын Ишая. – Тогда не хочу.
Поразительно: лучше потерять удел в будущем мире, нежели быть вторым после Давида, величайшего праведника?! Не так все просто: это мы уже привыкли к тому, что Давид – величайший праведник. А тогда у потомков Йосефа и Биньямина, святых праведников и интеллигентов, было много возражений против власти Давида, который им святым и интеллигентным вовсе не казался. Чтобы великий ученый, мудрец и диссидент уступал ему по важности? Для этого ему надо было быть особенно скромным.
А вот со скромностью, особенно в таких обстоятельствах, у интеллигента Йосефа могут возникать проблемы. Он же лучше знает! Он же прав! Он же духовный, праведный, порядочный! И зачем, спрашивается, он все это время упорно трудился, обретал знания и совершенствовал характер, если потом важнее будет тот, кто в этом плане не совсем такой?
Йеуде и его потомку Давиду быть скромными легче: они осознают свою неспособность к достижению таких же высот своими силами и молятся Б-гу, Который «поднимает из плаха бедняка, из сора возвышает нищего, чтобы посадить его со знатными» (как сказал Давид в своих Теилим 113:7). И очевидно, что именно Б-га надо благодарить за то, что так высоко сажает. (Тогда как «знатным» может и не понравиться, что к ним подсадили «бедняка». В чем тогда смысл знатности?) Поэтому Йеуда и Давид, несмотря на подчас крутой нрав, умеют не только действовать страстно и решительно, но и страстно признавать свое несовершенство и ошибки.
И так в течение всей истории успешными правителями были те, кто умел властвовать и действовать круто, но и миловать. Когда же к власти приходили умные интеллигенты, случалось одно из двух.
Либо они были слишком нерешительными, и тогда не помогало даже очарование и красноречие, которым они часто обладают. Одного такого прозвали «главноуговаривающим»: говорить-то он умел, но не командовать, и армия развалилась. И не только армии, но и целые империи парадоксальным образом разваливались не под тиранами, против которых никто пикнуть не смел, а именно под правителями относительно мирными, стремящимися сделать, как лучше, всем угодить, но недостаточно твердыми.
Либо же наоборот: иногда интеллигент все-таки становится уверенным – когда обретает веру в какую-либо идеологию.
И уж тогда он уверен! И способен действовать решительно. Так решительно... что становится гораздо опаснее Йеуды. Тот, как сказано, может в решающий момент отступиться, сжалиться, поддаться уговорам и осознать свою неправоту, сменить гнев на милость, сделать широкий царский жест. Йосеф – никогда! Признать неправоту?! Так он же прав!! Он знает! Он изучил, он все понял, он видит! Сжалиться?! Неумолимая логика требует следовать идее до конца, не поступаться принципами, быть неподкупным. И если, согласно этой идее, кто-то враг, то нет пощады врагу! Расстрелять!
И если этому идеологизированному интеллигенту, обладающему также харизмой и красноречием, удастся внушить веру в свои идеи не рассуждающим, но храбрым командирам и бойцам типа Йеуды, тогда…
Тогда становится понятно, почему Йосефу у власти лучше не быть. Пусть будет в оппозиции. Как сказал один писатель, «не приведи Б-же пускать коммунистов к власти. Стремясь устроить всю жизнь по морали, они утверждают примат морали над истинной, должного над сущим, теории над практикой. Но они полезны в оппозиции, когда напоминают вору, что он вор». (Сто лет спустя уже скорее не «коммунисты», а один из других терминов, которые используют по отношению к себе леволиберальные интеллигенты. Они не всегда требуют кого-то расстрелять, но, как выразился известный английский историк Пол Джонсон, для них часто «идеи важнее людей». Ради несомненного в их глазах блага они готовы пролить если не чью-то кровь, то хотя бы слезинку ребенка.)
Или пусть будут советниками правителя. Как сам Йосеф при фараоне. Или как Мордехай, потомок Биньямина, при Ахашвероше. Советник как раз должен рассмотреть и учесть все стороны вопроса, и представить их правителю – а тот, если почувствует, что так надо, примет волевое решение. Самому же Йосефу решения лучше не принимать: либо будет слишком скромным и нерешительным, либо – наоборот.
И братья Йосефа тоже почувствовали не только банальную зависть, но и исходящую от него потенциальную опасность. Ине бааль а-халомот а-ла-зе ба – «Вот пришел тот сновидец!» - сказали они презрительно (Берешит 37:19). Мудрецы толкуют: зе евиэну лидей баалим – «этот приведет нас к [идолам] Баала». Они увидели в Йосефе зачатки склонности к идолопоклонству. Этот грех – непростая тема, о нем отдельный разговор, но зиждется он на качестве гордыни. А к ней, парадоксальным образом, склонен именно Йосеф, праведник и ученый, именно потому, что обладает достоинствами и осознает это. Такому власть в руки лучше не давать.
И Яаков тоже эту опасность, похоже, в конечном счете, почувствовал. Когда Йосеф привел ему на благословение своих сыновей, Эфраима и Менаше, Яаков сначала спросил: ми эле – «Кто это?» (там же 48:8) Яаков уже давно знал сыновей Йосефа, прожив свои последние 17 лет с ними в Египте. Поэтому мудрецы толкуют: Яаков пророчески увидел потомка Эфраима Йеровама и потомка Менаше Йеу (аналогичного по судьбе царя десяти колен), испугался и усомнился: правильно ли давать потомкам Йосефа благословение? В конечном итоге все-таки дал, но сомнения были. Похоже, и Яаков понял, что Йосеф, пусть и наиболее близкий ему по характеру сын, может быть опасным.
И возможно, что получил Яаков этот урок – из продажи Йосефа. Нецив (Аамек Давар, Берешит 37) задает по поводу этой истории целый ряд вопросов, в частности: почему Яаков, зная о ненависти братьев к Йосефу, послал его к ним в Шхем наедине? И отвечает: Яаков был уверен в праведности Йосефа, а большого праведника заслуги защищают от опасности, как со стороны диких животных, так и со стороны людей. Последние более опасны, ибо обладают свободой выбора, поэтому для спасения от них нужны бо́льшие заслуги. И Яаков был уверен, что Йосеф ими обладал.
Но потом, когда создалось впечатление, что Йосеф был растерзан диким зверем, Яаков воскликнул: тароф тораф Йосеф – «растерзан, растерзан Йосеф!» По словам Нецива, повторение слова «растерзан» выражало недоумение и потрясение Яакова: он-то думал, что Йосеф настолько праведен, что будет спасен от людей, а он даже от дикого зверя не был спасен!
Означает ли это, что Йосеф на самом деле не был таким праведником?! Уж не ошибся ли Яаков в нем, как ошибся его отец Ицхак в Эйсаве?!
Ведь в этом была вся суть жизни Яакова: найти правильный баланс между добротой и мягкостью Авраама с одной стороны, и строгостью и дисциплиной Ицхака с другой, и так прийти к идеальному равновесию. Это должно было выразиться в том, что все его сыновья вырастут уравновешенными праведниками, без отклонений в крайности, которые свели Ишмаэля и Эйсава, сыновей Авраама и Ицхака, с еврейской тропы. Казалось, он этого добился – и вдруг создается впечатление, что с Йосефом на самом деле не получилось!
Поэтому Яаков и был повергнут в такое отчаяние. Ведь сама по себе смерть сына, хотя и весьма трагична, еще не означала бы провал духовной миссии: Йосеф же погиб не по его вине, а страдания, в том числе и такие, – удел многих праведников. Нет, дело было в том, что Йосеф, казалось, «погиб» в духовном плане, а это действительно провал.
В конечном итоге оказалось, что «Йосеф жив» - тоже в духовном плане, он остался праведником. Но до этого счастливого конца Яаков много лет прожил с чувством сомнения по этому поводу. Он был вынужден привыкнуть к идее, что Йосеф может оказаться и не праведным. Утратить ту уверенность, которую изначально в нем имел, видя продолжение самого себя. Оглянуться также по сторонам и заметить, наконец, что и сыновья Леи, как и их мать, пусть другие по характеру, но чего-то стоят. Увидеть и в Йеуде лидера. И, в конечном итоге, доверить ему ответственность за Биньямина, признав, что именно так должна распределяться власть и ответственность, а не наоборот. И, может быть, не случайно именно тогда Яаков заполучил, наконец-то, обратно Йосефа. Поняв его истинное место и роль.
И получается, что, хотя продажа Йосефа и была грехом и трагическим событием, она также была необходимым для Яакова уроком, который он учел и после того возвращения Йосефа.
В свете всего сказанного, возможно, мы сумеем ответить еще на пару вопросов, связанных с этой историей. Первый вопрос:
Получив информацию, согласно которой, Йосеф, по всей видимости, растерзан диким зверем, Яаков погружается в траур, соблюдая соответствующие законы. Но это не обычный траур: Яаков отказывается утешиться – примириться с потерей, залечить рану. Как объясняет Раши (Берешит 37:35), утешаются по тому, кто действительно умер и, в конечном итоге, должен остаться в прошлом, с этим смиряются. Но по тому, кто на самом деле жив, не утешаются.
Но тогда вопрос: если Яаков не утешался, само это должно было быть признаком, что Йосеф на самом деле жив! Почему тогда вообще печалился?
Ответ, возможно, связан с темой, которую мы обсудили в прошлый раз: беды Яакова соответствовали изгнаниям еврейского народа, Яаков прокладывал духовный путь потомкам. Последняя беда – пропажа Йосефа соответствовала последнему изгнанию – нашему. А раз так, то состояние и информированность Яакова были аналогичными – нашим. Ну и как мы, знаем, что изгнание в конце концов закончится и Храм будет отстроен, или не знаем?
Ответ: мы об этом знаем из нашей традиции и из пророчеств, мы в это верим – но пока что не знаем, когда и как именно это произойдет, и затрудняемся представить это себе в том мире, который видим. Храм давно разрушен, пророчество прекратилось, мы стали совсем другими, - каким же образом все вернется? Понять невозможно, надо только верить, зная, что Б-г существует, и что Тора истинна (как верить в это – уже обсуждали). А пока не вернулось – соблюдать траур по Храму и по тому состоянию, в котором мы были. Ибо в нашем восприятии все это действительно пока что утрачено, света в конце тоннеля мы не видим и траур должны ощущать. Но потом все снова озарится.
Вот и Яаков «знал» и верил, что Йосеф должен вернуться, – но пока что все свидетельствовало о том, что он погиб, и естественным образом ощущался траур.
Второй вопрос:
Ведь если он знал или верил, что Йосеф жив, нетрудно было предположить, что он может находиться в Египте. Это ведь не где-то за тридевять земель. Египет рядом, туда все ездят торговать, закупать продукты, в том числе и сыновья Яакова. И почему бы не поискать там Йосефа? Так, собственно, братья и собирались сделать в конечном итоге (Раши, Берешит 42:3). Почему же Яаков раньше не пытался, хотя пропажа Йосефа была столь мучительна?
Ответ, похоже, таков: как мы заключили, главной «пропажей» был не столько сам Йосеф, сколько его праведность. Яаков усомнился в том, был ли Йосеф тем святым, каким казался, сумел ли он правильно его воспитать. И если на самом деле не сумел – то, даже если он жив, что толку? Он теперь, как Эйсав: тот тоже жив, но для еврейского народа утрачен. Тот Йосеф – святой праведник – умер, а может, и вовсе не существовал?..
Поэтому искать Йосефа нынешнего смысла нет. Даже если он остался жив, но не остался праведником, исправить его Яаков сейчас уже не может, сил у него больше нет, он и сам уже не тот, его оставило Б-жественное Присутствие. Нет ни того, изначального Йосефа, ни того, изначального Яакова. Поэтому даже при встрече не получится того изначального их сочетания, той Семьи-которую-мы-потеряли, той жизни, в которой один великий праведник на высоком уровне воспитывал другого.
Встречаться с Йосефом сейчас – это все равно, что нам пытаться сейчас, в нынешнем состоянии мира и нас самих, отстроить Храм. Нет, сейчас это и политически невозможно, и смысла нет, для этого все должно измениться, включая нашу собственную духовность. Мы верим, что еще изменится, но пока что должны просто ждать – и поддерживать праведную жизнь на том уровне, на котором можем.
Да откроется изначальный «Йосеф» нам – и в нас - в скором времени!
Теги: Недельная глава, Политика, мировоззрение
