Папина дочка

 Все мы очень разные, независимо где родились... И все стараемся работать над собой, когда у нас это больше получается, когда меньше... Одна из вещей, которые очень мешают: это внутренние конфликты, когда одна часть характера тянет в одну сторону, а другя - в противоположную. Иллюстрацией этому и служит этот рассказ. ( А также к тому, чтобы относится к выходцм из всех стран еврейской диаспоры с большим уважением).

Моя мама — из общины венгерских евреев, а папа — из иерусалимских. И хотя любым супругам в браке приходится преодолевать расстояние, разделяющее их, выходцам из разных общин нужно заручиться невиданным терпением, просто нереальным.

Конечно, будучи маленькой, я больше подвергалась маминому «венгерскому» влиянию, а папин юмор, хитрицу и благородную смекалку смогла оценить не сразу. Зато мамино воспитание вошло в меня тяжелой подковой благоразумия и четких границ. Границы, границы и еще раз границы — это было самое главное.

Взрослым не перечить ни под каким видом и ни в каком состоянии. Всю еду на тарелке — есть подчистую. Совершенный порядок на полке и в голове. Никаких импровизаций. Одевать то, что взрослые скажут. И думать то, что они укажут. Юмор неуместен и подлежит.

И всё равно, несмотря на то, что я старалась быть очень хорошей девочкой, в маминой семье я считалась «не нашей», «иерусалимской».

Помню, как однажды нас собралось у бабушки с маминой стороны пять или шесть внуков и внучек от моей мамы и ее сестер и мы, как свойственно детям, начали играть и шалить, но не там, где следует. И занесло нас в «святая святых» — на бабушкину кухню. И кто-то из нас, неудачно повернувшись, низверг вниз банку с вареньем, закатывать которое и, конечно, варить бабушка была мастерица, каких мало.

Варенье низверглось вниз, и вся детвора разом притихла. И хотя время было мирное, еды было вдоволь, варенья — такого же — стояли целые шеренги, но мы все разом притихли, чувствуя, что расправа неминуема.

И она явилась — в образе бабушки.

Нас на небольшой идеально чистой бабушкиной кухне было пять или шесть детей, но почему-то грозные взгляды взрослых устремились прямо на меня…

Я смутилась и попятилась.

Не было явных доказательств моей вины, но дети, чувствуя, что расправа обходит их стороной, нестройно загудели у меня за спиной: это она… это она…

И мне досталось, как достается от хорошо разозлившейся венгерской бабушки провинившейся внучке, у которой руки растут не из того места, откуда им предназначено природой.

И та банка с вареньем глубоко врезалась в тело моего разума. И она, наверное, до сих пор там, хотя прошло много лет.

Зато в папиной семье я чувствовала себя как рыба в воде. Там можно было веселиться и шутить, быть спонтанной и дурашливой, прыгать, бегать и скакать, не боясь наказания взрослых.

Конечно, и там взрослые выходили из себя и их терпение перед лицом детских проделок и шалостей кончалось, но там максимум нас могли выгнать во двор и потребовать не вертеться под ногами. Никто не стал бы ругать ребенка так, что он потом бы вспоминал  это и вздрагивал.

Но, поскольку я получила и приняла мамино воспитание, мне было тяжело воспринимать некоторые черты папиной семьи, хотя эмоционально они были мне ближе.

Только когда подросла, я смогла по-настоящему оценить папину семью. Там крайняя бедность сочеталась с искренней бескомпромиссной хитрецой.

Там можно было вести себя естественно и не беспокоиться о последствиях, шутить и не опасаться, что кто-то воспримет это слишком серьезно, можно было всегда с помощью юмора выйти из любой неловкой ситуации.

Да и сама неловкость была поводом для юмора, а не тяжелой тучей, нависшей над головами тех, кто невзначай совершил какой-то промах.

И это было так прекрасно…

…для меня, то есть для дочки моей венгерской мамы: мамы, для которой «гибкость» это прекрасное понятие — что-то из растительного царства, например, из области ивовых прутьев.

В папиной семье любая обозначенная цена всегда была только отправной точкой, отталкиваясь от которой вы могли с серьезной или потешной миной, в зависимости от ситуации, пускаться в увлекательнейшее путешествие по достижению цены более внятной для вашего кармана.

— Никогда, — учили в семье папы, — никогда не думай, что цена на ценнике — это то, что думает продавец. Он только надеется… и втайне смеется над теми, кто покупает согласно тому, что написано.

Для мамы это было неприемлемо — в лучшем случае это было попросту пошлым торгашеством, недостойным приличного человека.

— Всегда в любой ситуации думай — что тебе выгодно. Никого не надо толкать, не надо отталкивать, но просто думай: «а что здесь мне выгодно?»

Для мамы такая точка зрения была — всё равно что поселиться на базаре.

Я до сих пор «иерусалимская» больше, чем «венгерская», хоть и живу в Бней-Браке, а в Венгрии никогда не была, да и в Иерусалиме бываю нечасто. Но разве география — это только вопрос расстояния? Когда география наших семей течет в наших венах, когда города и страны стали частью нашей кровеносной системы?

Теги: семья, История из жизни, Между людьми