Отложить Отложено Подписаться Вы подписаны
Сегодня мне 26 лет, а то, о чем я хочу вам рассказать, произошло, когда мне было тринадцать. То есть больше десяти лет назад, точнее, прошло тоже тринадцать.
Я был мальчишкой, как все мальчишки, только семья у нас была очень бедная: папа-инвалид, мы с младшим братом и мама, работающая на двух работах. И еле-еле сводящая концы с концами в нашем дырявом бюджете.
Скажу только, что обувь младший брат донашивал за мной всегда, а поскольку нога у меня здоровая, а он уродился мелким, то мои ботинки были ему всегда велики минимум на два размера. Он жаловался, что не может нормально играть в футбол. Еще бы, попробуй, побегай по полю да попинай мяч, когда твои кеды торчат вперед на добрую половину ступни. Так вот.
Он смешной, мой брат. Сейчас он, кстати, живет в Америке, подрядчик, так у него дома пар двадцать спортивной обуви, и он каждый день почти покупает новую. Я ему говорю: это же безумие! А когда однажды навестил его и увидел его гардеробную, говорю: брат, да у тебя с головой не все в порядке.
Он говорит: я знаю, но ничего поделать не могу. Как вижу кроссовки на витрине, захожу и покупаю — для того пацана, который не мог играть в футбол во дворе с мальчишками и над которым они смеялись. Я и дорогую обувь покупаю, для профессиональных футболистов… Да всё без толку, он — тот мальчишка, которым я был, — до сих пор бегает в кроссовках, которые велики ему на два размера, бегает и падает...
Так говорит мой брат.
И вот, значит, мы подходим к тому случаю. Мне тринадцать лет, дома папа — лежит, мама собирается на работу, и я говорю:
— Мам, я с тобой на остановку пойду.
Она, собирая в свою старую сумочку ключи, деньги, проездной, косынку для работы, бутерброд и разную мелочь, отвечает:
— Зачем это? Жарко сейчас. Сиди дома, уроки делай.
Я говорю:
— Ну, какая тебе разница, я потом уроки сделаю, провожу тебя, десять минут — и назад, и уже дома.
Ну, мама дала мне инструкции насчёт папиных лекарств, которые ни фига ему не помогали, только кучу денег стоили.
Выходим на улицу, жарко, конечно, доползли до остановки. Не, ну я нормально шел, а мама — еле-еле доползла. Я не со зла так говорю, но она — правда — очень медленно шла. А я не торопил, у меня к ней важный разговор был.
Дошли до остановки, она села на скамейку там, ждем.
— Ты иди, — она говорит. — Проводил меня — и домой иди, а то я беспокоюсь.
— Мам, тут такое дело… — мямлю я и тру лоб.
— Какое?
— У меня скоро день рожденья.
— Это когда ж — скоро? — удивляется она и смотрит на меня в упор с подозрением. — Три месяца назад было.
— Ага, и ты мне футболку подарила.
— Хорошая футболка, хлопок, дышит, — мама явно начинает нервничать, знает, с кем имеет дело.
— Ну да. Но сейчас мне нужен новый мобильник. Сейчас выпустили новый такой, крутой, мне его нужно.
— Так нет же денег, ты знаешь, — она отворачивается и высматривает автобус, который спасет ее от меня.
Если бы автобус появился в тот момент, то, может, и не произошло бы то, о чем я жалею вот уже 13 лет...
Меня как будто прорвало. Я начал кричать, что мне нужен этот мобильник и мне наплевать, откуда она возьмет деньги, и я знаю, что у нее в кошельке лежит сто шекелей.
— Лежит, — мама пыталась скрыть дрожь в руках. — Так я же сегодня продукты собиралась купить на всю неделю. Ты же видел, у нас масло и сахар совсем закончились, и лекарства папины…
Но я уже ничего не слушал и не хотел слушать. Я орал, что меня всё достало, что у моих друзей всё есть и они не тратят последние деньги на лекарства, от которых ноль пользы. Что мне всё надоело, что я тоже хочу нормальные подарки, а не футболку за пять шекелей, которая с развала и почти новая. И которая дышит.
Люди на остановке на нас оборачивались.
— Сыночек, ну что ты раскричался на улице… — попыталась она, но где ей… — Вот приду домой вечером, поговорим, может, что придумаем…
— Ничего не хочу придумывать! Давай сюда сто шекелей, которые у тебя в кошельке, не жадничай!
У мамы по щекам катились слезы, но у меня внутри всё словно окаменело, мне было всё равно.
— Ладно, вот, возьми, — она дрожащими руками стала расстёгивать сумочку, но, прежде чем вынуть кошелек, еще раз посмотрела на меня умоляюще:
— Может, это… а?.. дома поговорим?.. вечером?..
— Никаких вечеров. Хватит! — рявкнул я. И она вздрогнула, протянула мне, не глядя, деньги. Тут как раз подошел ее автобус, она наскоро вытерла слезы, закрыла сумочку и заняла очередь у раскрывающейся двери.
Автобус уехал, и я — довольный, размахивая рукой с зажатой сотней, — зашагал домой.
У меня была припасена кое-какая заначка, и вместе с ней и с этой сотней я купил новый мобильник.
Крутой.
Супер.
Кайф.
Класс.
С тех пор прошло 13 лет, а я не могу забыть ту остановку и то, как она умоляюще посмотрела на меня, и как вздрогнула, как заторопилась к подходящему автобусу, не глядя по сторонам. Сгорая от стыда за сына, в заботе, что теперь не на что будет купить то, что собиралась, ее плечи, ее торопливые дрожащие беспомощные руки.
Не могу забыть. Просыпаюсь по ночам. Если ночую у нее, то бреду к двери ее спальни (папа давно умер), задыхаясь, хватаясь за стену, не смея разбудить, чтобы снова услышать, что она давно простила…
Было один раз, я попытался всё исправить.
Уговорил ее пойти на остановку. Ну, мы пришли, она села на скамейку, смотрит на меня снизу вверх:
— Что? — говорит. — Зачем мы сюда пришли? Ты куда ехать собрался, и зачем меня с собой потащил?
— Вот, — говорю, — мама, вот тебе сто шекелей, — достаю кошелек, а мне сразу жарко и холодно стало, протягиваю ей. — Вот, возьми.
Она и не думает брать:
— Чего это ты еще выдумал? Зачем это?
— Мам, — говорю. — Помнишь?.. Когда-то... мы тут были… на этой остановке…И ты… и… — не могу продолжить, приходится пару раз глубоко вздохнуть. — И я… требовал у тебя деньги... Кричал… тебе было стыдно перед людьми…И ты… дала мне здесь сотню…
— А, — говорит мама и смотрит на меня пристально, а потом резко отворачивается и втягивает голову в плечи… — Чего ж не помнить… Помню конечно… Да только давно забыла… Было, да прошло. Чего ты сейчас вдруг про это вспомнил, про те деньги?
— Мам, — говорю. — Это важно. Это очень важно. Послушай, возьми эти деньги, — и снова протягиваю ей.
— И не подумаю, — она отводит мою руку. — Ты мальчишка был, тебе там что-то нужно было, я дала. Что теперь?
— Пожалуйста, — начал умолять я. — Прошу тебя…
— И не подумаю! — мама резко встала, одернула юбку и решительно зашагала прочь от остановки, а я, как последний болван, побежал за ней с деньгами в руке. Иду за ней следом и умоляю забрать.
Ничего у меня не вышло.
Дома она, посмеиваясь от неловкости, после того, как я объяснил ей, насколько это мне важно, взяла деньги. Потом наверняка вернула так, чтобы я не заметил. Или да, или нет, точно не знаю, но облегчения эта попытка переиграть прошлое мне не принесла.
Я не знал, что делать.
После того, как начал ходить на уроки Торы, понял еще острее, что поступок мой требует исправления и что Б-г дал человеку мозги не только для веса, но и, среди прочего, для того, чтобы искать выходы из ситуаций и исправлять то, что заварил…
Я купил маме билет в Америку (это было еще до КВ), она давно хотела навестить брата, и мы так обставили, будто он пригласил ее по своей инициативе.
Она улетела, довольная, что повидается с ним, а я в тот же день приступил к осуществлению своего плана.
Ее старая квартира, где прошло наше с братом детство, выглядела так, как выглядела...
Я позвонил знакомому подрядчику и сказал:
— Брат, у нас есть три недели.
Брат звонил мне из Америки и кричал, что я сумасшедший:
— Ты хоть раз в жизни делал ремонт? Ты понимаешь в этом хоть что-нибудь? Ты же кафеля для ванной от плитки для кухни отличить не сможешь!
(Я работаю в центре телефонного обслуживания).
— Может, и не смогу! — кричал я в ответ (у нас всегда крик стоит, хоть мы и любим друг друга). — Может, и не смогу отличить, и положу паркет на стенку в ванной, но я сделаю это, и это будет лучше, чем тот лист в клеточку из тетрадки, что украшает ее ванную теперь!!!
— Ты просто ничего в этом не смыслишь! Ты просто зря потратишь деньги! Ты должен был у меня спросить, как это делать!
— Я у тебя деньги брал? Не брал! Занимал? Не занимал! Это мои сбережения, мои 50 тысяч, которые я скопил для этого! А ты лучше там маме угождай, и я тебе голову оторву, приеду — не поленюсь — в твою Америку, чтобы специально оторвать тебе голову, если ты маме хоть словом, хоть звуком выдашь то, что я тут делаю!
— А ты не думаешь, что должен был ей сказать?! Поставить, так сказать, в известность! Всё же, это ее квартира, не твоя!
— Молчи и пои ее соками и коктейлями! Я сам тут как-нибудь разберусь, без тебя!
Вот такая у нас с братом вышла бодрящая беседа, но у нас с ним всегда так…
50 тысяч шекелей не такая большая сумма, чтобы можно было превратить маленькую старенькую запущенную квартиру во дворец, но кое-что, конечно, можно.
Я заменил ей полностью кухню. Весь кафель, шкафы, столешницы, всё оборудование. Кухня-то крошечная, так что одну стенку я разобрал, и кухня сразу стала и шире, и светлей.
Ванную комнату тоже — всё там поменял, плитку, ванну убрал, вставил кабинку: мама жаловалась, что боится поскользнуться. И на пол положил такую плитку, которая не скользкая.
Я работал наравне с арабами, таскал мешки, плитку, замазку, и с каждым мешком тяжесть внутри становилась чуть меньше.
Уложил новую плитку — не те кубики разного цвета, такие вытертые, затоптанные, что цвет и угадать было невозможно, а новые блестящие, большие, в которых отражаются окна. А окна… окна тоже поменял, и для этого залез немного в долги.
Тот день, когда мама приехала…
Меня душили слезы, хоть я и не мягкого склада.
Я поехал встречать ее в аэропорт, привез домой. Она зашла и не поверила:
— Ой, — говорит. — Смотри, что значит голова в старости, уже не в свою квартиру ломлюсь… — Она стояла на пороге, с беспокойством оглядывая прихожую, из которой была видна новая кухня. Потом перевела глаза на ключи в своей руке, на меня… и всё поняла…
— Сын… зачем…
Я задыхался. Я хотел, чтобы она была рада, счастлива. Она подошла ко мне, положила руки на плечи, внимательно посмотрела в глаза и тихо проговорила:
— Я могла не дожить...
на основе реального случая,
со слов р. Снира Гуэты
Теги: семья, История из жизни, История тшувы, Между людьми