Высокая волна

Раньше она даже слегка увлекалась этим. Душа, там, сияние вечности, всякое такое. Было, было. Потом стало еще одним звеном в длинной цепочке разочарований. И тогда это даже не слишком Ди и задело. Она уже заранее знала, что этим закончится. Всё, совершенно всё всегда заканчивается одинаково. Вопрос в том, сколько времени ты даешь себе болтаться в призрачном аромате иллюзии. Потом все заканчивается, это проверено. Не будь тупицей...

Так что — души и все это хорошо, конечно, но не для нее. Она все решила. Последнее время черный демон набрал такую силу, что с ним стало невозможно справляться. Заполнил всю ее, стал ею. Раньше Ди как-то удавалось отличать его от себя, так ее учил психолог. В то время,  когда Ди еще ходила к психологу. Но вот уже сколько времени прошло, как демон поглотил ее всю.

Ей было неприятно смотреть на свои руки, когда она приплелась на кухню и открывала кран, чтобы напиться из него. Вода потекла по подбородку, по грязным волосам.  Сколько времени она не мыла голову?.. Ди открыла кухонный шкафчик, пошарила рукой, вытащила сахарницу, закрыла дверцу. Постояла некоторое время, прислонившись головой к дверце шкафа. От намокших от питья из-под крана прядей капало ей на футболку. Открыла глаза, открыла сахарницу. В сахаре завелись муравьи. Просунула палец между муравьями, облизала. Съесть  что-ли одного муравья?  Подошла к мусорному ведру и высыпала весь сахар широкой свистящей струей. Часть струи рассыпалась вокруг ведра. Будет теперь муравьям раздолье. Ди угловато раскланялась перед мусорным ведром: "Ешьте, не стесняйтесь, можете друзей приводить…". Мысль о друзьях погнала ее обратно в комнату, в постель… села, легла, уставилась в потолок… Закончить… закончить все это быстрей. Потом она еще себе спасибо скажет. Когда потом? И кому — себе? Но если все же у нее есть душа, то скажет…

Вода из стакана пролилась на пол… Ди свесила голову с кровати. Нет, не на пол, а на джинсы, которые там валялись. Когда-то, миллионы световых лет назад, они ей так нравились. Это было так давно и так глупо, что было больно думать. Ди села на кровать, потянула на себя подушку. Наволочка приобрела серый оттенок… Айфон — двадцать пропущенных звонков… какое ей дело?.. Пусть хоть еще двадцать… От бабушки осталось много лекарств… сердечных — сразу пачку — это выход… но для этого надо встать… потом… уже скоро… Очень скоро… Ди завалилась обратно на подушку…

Съемка движущегося объекта — тонкое изощренное издевательство. Если это птица — то выжидаешь. Выжидаешь, сидишь тихо-тихо, а потом какой-нибудь, стриженный под гарсон,  пудель, тупо тявкая, портит тебе всю картину, и птиц на ветке поминай как сняли.

Если движущийся объект — это лектор, то тут свои сложности, благо бы он сидел, не двигаясь по центру. Но он еще руками размахивает, а если решит встать? А ты уже аппаратуру настроил? И в кадре оказывается не лектор, а тело профессора Доуэля после того, как с него легко и изящно сняли голову. А если этот лектор — твой муж и снимаешь его недолго, минуты две-три — на тему семейных отношений, — то так и хочется ехидно так  вставить прямо в кадр: «Тут и за примером ходить далеко не надо! Вот возьми — вчера!», но ты молчи. Удовольствие увидеть его вытянувшееся лицо не стоит того, чтобы снимать все это еще раз. Потом поругаться и снимать  еще раз…

 Шломо — популярный лектор, и кроме стандартных  лекций у него есть и коротенькие, для странички фейсбука, минуты на две-три. Его часто приглашают выступать в разные города и перед очень  разными аудиториями: от тюрьмы Неве-Тирца до панорамных аквариумов Эйлата, от рафинированной Герцлии, где щенки тявкают, точно соблюдая интонацию, до огрубевшей на солнце Беэр-Шевы, где водители автобусов переговариваются между собой по-арабски, высунув головы в окно...

В тот день у Шломо было лекция в гостинице одного из приморских городов, и после лекции он попросил жену поехать с ним на пустынный пляж, сделать короткую запись: минуты на две-три, не больше. У него появилась идея для короткого монолога: прилив и волны,  шторм и бриз, надежда и отчаяние. И они тут как раз недалеко от берега, и такую запись хорошо бы сделать на фоне волн, как-то привязать к теме моря, должно, в общем, неплохо получиться.

Полчаса ехали на машине, удаляясь от усыпанных зонтиками, полотенцами и дикарями мест. Наконец нашли совершенно безлюдное место: только море и песок, небо и они.

— Смотри, — руководил Шломо, стоя  спиной к морю и обращаясь к жене, которая  настроив камеру, ладонью заслоняла глаза от бликов солнца. — Ты снимаешь меня так, на этом месте. Следи, чтобы солнце было у тебя за спиной и не попадало в кадр, хорошо? Начали!

Они попробовали раз другой, но ветер дул с моря и при прослушивании записи был отчетливо слышен свист. Попробовали снова. Тот же эффект. Потом ветер как поменял направление и стих. Попробовали сделать запись ка камеру опять, но в кадр при сьемке вошло только полголовы Шломо:

—  Ну, кто так снимает, а? – расстроился он, проверив как вышло.

—  Ты пойми,  - оправдывалась Аня, его жена, вытряхивая песок из туфель, —  тут какие-то ямы кругом , вот, смотри: как будто экскаватор поработал, я оступилась … А будешь критиковать,  —  ветер трепал концы ее косынки, —  то я сама начну вещать народу, а ты будешь снимать меня на пленку! Вот так!

 —  Ладно, ладно, не буду, - Шломо вернул ей камеру. —   Давай еще раз.

Он сделал широкий жест, показывая на море и начал монолог, который Аня старательно записывала на камеру, стараясь, чтобы голова Шломо вся полностью уместилась в объектив.

—- Как волны эти уходят и приходят, и их бег не остановить, так и не остановить течение жизни. И, если тебе порой кажется, что жизнь взялась за тебя слишком круто…ну, что? Почему ты не снимаешь?

— Оглянись!  —  Аня опустила камеру и показала рукой на море за спиной мужа, - Там катер — прямо в кадре! Он все портит!..

— Катер? – Шломо обернулся, -  Ой, да, не, так не пойдет… ладно, пусть проплывет… И шум мешает…

— Всё, уехал! Давай, снова!

— …и если тебе кажется,  —   продолжал Шломо уверенно, проникновенным тоном, - что жизнь взялась за тебя слишком круто, и ты далеко от берега и кажется тебе, что уже не вернешься … Что сейчас? Что опять?

— У тебя пуговица расстегнулась… и галстук съехал!…

— Ффуф! Ладно. Вот, застегнул и поправил. Давай! …и тебе кажется , что уже не вернешься, тебя уносит, ты безволен, то знай, это знак, это лишь знак что в следующий момент… Что опять?!

— Ты поправил галстук, но не в ту сторону. Сдвинь его немного влево, чуть-чуть…

— Хорошо! …И кажется тебе, что уже не вернешься, тебя уносит, ты безволен, то знай, это знак, это лишь знак что в следующий момент тебя уже понесет к берегу. ты выберешься. это вечный ритм жизни…  Что опять?

— В мое лево!

— Какое твое лево?

— Не в твое лево, а в мое лево!

— Какое лево?  — Шломо широко взмахнул руками. – Это все море: и направо, и налево!..

Аня отставила от глаз камеру  и сделала левой рукой  движение, как будто отодвигала тяжелую штору, — Галстук!  В мое лево! Сдвинь галстук!

— Аххх… - Шломо поправил галстук в правильном направлении,  да  уж и пиджак заодно, -  Сейчас нормально?

— Как будто нормально… Вроде бы…

— Хорошо, поехали. …ты выберешься. Это извечный ритм жизни, и каждому, кто хоть немного знаком с еврейской историей известно, что так было всегда. Поэтому евреи и выживали,  во все времена истории поднимаясь снова и снова. Евреи знали…евреи знали…

— … мне что-то мешает… —  неуверенно протянула Аня, отводя от глаз камеру.

— Они уже никому не мешают… - огрызнулся Шломо. —   Они истлели! Что опять?

— Мне что-то мешает, но не могу понять, что…

— Ладно, заново! …так было всегда. Поэтому евреи и выживали, и поднимались снова и не отчаивались, потому что за тьмой будет свет, за волной которая уносит тебя, смывает, захлестывает, придет новая, которая  подтолкнет тебя к берегу.

— Поняла!

— Что?

— Твое выражение лица!

— Что? Что — мое выражение лица?

— Да!

— Что с ним?

— оно мне не нравится! Как будто ты кого-то побьёшь!

— Еще бы, как в воду глядела…

— Что? Я в глазок глядела! Что ты сказал? Говори громче! Волны заглушают!

— Я говорю, как в воду глядела! Это шутка…

— В воду? Не в море? Какая шутка? Ты же про море рассказываешь!

— Я рассказываю о высокой мотивации!  —  с пафосом, рожденным отчаянием, воскликнул Шломо и снял тугой галстук. —  О море! О жизни! Об, основанной на вечном знании, жажде жизни еврейского народа! Вот так!

— Шломо, мы будем снимать или нет? У меня уже руки устали камеру держать!

    Больше полутора часов  бились они с камерой ради двухминутной записи: и с солнцем, которое попадало в кадр, и с кадром, который был не по центру, и с предками, которые  три тысячи, и тысячу, и пятьсот, и двести лет назад чего-то там… О высокой мотивации, о море, о жизни. О  волне,  которая уносит тебя, смывает, захлестывает, и о том, что придет новая…
    Ему, начинавшему отчаиваться,  внимали песок, и глубокие ямы в нем, и вода, и разбитые ракушки…

     И все время что-нибудь мешало и шло не так: то катер,  то вертолет, то блики,  то слишком слабый звук. Запариться…

Запарились…

Вернулись домой.

Шломо не мог понять причину, почему Б-г, а это был именно Он, Шломо не сомневался, заставил его снимать этот текст по многу раз, так и не дав, в конце концов, закончить запись. И  текст как будто хороший, гладкий. как галька омытая морем. Почему не получилось?  Может, он выдохся? Был блестящий лектор, но лекции уже не то…  Может, это был знак Свыше… Смотри, Шломо, смо…

Звонок. Это от Коби, работает с молодежью, иногда приглашает его дать лекцию в пабе.

Кто знает, может, это один из последних звонков, когда его еще приглашают приехать. Скоро такие звонки станут редкостью. Давай, Шломо. Прорвемся…

— Шломо?

— Да, добрый день.

— Ты не знаешь, какой он добрый! Не знаешь…

— Кому ты это рассказываешь? Знал бы ты, сколько времени я только что впустую потратил…

— И я про то! Ты был час назад на берегу? На таком пляже с глубокими ямами?

— Коби? Откуда ты мог нас видеть? У тебя что — связи с разведкой? Мы с женой были  на пустом пляже.

— Пустом…

— Да. Полчаса ехали на машине и еще десять минут шли вдоль берега, проваливаясь в песок. Там никого не было…

— Никого, кроме Ди.

— Что? Би-би-си?

— Нет, просто Ди.

— Кто это  - Ди?

— Так, одна девушка. Она спряталась в песке, в яме... С таблетками... Вы ее не видели. Она пришла до вас. Долго искала место, где можно спрятаться, и где никто ее не увидит. Где никого нет.

— Там и не было никого…

— Конечно, никого… никого, кроме нее и одного зануды - лектора с женой и камерой, который много, слишком много раз пытался рассказать о море и о высокой мотивации к жизни…

О волне,  которая уносит тебя, смывает, захлестывает, и о том, что обязательно, и неизменно придет новая волна, теплая, согретая солнцем, которая сотрет твои соленые брызги и подтолкнет тебя к берегу…

история со слов р. И. Фангера

Теги: Вечность, История из жизни