"Тайный посредник"

— Понимаешь, — грея руки о чашку с чаем, осторожно проговорила Адель, — он мне в принципе нравится, но…

Пар скрыл ее лицо или это тень промчалась по нему? Подруга Адели — Таня — так и не поняла. Она была из России — Таня — и любила определения, за которыми стоит что-то конкретное. Осязаемое. Поэтому она поежилась и, выдержав для приличия паузу, спросила эхом:

— Что «но»?

В принципе, Адель была девушкой предсказуемой, однако с тех пор, как она и Адель начали соблюдать мицвот, к характеру Адель прибавилась эта черта — Таня называла ее «внутренняя экспозиция».

— Но…

Таня посмотрела в окно, сдвинула короткие брови на круглом, с ямочками на щеках,  лице, вздохнула и сделала еще одну попытку вылепить чахнущий разговор: добавила решительно:

— Но он тебя раздражает — этот парень?

— Я такого не говорила, — очнулась Адель, закрутила прядь волос так, что в оконном отражении пасмурного дня качнулся тонкий силуэт и снова замер. — Я такого не говорила… Он хороший парень и… Но он какой-то… нерешительный. Не смелый, понимаешь?.. — она снова обхватила чашку и задумалась.

Таня подперла подбородок рукой и нахмурилась:

— Ты скажи мне, пожалуйста, одну вещь… Только не думай полчаса, хорошо? А быстро ответь — он тебе нравится?

Адель улыбнулась одноразовому картонному стаканчику и проговорила, обращаясь исключительно к нему:

— Он мне… нравится. И даже… больше, чем хотелось бы…

Таня:

Сказать, что центральная автобусная станция — это подходящее место для шидуха, можно, мягко говоря, лишь с большой натяжкой: во-первых, много людей вокруг мелькает, и они не только мелькают, они, если слегка зазеваешься, еще и толкаются. А для молодых людей, которые только пытаются найти кого-то для себя единственного среди океана людей, это очень неудобно, когда вокруг суетятся люди — среди них тяжело разглядеть и расслышать голос. Это для людей, которые друг с другом много лет, уже нетрудно — они друг друга среди тысячи найдут. И слышать им тоже не всегда необходимо — иногда это вовсе лишнее, или даже еще проще — они уже по выражению знакомого лица, которое мелькает среди скопления других лиц, могут догадаться, что другой ответил или о чем попросил. Например, он или она попросил/-а: а давай никогда не будем здесь больше ходить, среди этой толпы. Это вполне можно — по знакомым глазам среди рыдающей и воющей музыки центральных станций и обилия рекламы, огней и магазинов одежды — это можно расслышать. Но это только по хорошо знакомым глазам можно понять, или, например, вот это — а не купить ли мне новые туфли? Это тоже по глазам вполне можно понять.

Да, но по незнакомым глазам, которые еще даже не научился различать среди сотен других, — ничего понять нельзя. И поэтому лучше выбираться из такого места, которое напрочь давит человеческую оригинальность и воспринимает человека лишь как некое приспособления для ношения кошелька, которое незамедлительно стоит облегчить, и именно в нашем магазине или в этой нашей забегаловке.

И сколько там фалафельных — их там такое количество, что, если бы встречу можно было бы проводить в фалафельной, то на каждую встречающуюся пару хватило бы по личной фалафельной или даже по две. Да дело в том, что в ходе встреч должны выкристаллизоваться такие тонкие чувства или предпочтения, которые мало сочетаются с запахом масла для жарки и вообще грубоватой обстановкой. Пришла тут одна пара супружеская в фалафельную. Жена — израильтянка, а муж — англичанин, в смысле еврей из Англии, и  он свою жену, видимо, так достал этим «овсянка, сэр», что она решила привести его в фалафельную: мол, поешь нормальной еды и вообще расслабься от своих сильно английских манер. Ну, подали им фалафель, а его как подают — в таком сером конверте промасленном, из которого торчит пита, а в ней шарики жареной такой смеси из хумуса — это родственник фасоли, но только не вареный, а лишь замоченный, растолченный и сразу зажаренный, — это-то и есть фалафель. И все это окружено поленницей чипсов, завалено по уши салатом и солеными огурцами, а сверху еще обильно полито тхиной. Тхина — это тоже такая чисто средиземноморская вещь, которую в первый раз невозможно пробовать без содрогания, зато потом без нее уже, вроде, и жить невозможно. То есть, если попробовали и сразу не умерли, то потом всю жизнь уже есть будете.

Так эта пара, про которую я вам уже начала рассказывать, ну, где муж из Англии, — подали ему этот, значит, промасленный пакетик с питой и всем содержимым: мол, ваша пита, сэр… Так он чуть не сел. То есть он нормально сел и попросил нож. Жена ему говорит: милый, зачем тебе нож? Он говорит: ну как же так, дорогая, мне нужен нож и вилка, чтобы этот продукт есть… Если вы где-нибудь в центре страны набредете на фалафельную, где до сих пор посетители  катаются по полу, так и знайте — это именно то место, где побывала эта пара.

...

Адель:

Мы шли с ним по улицам вечереющего города, и я чувствовала, что оба мы попадаем под очарование этих закатных минут. А вы знаете, для меня это был очень непростой момент, чтобы мы вместе — с человеком, с которым я хочу связать свою жизнь, — чтобы мы оба попали под очарование одного и того же... вечереющих улиц, людей, спешащих домой… Какого-то чувства умиротворения, которое растекается с каждым уходящим за крыши лучом… И разговор между нами как-то сам собою стих. Не то чтобы нам не о чем было говорить, но нам было хорошо вместе молчать. И это очень хорошо, на мой взгляд, когда вам приятно с кем-то помолчать. Иногда помолчать — это сближает сильнее, чем говорить. За молчанием скрывается что-то личное, глубокое. И мне это нравилось, но в то же время раздражало: а чего он молчит? И, когда мы поженимся, он будет молчать? И будет ли он вообще что-то делать? От мужчины ожидается, чтобы он был занят делом, чтобы принимал решения, чтобы проявлял активность. А этот парень — с ним здорово помолчать, но ведь на этом жизнь не построишь?

…Адель, конечно, очень хорошая девушка, и она мне нравится. Даже очень. Но от нее исходит такой заряд конкретики, что просто тоскливо становится. И при этом она такая активная, такая, что… от ее активности тоже тоскливо становится. Я всегда немного сторонился слишком активных девушек. Они могут быть прекрасными хозяйками, и это важно, я все понимаю, но… иногда это уже слишком. То есть для кого-то другого это, может быть, в самый раз, но для себя я решил. Это не для меня. Она неустрашимая какая-то. И в воду, и в пламя пойдет и народ за собой поведет. Это хорошо для восстания — такая женщина, но для меня… для моей семьи… спасибо, и расстанемся добрыми знакомыми.

Адель:

…Если бы не эта собака, я бы сказала (молча) так: «Знаете, молодой человек, нам с вами не по пути…».  И я бы никому кроме Тани не объяснила, в чем дело, но ей бы сказала: «Он мужчина или легкий призрак вечереющего города?» Такой он мягкий, как эти тени, такой нерешительный, как далекие голоса, такой же призрачный, как след самолета в небе… и так далее.

А тут эта собака. Я как… я как… завизжу! Нет, я просто закричала на всю улицу. У меня страх перед собаками, Таня знает, он с детства, этот страх, никак победить его не могу. И как только кажется, что я уже не боюсь, как тут собака… И тут эта собака!!!

Я побежала через все улицу назад, потом вспомнила, что от собак нельзя убегать, и запрыгнула в какой-то подъезд, и вознеслась, прыгая через две ступеньки, на какой-то неслыханный этаж… И долго не могла перевести дух, и дрожала от страха и от ужаса, что эта собака гонится за мной и сейчас забежит сюда… Потом этот страх немного отпустил, собака не появлялась, и я стала опасаться, что жители этого подъезда откроют двери и спросят: "девушка, кого вы здесь ищете? И как вы сюда попали, в наш подъезд с интеркомом?". Я не помнила уже, как забежала в этот подъезд, и, может, я кого-то оттолкнула по дороге? И где этот парень теперь, и что он обо мне подумает? И мне так не по себе стало… Как бывает, когда какая-то маленькая, но очень неприятная тайна выходит наружу… Ладно, сказала я себе, все равно я уже с ним не…

— А, вот ты где! — сказал он, поднимаясь по лестнице. — Я тебя всюду ищу. Не бойся, эта псина убежала.

— Убежала? Точно? Ты сам видел?

— Точно. Да она и нестрашная совсем. Она, кажется, домашняя или еще недавно была домашняя. Я ее прогнал и пошел тебя искать.

— Прогнал?? Ты.. Прогнал... Собаку?? Ты не боишься собак?!!

Таня

Они шли себе по улицам, я их еще у центральной станции заметила. У меня там бабушка живет. И я бабушкиного Ремсика выгуливала. А Ремсик такая неслабая собачка, особенно тому, кто его не знает, — он покажется слонодавом. И тут идут они себе, и я вижу, что разговор у них не клеится. Она на него смотрит и хмурится. И он такой идет, весь из себя Огюст де Сент-Клер. Шляпа, шарфик, очки. И вот, как он очки поправил, я так сразу все и поняла.  И Ремсик вдруг у меня вырвался и рванул к ним. Или я его сама отпустила? Не знаю... И он радостно к ним побежал… Вечером Адель мне позвонила. Сказала, что он сделал ей предложение. Прямо там, в подъезде. На девятом этаже, куда она забежала без лифта. Хороший парень оказался. Я ей себя не выдала. И думаю, где-нибудь и мой парень есть, ведь есть же?..

по мотивам настоящей истории

Теги: Шидух