Whatsapp
и
Telegram
!
Статьи Аудио Видео Фото Блоги Магазин
English עברית Deutsch
«В своих повседневных трудах помни следующее: не делай ничего, что запрещено, а то, что разрешено, не делай с чрезмерной поспешностью»Раби Исраэль Рижинер

Индия. «Летний снег» — 5

Отложить Отложено

— Майя?

— Да, мама, — Майя подняла голову и посмотрела на мать, говорившую, как всегда, с большой решительностью.

— Я хочу сделать тебе подарок после армии.

— Подарок? Спасибо...

— Мне не нравится твой кислый вид. Тебе хорошо было бы поехать куда-нибудь развеяться. Как все.  Я покупаю тебе билет в Бомбей, обратный билет — без даты. Ты вернешься, когда я почувствую, что в твоем голосе появился интерес, живость. Будешь путешествовать, развлекаться. Мы будем разговаривать раз в месяц. Ну?

— Вау! В Индию? — Майя подумала немного, размешала сахар в кофе и добавила, — я позову АдИ!

— Кто это?

— Моя подруга, мы служили вместе в последний год.

— Прекрасно, — тоном, ставящим точку, ответила Пери и начала убирать со стола, -— зови с собой, кого хочешь.

 

***

 

Двинувшись от Джайпура на северо-восток, они посетили седьмое чудо света — знаменитый Тадж-Махал.

Любуясь сверкающим на солнце мрамором с инкрустациями — словно драгоценности на белоснежной чадре, Ади и Майя пришли к неутешительному выводу: читывая цены на частное строительство в Израиле, а также зависимость подрядчиков от политической ситуации, нечего и рассчитывать, что когда-нибудь… безутешные сердца, обожженные любовью… воздвигнут в память о них… мало-мальски приличные здания. И, заранее смирившись с этим и притворно вдохнув, подруги двинулись дальше на север, по направлению  горы Канченджанга, которая, если верить скверно отпечатанной карте, возвышается над уровнем моря на 8 586 метров. К горе они, впрочем, так и не попали. Но попали...

 

***

 

Майя вышла из двери и, ежась от ветра, опустилась на камень у внешней стены.

— Мне хочется визжать, — проговорила она вслух, — визжать — это не то слово!

— А мне хочется… рычать, — раздался из темноты голос с характерным для англоязычных «р».

Майя отшатнулась:

— Я думала, что я здесь одна, — при свете луны она узнала Илана, из их компании. Ивритом он владел, но, бывало, затрудняясь сформулировать мысль или подобрать слово, зажмуривал на секунду глаза.

— Почему… рычать?.. — спросила она.

— Иногда… выть… по той же причине, что тебе сейчас — визжать…

— Зверинец какой-то, — пробормотала Майя. — Выть… рычать…

— То, что там происходит внутри, именно… зверинец и есть…

— Я не то имела в виду… хотя что-то в этом есть… И и внезапно ее прорвало. — Надоело мне… Везде одно и то же! В Израиле, здесь... Мы думали, приедем… что-то будет интересное… другое… Но везде одно и то же! Если ты девушка, везде тебя ожидает только одно…

Майя заподозрила, что и этот парень сейчас заведет «старую песню», но, взглянув на его вырисовывающийся в темноте острый профиль, увидела, что тот даже не пошевелился.

 

Внезапно хлынул ливень, но они продолжили сидеть снаружи. Майя была рада холодным струям, выбралась из-под небольшого навеса и подставила им лицо.

 

— Сначала, — сказала она в темноту то ли струям, то ли себе, то ли своему странному собеседнику, — сначала то, что он говорил, мне даже понравилось… Что-то в этом было…

— Кто говорил, что говорил?

— Ну, этот… ученик гуру… что-то такое про нирвану… растворение, кажется… А потом закончилось все, как обычно… и даже хуже…

 

Илан промолчал. Сжал руки, хрустнув пальцами.

Ливень стих так же внезапно, как начался, снова засияли звезды. Майя откинула мокрые пряди волос с лица, завела их за уши, оттерла рукавом рубашки мокрый лоб.

 

Низко под ними блестело в свете луны озеро, доносился глухой рокот водопада (так мы и не дошли до него — мелькнула у нее мысль), вырисовывались темные, похожие на далекие облака очертания гор.

— Почему так… — спросила она в темноте. — Так хорошо, так… торжественно и даже прекрасно… снаружи… И так противно… то, что сейчас там… внутри…

— «Посмотри, как красив этот мир, который… Я… создал…для тебя… пожалуйста… не испорти его», — медленно проговорил Илан.

 

Неожиданно эти простые слова, сказанные высоко в горах Индии, отозвались в сердце Майи отдаленным эхом: «…Я создал этот прекрасный мир для тебя, пожалуйста… не разрушь его…»

— А-а… откуда это?

— Это мидраш…

— Что?

— Мидраш…

— Что это такое?

— Мидраш… Часть Устной Торы…

— Во дает… А тебе-то какое до этого дело?

— Я когда-то это учил… Потом пошел в армию…

— А потом?

— Потом поехал с друзьями из нашей бригады в Индию… Надо же мне было припереться в Гималаи, чтобы понять, что я тот же самый, ничего не изменилось…

— А теперь ?

— А теперь… я думаю, что же я здесь делаю…

— Понятно… — рассеянно ответила Майя, хотя ничего не поняла. Но у нее возникло чувство общности с этим парнем, который так же, как она, не хочет быть, как все, а как по-другому — не знает…

 

Она пыталась обдумать это некоторое время. Потом внезапно встала, как человек, вдруг принявший какое-то решение, отворила дверь и через несколько минут вышла снова, таща за собой смеющуюся Ади. Она прислонила подругу к стене, юркнула снова внутрь и появилась, тяжело дыша, на этот раз с вещами. На ходу засунула их в свой рюкзак, бросила его рядом с Ади на камень и приблизила к ней лицо:

— Ади, мы отсюда уходим. Сейчас же. Немедленно.

Ади начала неестественно хохотать:

— Мне всегда… нравились… твои шутки, — еле проговорила она, давясь от смеха. — У тебя — классное… чувство юмора…

— Надеюсь... Пошли! — она просунула руку за лямку рюкзака, другой обхватила Ади за плечи и повела с собой. Ади от смеха с трудом переставляла ноги:

— Постой… Я так быстро за тобой не успеваю…

 

Майя приостановилась.

— Посмотри, — вдруг подняла руку Ади. — Посмотри, как струится лунный свет… в воздухе… мельчайшие капельки воды… тумана… и свет луны… обволакивает и просвечивает в каждом...

 

Майя повернулась к Илану:

— Пока. — Чуть помедлила и добавила: — Спасибо… «Смотри, не разрушь мой мир…», так?

— Так… Так сказал Б-г… Когда-то я умел разговаривать с Ним… и чувствовать, что Он меня слышит… — Илан соединил руки и обнял ими колени. — А теперь… я… — он наклонил голову и грустно улыбнулся. — Теперь я разучился…

 

Ади по-прежнему не могла оторвать завороженного взгляда от комков проплывающего тумана и игры в них лунного света.

— А я никогда и не умела, — сказала Майя. — Никто меня этому не научил… как-то не нашлось времени…

Он резко вскинул на нее взгляд — уж не смеется ли она над ним? Но в ее глазах не было издевки. Возможно, была растерянность, была восставшая гордость... А его глаза были печальны и ясны. Это тронуло Майю, привыкшую в последние дни смотреть в глаза с разного рода мутью.

 

«Двое… потерявших себя и нашедших… друг друга… в горах» , — мелькнула у Майи мысль. Она кивнула ему на прощанье, взяла за руку Ади и, закинув за спину рюкзак, на ощупь стала пробираться среди высоких кустарников.

 

Они шли наугад большую часть ночи, Майя старалась ориентироваться на звук большого водопада. Но эхо ночью в горах играло с ними, и глухой рокот водопада раздавался, казалось, то слева, то спереди, то сзади. Наконец, основательно исцарапав руки о колкие ветки и устав брести на ощупь, они остановились в расщелине скалы, которая показалась им более-менее подходящей для ночлега и, не достав даже спального мешка, попросту забыв о его существовании, заснули тут же на земле.

 

Майя разлепила ресницы, села, и в первый момент у нее захватило дух от открывшейся ей огромной панорамы. Солнце пронзало облака широким спицами лучей и вывязывало ими нежное сари цветов —  покрыть острые локти гор. …«Смотри, как красив мир, который Я создал» — это была даже не воспоминанием о вчерашних словах, это было мелодией скал, мелодией трав...

 

Ади села, помотала из стороны в сторону головой:

— Привет! Интересно, где мы? Ужасно есть охота…

— Не знаю, — легко вздохнула Мая, нехотя переключаясь к мелким  подробностям человеческого бытия. — Сейчас посмотрим по карте.

Ади притянула к себе за конец лямки рюкзак, схватила его и вытряхнула на землю, пестреющую райскими цветами, нехитрый человеческий скарб. При всей его  значимости один существенный недостаток у него, все же, был: в нем не было ни карты, ни чего-нибудь съестного.

— Вот такие дела, значит, — подытожила Ади, перетряхнув еще разок вещи. — Имеем двух девиц призывного возраста с пониженной способностью к соображению, не имеем…

— Способность к соображению у них восстановится, — перебила ее Майя.

Ади потерла голову:

— Что-то у меня с этим сегодня неладно…

— Я могу тебя успокоить, у тебя это не только сегодня…

— Друзья! — взмахнув рукой, торжественно обратилась Ади к воображаемым слушателям. — Всегда выбирайте друзей, которые повышают вашу самооценку и веру в ваши силы.

— Придется тебе пока довольствоваться теми друзьями, какие есть…

— Это еще не худший вариант… А как обстоит дело с провизией? Не завалялся ли у тебя в карманах шоколад… или, на худой конец,  баночка йогурта?

— Боюсь, что такие вещи в моих карманах долго не валяются. Тшш… я слышу отсюда журчание воды, наверное, это источник. Пойдем туда.

 

До родника, оказалось, было не так близко. То есть, если передвигаться по воздуху, они бы преодолели это расстояние в считанные минуты, но поскольку из летательных средств в их распоряжении было лишь воображение и жажда, которые волнуют душу, но не способны переместить тело, прорыв к источнику по непролазной чаще леса дался им нелегко.

 

Добравшись, наконец, до него, они припали к воде и торжественно пообещали друг другу записаться в общество любителей пресной воды в тот самый день, когда снова попадут в цивилизованное общество. Разговор о цивилизации заставил их вспомнить о карте.

— Это не так уж страшно, — рассуждала добродушная Ади. — Этот родник впадает в какую-нибудь реку или, на худой конец, в водопад. И реки, и водопады тут почти всегда густо облеплены туристами или местными…

— Ну уж густо, — возразила Майя. Но за неимением другого плана они приняли план Ади: двигаться по течению ручья. Благо соседство с ним обеспечивало богатую прелой листвой и разными микроэлементами воду, а там они уж куда-нибудь да выйдут.

 

Они шли два дня, иногда упруго шагая и шутя — когда берег ручья позволял идти рядом с водой, а иногда — почти не разговаривая, особенно если ручей уходил под землю, и  им приходилось идти по топи, с трудом переставляя ноги. Один отрезок пути, когда ручей неожиданно углубился, им пришлось, пробираясь по пояс в воде, отводить руками длинные тяжелые ветви деревьев или, прыгая и скользя на камнях, с трудом удерживать равновесие или с криком падать в воду.

 

Самая большая неожиданность их ждала в конце. Они видели, что ручей расширился, и уже готовили себя к тому, что он вот-вот перейдет в неизвестную им, но какую-то великую индийскую реку. Но коварные струи воды, внезапно измельчав и встретив на своем пути огромные валуны, ушли с тихим журчанием под их широкие основания. Потратив немало времени, чтобы продраться сквозь кустарники, девочки обошли валуны с другой стороны для того, чтобы удостовериться, что два дня верный их тяжелому пути, как посошок, ручеек не придумал ничего более удачного, чем уйти под землю, не выполнив главной задачи, которую они ему поставили.

 

— Так, — проговорила Ади, отирая рукавом потный лоб. — Мы, кажется, приехали…

— Пассажиры… Конечная остановка, просьба освободить вагоны… — эхом добавила Майя.

Минут двадцать они сидели, привыкая к мысли, что ручей их так подвел.

—  Давай обойдем эти валуны обратно, — предложила Майя. — Все-таки там вода…

Они вернулись, отыскали сухое место и, положив головы на тощий рюкзак, вопреки всякому здравому смыслу немедленно заснули.

 

— Мы уже почти три дня в пути, — подытожила на следующий день Ади. Она похудела, лицо у нее потемнело и обветрилось, вокруг глаз появились темные круги. Майя догадывалась, что выглядит не лучше. С каждым пройденным шагом с них спадал покров наивного добродушия, и, как резче обозначались черты лица, так резче проявлялся характер. Они провели уже полдня возле уходящего под землю ручья, без карты, без компаса, без еды, не в силах решить в каком направлении идти и идти ли.

 

Майя побаивалась, что Ади начет обвинять ее в том, то по ее, Майиной, вине они пустились в это опасное путешествие. Но к радости Майи, Ади и слова об этом не проронила. Они вообще эту тему не затрагивали, инстинктом, данным Б-гом, решив, что стоит тратить силы на такой разговор, который может принести сейчас какую-то пользу.

Так же, посовещавшись, они не без сожаления пришли к заключению, что если даже и есть смысл искать путь выбраться отсюда (а смысл есть, кто же спорит), то, в отличие от холодного смысла, горячих сил на это нет. Никаких сил нет. Приходилось примириться с тем, что единственное, что они сейчас могут делать, — это пассивно ждать помощи, надеясь, что их ищут и что их, наверное, найдут…

 

Следующие полдня прошли у них в непривычном молчании. Им и раньше приходилось воздерживаться от разговоров, когда на особенно тяжелых участках пути они экономили силы. Но теперь это было молчание другого рода: каждая ушла в себя, засыпая, просыпаясь, иногда вставая и зачерпывая пригоршнями воду из прохудившегося источника.

 

— Не бойся, Ади, — на четвертый день их вынужденной стоянки Майя почувствовала потребность приободрить подругу и попутно приободриться самой. — Вода у нас есть… Сколько дней человек может выжить, имея воду, без еды?

— Не помню… Месяц, кажется…

— Ну, видишь, у нас в запасе куча времени… — Майя смотрела на небо со слоистыми белыми ломтями облаков, похожими на слоеное тесто. — Только не думать про еду… думать о чем-то хорошем…

 

— Я помню, — Ади приподнялась на локте и наморщила лоб. — В армии нам говорил психолог, что если ты попал в такое положение… что тебе остается только ждать и выжить… надо думать о том, что ты в жизни любишь… о чем-то, ради чего стоит жить…

— А-а, что-то припоминаю…

— Это… похоже на… — Ади снова опустила голову и несколько раз помотала ею из стороны в сторону, потому что затекала шея, — это похоже на теорию Виктора Франкла…

— Кого?

— Когда-то я читала его книгу… Нам задали в школе… Он сам был в гетто и концлагере и видел, что люди… которые выживали… Ах… как шея затекает, и голову ломит…

— Так что… те, что выживали… что там дальше? — нетерпеливо выпытывала Майя.

— Это были те, даже слабые физически, но у них была цель, ради которой стоит жить…

— Какая цель?

— Не помню сейчас… Найти кого-то из семьи или отомстить немцам… Что-то, ради чего им стоило жить…

— Мой дед со стороны мамы тоже был в гетто…— рассеянно заметила Майя

— Он чего-нибудь рассказывал?

— Не знаю… Он рано умер, я его не помню…

На этом разговор иссяк… Каждая осталась наедине со своими мыслями.

 

Они изредка вставали пить. Среди вещей в рюкзаке нашли крем для рук и обрадовались ему, как родному. И по очереди смазывали лицо, пока, не устояв перед соблазном, не попробовали его лизнуть. Но вкус показался им таким мерзким, что одна из них швырнула тюбик в кусты, о чем потом жалела.

 

— Ты уже нашла, ради чего стоит жить? – насмешливо спросила Майя у подруги на следующий день.

— Ты зря смеешься… Это серьезно… А ты нашла?

— Ради банки с вареньем…

—  Да ну тебя… Ты неисправима… Нужен смысл… такой, который поднимает тебя над обыденностью… так нам говорил психолог…

— Псих твой психолог…

Ади не ответила.

— Ну не обижайся, — через несколько минут Майя повернулась к ней. — Ты что, правда обиделась? — Майя даже села по такому поводу, благо без обид не может протекать общение с любой женщиной  даже в условиях тяжелого выживания. Но у нее закружилась голова, и она снова легла…

 

— Ади, послушай… Я думала… правда… вспоминала армию, школу… даже детский сад… Ты молчишь? Нет, я не издеваюсь над твоей теорией… Нет, я правда думала… Я всегда относилась к жизни… пассивно… Как складывались обстоятельства, так я им и подчинялась… как инфузория… Ничего особенного в жизни я не совершила… Меня в общем потоке, как бы, и не существовало… Что все, то и я…

— Ну… и…

— Да… так вот… Когда мне было лет пять или шесть, я помню, к нам приезжала моя бабушка со стороны мамы…

— И что?.. Что же ты замолчала?

— А-а, извини, я думала… Так вот, она приезжала, и она… творила другую жизнь… Она творила другое пространство вокруг себя, не такое, как то, в котором жила…

— Что-то не очень понятно…

— Да… Это надо было видеть… Я это отчетливо помню… Я, знаешь, вспоминаю слова… их Илан сказал в тот вечер… «Не разрушь Мой мир»… Наверное, это звучит не очень понятно… У меня самой пока обрывки мыслей, но я пытаюсь связать…. Вот, я думаю, а где мой мир? Понимаешь? Я всегда была как все… А где я сама? Что я такое? Что из того, в чем я живу… или жила… до того, как мы тут с тобой зависли… Что мое? У меня — все, что я хотела… Все, что девушка моего возраста может хотеть… Но где среди всего этого я сама? Ты понимаешь?

— Честно говоря, не очень… Но смутно что-то улавливаю…

 

Они молчали еще несколько часов. Потом Майя снова заговорила, на этот раз ее голос звучал мечтательно:

— Я тебе рассказывала уже… про бабушку…

— Что она сказала, когда узнала, что ты собралась в Индию? Моя-то — так такой цирк устроила! — вздохнула Ади.

— Она всегда была спокойна и так… немногословна и…. от нее исходило такое ощущение устойчивости. И я — рядом с ней — тоже была как-бы связана с чем-то глубинным, основательным… , что даже если по нему "шарахнешь", ничего ему не сделается.

— А-а, типа заземление.

— Ну, как бы… Я ее вспоминаю сейчас. Она жила… по-другому… Я была маленькая, но я помню… Она вносила себя в жизнь и создавала из жизни, из того, что было — а было у нее в жизни очень немного — то, что сама хотела… Из будней — праздник, из простого — святое, тяжело это передать словами… Из бедной увядшей женщины — освещенную субботними свечами красавицу… Такой она мне вспоминается…

Майя помолчала.

— Если я выживу, то разыщу ее, скажу, что вспоминала ее, когда… была в Индии…

 

Майя повернулась к Ади и увидела, что та давно заснула.

 

продолжение следует

Теги: "Летний снег", История тшувы