Лашон а-ра и рехилут о проступке бен адам ле-хаверо или Хулиганство в городе Н-скe-VI

В прошлый раз мы остановились на том, что Гольдштейн понял, что у него есть способ доказать вину хулиганов Рона и Таля, порезавших шины Рабиновичу (см. Лашон а-ра и рехилут о проступке бен адам ле-хаверо или Хулиганство в городе Н-скe-V — Рав Арье Лейб | Еврейские блоги на Толдот.ру (toldot.com) ).  Он может взять видеозапись своей балконной камеры и пойти с ней в полицию, чтобы та арестовала Рона и Таля, наказала их и заставила бы их возместить ущерб Рабиновичу.  Большое спасибо зоркой читательнице Мирри, которая заметила, что это не только право Гольдштейна, но и его обязанность. Очень приятно, когда читатели внимательно читают текст.

И вот Гольдштейн скачал видеозапись со своей камеры и... с удивлением обнаружил, что записи нет, она была выключена! «Какой ужас! – подумал Гольдштейн, – Я все это время был совсем не защищен. А что если бы я опять с кем-нибудь поругался, а доказательств не было бы?  Да, – вспомнил он, – А что теперь с Рабиновичем? Неужели эти подлецы уйдут от наказания?»

Гольдштейн уже настроился на восстановление попранной справедливости и предвкушал задержание и суд над хулиганами, а теперь--неужели от всего этого придется отказаться?   Гольдштейну решительно не хотелось лишать себя такого удовольствия, и он стал думать, как еще можно было проучить Рона и Таля.

«Государство имеет монополию на насилие», – пришла ему в голову цитата, которую с апломбом произнес дядя Миша Кукушкинд во время очередного спора про... впрочем не важно про что… «Смысл в том, что это только в теории, а на практике к насилию прибегает не только государство», – подумал он и понял, что нужно делать.  План его был довольно простой, по меркам Гольдштейна (см. Лашон ара о проступке в отношениях между людьми — условие пятое, в демократии, пример из жизни города Н-ска, с соблюдением всех условий — Рав Арье Лейб | Еврейские блоги на Толдот.ру (toldot.com))

На следующий день, после работы, Гольдштейн отправился к Хасидашвили и завел длинный разговор о том и о сем.  О том – о волне терактов в Израиле, которую Хасидашвили связывал со смертью великого праведника рава Хаима Каневского и со слабостью правительства.  О сем – о том, что нельзя называть, которую развязал тот, которого нет желания называть. 

Гольдштейн знал, что а) Хасидашвили был соседом семьи Ягудаевых и каждый день пил вечером чай вместе с Ягудаевым-отцом, котороый Хасидашвили очень уважал, б) Ягудаев-отец был очень уважаем своим сыном, Томером, отбившимся от рук королем местных хулиганов, обладателем черного пояса  и чемпионом города по карате (если кого-то это удивляет, это уже было до нас, приблизительно в 16-м веке до н.э., с Эсавом) и в) Томер находился в фазе вражды с Роном (изобьёт и заставит).  Следовательно, вырисовывалась простейшая схема: замолвить слово о том, как нехорошие хулиганы порезали шины нашему Рабиновичу, а у него с деньгами сейчас и так туго, родители болеют и нужно платить за уход за ними, да еще к ним ездить постоянно, а тут ему машину портят, а потом невзначай заметить, что вот  Томер-то это точно бы так не оставил.  Потом Хасидашвили об этом расскажет Ягудаеву-старшему, тот, в свою очередь Томеру, а уж Томер отдубасит Рона так, что он больше никому шины резать не будет, да еще и деньги вернет, может быть.

Можно ли Гольдштейну воспользоваться этим планом?  Вроде бы, здесь есть конкретная польза: большой шанс, что Рабинович получит компенсацию.  Но, с другой стороны, это произойдет только в том случае, если Томер сильно побьет Рона, и Таля заодно.  А на это права у него нет.  И поэтому Хафец Хаим (Законы лашон а-ра гл. 10, пар. 2, условие 7, Законы рехилута, гл. 9, пар. 2, условие 5) постановляет, что в том случае, где из-за лашон а-ра будет больше вреда, чем полагается по закону, то даже если это принесет конкретную пользу, сообщать об этом нельзя.

В нашем случае это выглядит так:  Рон и Таль должны возместить убыток Рабиновичу.  Избиению они за проколотые шины подвергаться, по закону, не должны.  Поэтому мы не можем восстановить справедливость по отношению к Рабиновичу через несправедливость по отношению к Рону и Талю.

А что Гольдштейн? Он с книгой Хафец Хаим знаком не был и поэтому уверенно пустил свой план в действие.  Однако когда он дошел до ключевого момента, упоминания Томера и его любви с справедливости, то Хасидашвили неожиданно разволновался и сказал: 

– Понимаешь, вот это смешьно, но ты прав.  Этот Томер, он действително за справедливост.  Я думал, он так хулиган, а у него, понимаешь, совест проснулся.    Он ко мне приходит, говорит: «Дядя Яков, я знаю, у Вас наверняка связи ест, я хочу поехат в Украину, воеват за правду.  А то, – говорит, –  морда бит, да все без толку».  Ну я ему говорю: «Томерчик, да, я же людей знаю, на грузинский легион денги даль, а ты что, серъезно?»  Он говорит: «Да, жиль без толку, а сейчас хочу что-то хороший сделать».  Ну я ему помог, сказал ему, с кем поговорит, вот он и уехал две недели назад, он же полгода в цанханим (израильские десантники) был, пока его не выгнали за драку.  Отец был резко против, говорит: «Не твое это дело», но ты же знаешь, этот Томер делает что хочет.

Таким образом, Гольдштейн нарушил запрет лашон а-ра и рехилут, но последствий от этих нарушений не было, по крайней мере, пока Томер не вернется,  и, если Гольдштейн осознает, что поступил неправильно, то ему нужно будет сделать тешуву (раскаяться) за то, что он сказал. 

Теги: , Лашон ара, Хафец Хаим, алаха