Отложить Отложено Подписаться Вы подписаны
К сожалению, за время прошедшее с прошлой статьи началась "борьба за мир" в бывшем СССР. Уважаемый Гади Поллак об этом уже все сказал, остается пожелать всем жителям бывшего СССР мира на своей земле, избавления от фашизма, и прекращения домашнего насилия в международных масштабах. A жизнь нужно как-то продолжать, поэтому продолжим наше изучение законов лашон ара.
Прошлая статья вызвала у некоторых читателей недоумение. Почему Гольдштейну нельзя было ничего рассказать о том, как Таль и Рон порезали шины Рабиновичу? Они же преступники, нужно их наказать, чтобы больше так себя не вели, плюс еще, может быть, и ущерб Рабиновичу возместили. В прошлый раз мы об этом не говорили, поскольку обсуждался случай, в котором только присутствовала общая и слабая польза общественного осуждения плохих поступков. А теперь обсудим другой вариант.
«Подлецы, подлецы эти хулиганы», – думал Гольдштейн. – «Где Рабинович возьмет деньги, чтобы починить свою машину? А что делать? Этого же никто не видел! Я пойду в полицию, а свидетелей нет. Одну секунду, а может быть, есть?»
Тут нужно прервать наш рассказ и объяснить читателям некоторые особенности характера Гольдштейна. Гольдштейн был человеком неконфликтным. В том смысле, что не дрался, не хамил открыто. Но зато он очень любил бороться за справедливость, права человека и за правду, и поэтому все время спорил с дядей Мишей Кукушкиндом.
Надо сказать, что определение этих понятий у Гольдштейна было довольно узкое, и относилось преимущественно к самому себе. Под правами человека обычно имелся ввиду очень конкретный человека – сам Гольдштейн. Поскольку устанавливать справедливость и правду силой Гольдштейн не умел, в ход шло хорошее знание законов и правил, общая информированность, столько раз злившая дядю Мишу Кукушкинда, и наконец, скрытая камера, которой Гольдштейн предусмотрительно снабдил свой балкон. Если кто-то из соседей посягал на справедливость и права человека, то есть Гольдштейна, то доказательства извлекались из камеры, если служили делу справедливости.
«Может быть, моя камера засняла, как эти мерзавцы режут шины Рабиновичу?» – подумал Гольдштейн. – «Ну, тогда им не уйти. Полиция их арестует, и справедливость будет восстановлена».
В таком случае Гольдштейн имеет право пойти в полицию и подать заявление, невзирая на разжигание ненависти между Рабиновичем и хулиганами. Обычно тоэлет мамаш, конкретная польза (в нашем случае: хулиганов накажут и Рабиновичу, возможно, возместят ущерб) перевешивает вражду, постановляет Хафец Хаим (Законы лашон а-ра, гл. 10, Беер Маим Хаим 20).
Поскольку всегда нужно взвешивать пользу от слов, с одной стороны, и вред от них – с другой, то и тут не все просто, и у этого правила тоже может быть исключение, о котором мы поговорим в следующей статье.
