Отложить Отложено Подписаться Вы подписаны
Вот второй вариант истории борьбы Гольдштейна с мэром города Н-ска. В этом варианте, Гольдштейн все делает неправильно и нарушает каждое условие. Но сначала пару слов о теме, которую подняли читатели в комментах к предыдущему посту.
О кличках и прозвищах. Называть человека по кличке или прозвищем не запрещено. Но при соблюдение двух условий (см. Бава Меция 58б):
1) Что он сам не возражает
2) Что прозвище не является обидным.
Например, давным-давно я играл в футбол в одной компании, где среди игроков числились Боря-музыкант, Усатый Виталик и Длинный (в нем был где-то метр девяносто росту). Они против кличек не возражали и сами клички не являются обидными.
Как полагается, у этого правила есть источник в Талмуде. Так например Рав назывался Абба Ариха (Высокий Абба) (Хулин 137б), поскольку был выше всех своих современников (Нида 24б), хотя возможно это нужно понимать в переносном смысле (см. комментарии Бен Иш Хай).
Р. Йеуда, выдающийся ученик Рава и Шмуэля, назывался Шинна (букв. зубастый) за свой острый ум (см. Брахот 36а).
В свою очередь Раби Зейру, ученика рав Йеуды, называли катин харих шакей (малыш с обоженными ногами), поскольку он был короткого роста и обжег свои ноги проверяя себя на праведность (см. Бава Меция 85а).
Так что, как мы видим, не все прозвища и клички запрещены. Тем не менее, существует мидат хасидут (поведение выше требуемого буквой закона), не использовать никаких прозвищ (см. Мегила 27б).
ПЛОХОЙ ВАРИАНТ, В КОТОРОМ НАРУШАЮТСЯ ВСЕ УСЛОВИЯ, НЕОБХОДИМЫЕ ДЛЯ ЛАШОН АРА ЛЕТОЭЛЕТ (лашон ара ради пользы)
Город Н-ск. Рабинович, Боря Коган, Гольдштейн и дядя Миша Кукушкинд выходят из русской синагоги города Н-ска после шахарита под грохот строительной техники.
— Что строят? — спросил дядя Миша, увидев бульдозеры, экскаваторы и толпу крепких мужчин смуглого цвета.
— Рами Леви, — ответил Рабинович.
— Какой Рами Леви, причем тут Рами Леви? — удивился дядя Миша, который душой находился в неисторической родине, знал наизусть таблицу чемпионата мира по футболу и переживал из-за слухов о грядущем наступление на Донбасс.
— Рами Леви у нас будет большой супер строить, — сказал Рабинович.
— Хорошо! — отреагировал дядя Миша. — Курица будет дешевле.
— Да, — подхватил Рабинович, —молодец наш мэр, развивает бизнес, как обещал.
— Ха! — воскликнул неожиданно одушевившийся Гольдштейн, — Развивает, говоришь? Так он этому Рами Леви налоги скостил, аж почти до нуля. А кто будет эти налоги потом в бюджет платить? Мы с тобой. Это просто обдирательство простого народа. А мэр потакает этим акулам капитализма.
Тут небольшое отступление от диалога. Дядя Миша, приехав из Львова много лет назад, успел в Израиле поработать на заводе рабочим, вступить в Гистадрут и вообще — влиться в местный рабочий класс. В силу этого, плюс советского воспитания, дядя Миша безусловно инстинктивно не любил акул капитализма, отстаивал права трудящихся и даже ругал Биби за то, что он не заботится о рабочем классе. Поэтому по всей логике, дядя Миша должен был поддержать слова Гольдштейна.
Однако политическая логика дяди Миши вступила в жесткий конфликт с его личной заинтересованностью в дешевой курице. Возможно, пятьдесят лет рабочей солидарности оказались бы сильнее курицы по 12 шекелей за кило, но тут на стороне личной заинтересованности выросла гора анти-Гольдштейнизма. Простить Гольдштейну недавнее поражение в споре о Месси и Роналду (и это несмотря на то, что дядя Миша уделял несколько часов в день футболу!) дядя Миша не мог. И неожиданно для себя дядя Миша выдал следующее:
— О чем ты говоришь! Мэр же не дурак, он это тоже понимает. Если Рами Леви здесь создаст новые рабочие места, а с них будут платить налоги, так всем будет лучше. И вообще, государство у нас и так слишком сильно давит на бизнес. А чем больше конкуренции, тем лучше нам, потребителям. Мэр работает на нас, потребителей.
— На потребителей? — взвился Гольдштейн. — Я тебе скажу, на кого он работает! Знаешь, кто будет менеджером этого магазина у Рами Леви? То-то! Мэровский племянник. Вот на кого мэр работает. Для себя ничего, все для семьи! — иронично закончил Гольдштейн.
– Откуда ты это взял? – спросил Рабинович Гольдштейна.
– Что, про налоги или про племянника?
– И про то, и про другое.
– Про племянника от Влада-программиста слышал, он человек общительный, многих местных дельцов знает – вот и узнал. А про налоги – так это ежу понятно, чем же еще он Рами Леви к нам мог привлечь, когда в соседнем городе идеальное место для супера!
На следующий день Рабинович (если кто не помнит, Рабинович занимался общественной деятельностью, см. https://toldot.com/blogs/leib/leib_3097.html), получил, вместе с другими общественными деятелями, независимый отчет о городских финансах. В финансовые тонкости Рабинович не вникал, но этого и не требовалось. В отчете ясно говорилось, что денег на пару лет вперед хватало. «Гм-м, не знаю, прав ли был Гольдштейн, пока Рами Леви хотя бы какие-то налоги будет в бюджет платить, а потом, может, действительно, это экономику нам поднимет», подумал Рабинович, – «а может, и нет, непонятно, ну, посмотрим».
Открыв местную газету, Рабинович увидел на первой полосе фотографию улыбающихся мэра и Рами Леви, пожимающих друг другу руки. Мэр объявлял о том, что Рами Леви открывает новый супермаркет в Н-ске, а город, чтобы поощрять бизнес, снижает налоги для Рами Леви на 50% на пять лет. Да — Гольдштейн правду сказал, дали Рами Леви налоговые льготы. Но все-таки не до нуля. Хотя бы половину полагающихся налогов он платить будет.
Днем Рабинович проходил мимо торгового центра и увидел Пашу-Пинхаса. Разговор, естественно, зашел о новом магазине Рами Леви.
– Знаешь, – сказал Паша, – а я знаю этого парнишку, который менеджером у него будет.
– Серьезно? – удивился Рабинович. – Откуда?
– Да, он тут в соседнем магазине работал пару лет назад, а я здесь стоял на посту. Рони он, я его Ромой в шутку называл. Хороший парнишка, приятный, общительный, мне даже пару раз фалафель купил.
– А кем он работал?
– Он на вид такой простой, пришел после армии, устроился продавцом, но, видно, хорошо продавал, стал там мелким начальником. Потом уволился, мы еще с ним на прощание фалафель с пивом ели. Он у Рами Леви начальником отдела в Нетании стал.
– В Нетании? Ого, это далеко!
– Да зато, говорил мне, что многому научится и работа хорошая. Машину купил, чтобы ездить каждый день. А недавно я его видел, он мне говорил, что хотел уйти, но ему обещали, что, если откроют у нас супер, его менеджером назначат. Может, он меня охранником возьмет.
«Что же Голдьштейн опять все в черном цвете видит?» – возмутился про себя Рабинович. – «Какой племянник, какая взятка? Молодец парнишка, пахал, пахал, вот в Нетанию тащился каждый день – и выбился!»
— Что ты позавчера так на мэра наехал? — поинтересовался Рабинович у Гольдштейна, встретив его вечером в магазине.
— А что, я должен терпеть, как он с нас деньги дерет, да еще раздает всяким своим родственникам и магнатам? И вообще, я хотел магазин расширить, попросил в ирие (городской администрации) разрешение, они тянули, тянули, я пошел жаловаться мэру, он на меня посмотрел так свысока и через две минуты выставил из кабинета: «Ничем не могу помочь, такая у нас процедура, савланут (терпение) имей» и т.д. Конечно, для Рами Леви все, а я же не могу никого из его родственников нанять!
В пятницу, закупаясь на шабат, Рабинович проходил мимо фонтанчика в торговом центре и увидел яростно жестикулирующих дядю Мишу Кукушкинда и Гольдштейна. «О мэре спорят», – подумал Рабинович, наблюдавший эту сцену уже третий день подряд. Дядя Миша всплеснул руками, развернулся и ушел быстрыми, насколько позволяли 75 лет и одышка, шагами. Гольдштейн стоял на месте с легкой улыбкой на лице и взглядом, устремленным куда-то далеко.
– Послушай, – сказал Рабинович, – зачем ты к мэрy так прицепился? Ну убедишь ты дядю Мишу, ну и что? Выборы же недавно прошли, a мэру до следующих еще три с половиной года сидеть. Какой толк от всех этих разговоров? Да и потом, ты все равно дядю Мишу не убедишь, ты же знаешь, вы с ним все время спорите.
– Ну, убедю, не убедю, это я не знаю, – ответил Гольдштейн, – зато я мэра поругал, на душе легче стало. А потом, авось дядя Миша и его пенсионеры тоже мэра любить не будут. Приятно вместе кого-то ненавидеть, а одному как-то уныло.
«Да», – подумал Рабинович, «это как раз то, о чем нам позавчера рассказывал наш Рав. Бессмысленная лашон ара и синат хинам в чистом виде».
А поскольку у нас через четыре недели выборы в Израиле, то в следующей статье постараемся применить то, что мы до сих пор выучили к этим выборам и, как всегда, дадим пример из жизни израильсого города Н-ска.
Теги: Мусар, Лашон ара, Хафец Хаим, Политика, алаха, махлокет, конструктивная критика, демократия
