Притча о пронырливом дружке

Ох, расскажу вам сказочку, не поверите! Небылица, что ни возьми! Такого в жизни-то не бывает! Как только люди такое выдумывают?

Жил-был себе мужичок-середнячок. Вроде умный, а всё ж такой, пришибленный малость. Всё сидел на завалинке, мечтал, о лучшей жизни. Богатством, там, или успехом грезил, ну, и всем прочим.

И вот, однажды, всё как-то повернулось, счастье вроде улыбнулось. Друг появился. Такой важный, такой пронырливый. Всё знает, обо всём судит, и весь, как клубничное мороженое, так и тает, так и истекает сластью.

Знаешь, - говорит мужичку друг новоявленный, - по сердцу ты мне пришёлся. Умный ты, – говорит, - умеешь шестерёнками пожужжать, мозгами пораскинуть. А потому раскрою я тебе тайну, обогащу, человеком заделаешься, на ноги встанешь, всех за пояс заткнёшь!

Ну, и так далее, тому подобное. Умаслил мужичка. Где лестью, где подарочком скромненьким, но со вкусом. Навострились вместе ходить по местам разным, о жизни судачить, друг дружку восхвалять. Ну, мужичок наш – хват, где тайна, думает, а потом и прямо спрашивает: ты чего, добрый друг, поведать-то мне обещал?

– Да, - говорит дружок названный, - конечно, - говорит. Тут, - говорит, - недалеко, за околицей, разбойники когда-то околачивались, да турнули их. Вот и закопали они, второпях, клад ценности невиданной. Клад-то, клад, да одному откопать - не под силу, а с тобой, глядишь, быстро управимся. Только ночки бы дождаться, чтобы люди не видали, а там – молчком, сам увидишь, не пожалеешь.

Приникла ночка, вышли друзья-товарищи за околицу. Идут-идут, темень замороченная. Под ногами зыбко становится. Вонь болотная в ноздри ударяет. Мужичок тревожится, а друг, так, поодаль, весь, как бы в восторге: уже скоро, - шепчет, - нутром чую, близко клад заветный. Мужичку уж не до клада, он бы и рад повернуть назад, да гордость не позволяет. А потом и вовсе худо стало – трясина затянула, ногам опоры нет. И стал он тонуть. Жижа до шеи добирается. Дружка зовёт, вытащить просит. А тот препротивным голоском ему отвечает: «Хе-хе, дурачок, зря что ли, я на тебя тратился, песенки пел, сахарку подсыпал, чтобы в это чудненькое болото тебя приволочь! Напротив, пойду-ка в местечко твоё, - ведь ты там  за умника слыл, - расскажу братишкам, как мудрец, подобный тебе, грязнотцой не погнушался, запашком пренебрёг, чтобы клад отыскать. Нос, скажу, воротил, но шёл, по навозу и тине, чтобы цели иллюзорной достичь. А там, глядишь, ещё кого, тебе в компанию приведу. Глупцов-то на мой век хватит. И ушёл. А мужичок наш плакать стал и кричать, что раскаивается и жалеет, и плохо ему. И сам себе удивляется – как, отчего, мог он такую очевидную глупость сотворить, в кромешную ночь, в мерзостную топь, своим ходом за полу знакомым хитрецом, как лунатик брести.  

Есть, есть в каждом из нас, такой вот «дружок», что вечно пытается нас в трясину завлечь, чтобы утопли поглубже, чтоб затянуло так, чтобы выбраться не могли. Чтобы пропахли всей мерзостью мира, чтобы связала нас вонючая топь по рукам и ногам - не шевельнуться.

И пока «дружок» - с нами, нам невдомёк, и верим, верим, что вот, здесь, в самом гадком из мест, отыщется призрачный «клад», и решит все наши проблемы. А когда завязнем, что не продохнуть, когда путь  назад себе отрежем, бросает нас «дружок ненаглядный»,  и - словно пелена с глаз долой - всё нам становится ясным, да только поздно – по шею в грязи. Мы кричим, мы плачем, напропалую ругаем себя и других, да только темень и тишина вокруг. Те, кто мог услышать, остались где-то там, в далёких огнях.

По мотивам книги «Все притчи Хофец Хаима», составитель раби Исроэль Йосеф Бронштейн.

Теги: Переводы, Еврейство