Комиссар Закс

Этот мини-рассказ шел в свое время как вступление в Литературной заявке на телесериал "Наши евреи" (рабочее название) для TV России. (Заявку приняли, но их накрыл кризис.)

Тема рассказа: российское еврейство. (А для нас здесь с вами – еврейское единство. Что особенно важно перед Рош-Ашана, когда судится не только каждый еврей, но и весь народ в целом.)

В литзаявке еще был эпиграф из книги некоего А.Адлера, которую я в детстве нашел в библиотеке деда, называлась она "Контур личности".

Эпиграф такой: "Перед нами редкий случай, когда осознание единого национального характера не только не уничтожило мозаику племенных различий, но сделало ее еще более яркой и цветной". (Поясняю: это он о евреях.)

А теперь сам рассказ.

** **

Когда на разгром армии Деникина в район Орла были брошены полки Латышской стрелковой дивизии, одна из интернациональных рот, преследуя врага, докатилась до Керчи.

В первый же вечер после взятия города пришел в красную комендатуру старик и заявил, что хочет срочно поговорить с самым главным. Часовые решили, что человек пришел с доносом, и провели его к комиссару Заксу.

Войдя в кабинет, старик долго и критически осматривал комиссара, после чего спросил: "Кадиш знаешь?"

"А в чем дело?" – спросил Закс на ломанном русском.

Старик ответил: "Человек умер, надо кадиш сказать".

Выждав паузу, комиссар поинтересовался, уже на языке старика: "Сколько народу?"

"Семеро", – ответил тот.

"Так, со мной восемь, – задумчиво произнес Закс. – Осталось найти еще двух". И они вышли из комендатуры на кривую керченскую улицу.

Шестеро ждали в разрушенной синагоге: три грозненских еврея, один "тат" из-под Нальчика и двое с местного рынка, заезжие "бухарцы". Между собой они говорили на фарси, но разговор моментально стих, как только вошли комиссар и посланный за ним (этот был "крымчаком").

Комиссар посмотрел в угол, где на столе лежало завернутое в серую тряпку тело умершего, и спросил: "В городе есть еврейский квартал?"

Ему ответили: "Мы и есть еврейский квартал, остальные – женщины и ребята".

"Хорошо, через полчаса ждите", – сказал Закс и вышел.

Вместе с ординарцем и полуротой солдат он бегом спустился к порту.

Идя по брусчатке пирса, Закс у каждого судна останавливался и кричал, сложив руки рупором: "Кто знает кадиш?"

Прошел с десяток судов, пока не ответили с тупоносой волжской баржи: "А что вдруг?"

Так нашли хасида. Сказал, что с Канева.

Десятый отыскался на борту последнего судна, английского сухогруза, уже второй месяц стоявшего в бухте в ожидании угля. Бывший работник телефонной компании из Лидса, ныне судовой радист, откликнулся сразу, но язык его был нечеток, и пришлось переспросить дважды, прежде чем догадались, что говорит он с каталонским акцентом, как все выходцы из марокканских семей…

Стояли десять евреев в слабо освещенной керченской синагоге 1920 года и произносили кадиш, молитву по умершему. Всего-то минут пять. По-арамейски произносили, на самом мертвом из переживших свой век языков.

А потом попрощались и разошлись, каждый в свою сторону, чтобы дальше творить свои личные истории, как они их тогда понимали…

** **

ПС. Только не спрашивайте меня, откуда взялся весь этот исторический антураж. И на каком языке они общались. А за одно – что за кадиш в синагоге. Ибо сказал же: литературная заявка. В ней еще много всякого было, литературного. Я почти все стер. Оставил только Закса, прадедушку друзей нашей семьи. Живут в Рамот-гимель, на севере Йерушалайма.

Теги: история, Беллетриза, Темы Торы