Отложить Отложено Подписаться Вы подписаны
– Знаешь, где у меня уже твои кастрюли «сидят»?
Вопрос был излишний. Люба прекрасно знала, где «сидят» у Сашки – ее мужа – ее кастрюли. Они сидят там же, где новые мясные и молочные ножи и вилки и новая микроволновая печь. А так же все ее - Любины нововведения: субботняя плата на газовую плиту, субботний покой и субботние свечи.
– Хочешь свечи зажигать – зажигай! Ничего тебе говорить не буду, только квартиру не спали, мы за нее еще ссуду не выплатили…
– А может это идея? – вставила Люба не без ехидства. - Мы …это…пожарик, а там страховочка?
Саша, наученный опытом, относился к Любкиным идеям без энтузиазма, скорее с ужасом, и эту возмутительную реплику, вообще, пропустил мимо ушей.
– Свечи – ладно, но меня возмущает, что эта твоя новая подруга воду мутит и все подбивает тебя на новые…
– Лашон ара, – лаконично и неумолимо реагировала Люба, – ты же знаешь, Санек, про других плохо не говорят. А теперь, пожалуйста, ну я тебя о-очень прошу – съезди на Геулу, купи большую, только о-очень большую кастрюлю – нам еще сегодня посуду кошеровать нужно!
Саша глянул на разинутые пустые пасти ящиков, на широко распахнутые дверцы кухонных шкафов, потом посмотрел на жену, на ее горящие восторгом глаза, когда она описывала ему размеры огромной кастрюли, необходимой ей для кошерования посуды на Песах, и понял отчетливо и ясно, что суждено, ну, суждено ему сегодня купить ей кастрюлю.
– Не забудь пельмени к моему приходу сделать, – успел крикнуть он напоследок.
–Обязательно, Санек, непременно! – донесся до него ликующий Любин голос. – Только из мацы – на Песах!
Сашке оставалось только вздохнуть.
Геула – артерия религиозного Иерусалима – встретила Сашу предпраздничной лихорадочной суетой. Коляски, припаркованные вкривь и вкось машины, нищие, которые в эти предпраздничные дни становились если не Рокфеллерами, то, по крайней мере, их «седьмой водой на киселе» - как говорит поговорка. Ну, говорите же короче – не надо поговорок - вы что забыли: через три дня Песах! Еще столько нужно успеть! Да еще оставить время на все то, что забыли и вспоминают в последнюю минуту! Например, что забыли купить новые бутылочки для детей или обнаружили, что на мыло для посуды некошерно для использования на Песах! А вы тут со своими поговорками! Говорите быстрее, что вам нужно и не задерживайте людей! А, что, я вам напомнил про мыло? Ну, я же говорил! А послушайте, что у нас случилось в прошлом году: мы пригласили гостей, немного: всего восемь человек, и тут выясняется, что мы забыли… Что? Вы торопитесь? Ну, послушайте, это минута, - так вот, выясняется…
Саша выдохнул весь воздух из легких, чтобы занимать меньше места, и протиснулся в маленькую лавочку, битком набитую товарами и святыми евреями, торопившимися эти товары приобрести. Вскоре выяснилось, что воздух он очень опрометчиво выдохнул: он бы ему как раз очень бы сейчас пригодился! Но дело сделано, придется некоторое время обходиться без оного.
Продавец – бородатый религиозный еврей – видно, стреляный воробей. Толково руководил очередью, помнил кому чего нужно, безошибочно выдавал сдачу и терпеливо дожидался пока очередной покупатель: « ой, чуть было не забыл!» - достанет и развернет мятую бумажку, где торопливым почерком жены начертано: «в Товарах для дома» купить:» и т.д.
Через полчаса взмыленный Саша вытряхнулся на улицу с о-очень большой кастрюлей, в которой с успехом и большим почетом может кошироваться надраенная Любой посуда.
И тут раздался взрыв…
Господин Голдваг любил миниатюры. У него самого была неплохая коллекция почти микроскопических произведений искусства: в основном иудаики, стоимость которой шла в резкий разрез с размерами.
Г-н Голдваг ценил хладнокровие и осторожность. Он не любил всю эту размашистую современную живопись. Он мог часами с лупой рассматривать свою коллекцию, отмечая тонкости отделки и внутренне восхищаясь терпением художника.
Возможно, что эти личные качества привели его к выбору парнасы: открытию своего бизнеса – аккуратного и даже аристократического ювелирного магазина в центре Геулы. Он обслуживал клиентов с деликатностью аптекаря и проницательностью старого часовщика, с первого взгляда, отличающего оригинал от подделки, а хвастуна от настоящего ценителя.
Одно «но» омрачало любимое дело г-на Голдвага: необходимость владеть личным оружием. С обратной стороны прилавка, по правую руку от продавца находился молниеносно открывающийся ящик с заряженным пистолетом. Г-н Голдваг время от времени вынимал его и прочищал, больше интересуясь им, как механик, чем, как стрелок.
Стрелять он умел и даже неплохо: время от времени по характеру работы ему приходилось заставлять себя упражняться, но каждый раз он испытывал чувство брезгливости, спешил вернуть пистолет в ящик и с облегчением брал в руки лупу.
…Взрыв прозвучал оглушительно и внезапно даже для горько знакомых с этим иерусалимцев.
Тут же на улице – истерика и столпотворение. Люди бросились в противоположную сторону от взрыва, ведь часто бывало, что за первым взрывом следовали второй и третий, не дай Б-г, убивая и калеча подоспевших любопытных.
Саша оставил кастрюлю у первого попавшегося на пути магазина и бросился против течения массы народы – ведь он как никак привык выносить раненых с поля боя и оказывать им первую помощь.
Он думал, что это взрыв в автобусе – пигуа и ожидал увидеть кровавую картину, но, подбежав, увидел опустевшую площадку перед ювелирным магазином и лежащего ничком мужчину в тренировочном костюме.
Саша рванул к нему, наклонился, готовый начать делать искусственное дыхание и массаж сердца, если потребуется,
Но в этот момент распластанный на земле мужчина повернулся к Саше, вынул пистолет и направил его к Сашкиной голове.
Нет, прошедшая жизнь не пролетела, как пишут в книгах, перед мысленным Сашиным взором.
Не успела.
Раздался выстрел. Острый, как глаз ювелира.
Площадка перед ювелирным магазином стала наполняться любопытными и подоспевшими спасателями – добровольцами. Они, как и Саша, предполагали, что взрыв был вызван замаскированной взрывчаткой, а на самом деле это была ручная граната, которую бросил араб. Тот, что лежал тогда, оглушенный, перед ювелирным магазином.
Странная апатия вдруг напала на Сашку, и по телу разлилась вязкая тяжесть. Он смотрел на расколотую голову араба, понимая, что так вполне могла бы выглядеть его собственная голова, смотрел на подоспевших полицейских и слышал завывания машины Скорой помощи, и вдруг он понял – пронзительно и ясно, как понимаешь в такие вот моменты.
Вот идешь себе с кастрюлей по улице, чувствуешь, как
ее алюминиевая ручка впивается тебе в ребра, домой торопишься – и вдруг бац! – взрыв, пистолет, висок – все! Фюить! Жизнь эта – такая минуту назад звонкая и сочная – отскакивает, как шелуха от лука в руках проворной хозяйки.
А может Хозяина?
Голдваг осмотрел пистолет, вернул его в ящик и стал готовить магазин к закрытию – сейчас понаедут полицейские и ему придется давать показания.
Рядом с убитым арабом сидел на земле спасенный им мужчина. Он казался отрешенным от всего. Голдваг подошел к нему, похлопал по плечу и сказал:
– Ашем Гадоль! Не бойся – Б-г Велик! Тебе не суждено было сегодня умирать, так живи! И в приливе великодушия предложил:
– А не хочешь прийти к нам на Субботу?
Дома уже ждала и трепыхалась, наслушавшись новостей, Люба.
– Саня! Это же мицва тебя спасла! – прошептала она, потрясенная его рассказом. – Ну, иди, иди ложись отдохнуть, я тебе колы сейчас принесу. А, может, хочешь чаю?
Чаем в их семье поили только особо недомогавших.
– "Ложись"? – не понял Саша. - Ты что, забыла, что через три дня Песах?
Теги: История из жизни, История тшувы
