Редкий гость

 Раби Мордехай из Чернобыля был великим праведником, и известно было знающим людям, что он тайно поддерживает скрытых праведников, таких, кого люди никогда за праведников не считают — ни за явных, ни за скрытых.

Относятся к ним часто с явным пренебрежением, ну, а скрытому праведнику от этого только хорошо, он уже не зависит ни от человеческого одобрения, ни от презрения, его душа питается из высоких источников.

Среди тех, что помогал раби Мордехаю в его святом и тайном деле — поддержке скрытых цадиков, — особенно старался один богач, человек щедрый и искренний, Хаим-Мендель его звали. Был у него и свой выезд, и часы на золотой цепочке, но богатство не затмило ему глаза, и был он очень привязан к раби Мордехаю.

Однажды обратился Хаим-Мендель к раби Мордехаю и говорит:

— Раби, сколько я поддерживал, сколько денег давал на ваше благое дело — не сосчитать. И ни разу не отказал, но никогда не видел никого из тех, кому помогал, даже краем глаза… Готов заплатить всё, что потребуется, но прошу дать мне увидеть хотя бы одного из них, из скрытых праведников…

И еще одна просьба есть у меня, — продолжил Хаим Мендель, не дав раби ответить на предыдущую свою просьбу. — Сын у меня единственный, раби, и ученый он, и богобоязненный юноша, но жениться всё никак не может!

— А что же так? Наверное, в невестах нет недостатка?

— Нет, конечно, и знатных, и богатых, и красавиц, и умниц, и праведных, и скромных — всех предлагают, но от всех он отказывается, не хочет даже слушать. Уж моя супруга, да благословит ее Б-г на долгие годы, и просила его, и умоляла, и плакала, он слушает — но слушать не хочет…

А однажды, вот недавно, такое сказал, что моя супруга слегла почти что от таких слов, отпаивали ее. Говорит ей так, вроде как между делом, что женился бы на дочери лесничего. Нет, ну такие шутки с матерью шутить, когда у нее душа не на месте...

Так что мне сказать сыну? Может, он и скромный,  но ведь и для скромности есть пределы в конце-то концов! Я бы ничего не пожалел, чтобы найти ему невесту — дочь раввина и цадика, никаких денег не пожалею для сына.

Раби Мордехай подумал, покачал головой:

— Сложный вопросы ты задал мне сегодня, реб Хаим-Мендель! Скрытые праведники — они такие и есть: скрытые, и сила их святости в том и состоит, что никто о том не знает. И не могу я открыть тебе, кто они… А что касается сына — так то Творец соединяет пары на земле, и непросто это как развержение Красного моря, и то хорошо известно…

И раби замолчал… Но через некоторое время добавил:

— Но вот что можно сделать: приходи ко мне на пасхальный Седер. Встречу со скрытым праведником я тебе обещать не могу, но известно, что ночь Седера — таинственное время. И кто знает, может, удастся тебе увидеть пророка Элияу после того, как открывают ему дверь…

Несказанно обрадовался Хаим-Мендель: шутка ли? Он — простой еврей, не праведник и не раввин — может, увидит самого пророка Элияу, который изредка является людям — и каждый раз в ином обличье, которое мешает понять, кто перед ними. И не просто так является, а только в моменты особой святости или большой опасности, чтобы вызволить из беды.

Хаим-Мендель был так рад, так рад! Как он готовился! И учиться больше начал, и молиться, и цдаку (милостыню) раздавать, и еду беднякам посылать — мацу, вино, орехи, подарки детям, курицу и рыбу, — чтобы не пустовал стол бедняка, коль он знаком с ним, с Хаимом-Менделем.

И все были рады. Только лесничий, грубый неотесанный мужлан, посылку вернул, чем Хаима-Менделя сильно задел: вроде как «побрезговал принимать подачку». Богач подумал, что лесничий — упрямый гордец, но отогнал неприятные мысли и стал готовиться к поездке к раби на Песах.

В пасхальную ночь раби Мордехай сидел во главе стола в белоснежном китле, с длинной белой бородой, от его глаз и лица будто исходило неземное сияние. Он произносил слова Торы, и все присутствующие внимали ему с трепетом.

Уже подали еду, уже произнесли благословение после трапезы, и тут служка по указанию раби открыл дверь пророку Элияу, который, как известно, в эту ночь приходит ко всем, но видеть его могут немногие.

Все присутствующие повернулись к распахнутой двери: а вдруг удастся увидеть ускользающий образ, хотя бы дымку, тающую в тумане… потому что это — редкая честь. Но большинство увидели просто распахнутую дверь и зябкую синеву ночи за ней…

Однако Хаим-Мендель увидел его… Лицо стоявшего в двери сияло, глаза светились. Он улыбался. Был одет в овечий драный тулуп, какой носят бедняки, подпоясан кушаком, но глаза… такого сияния никогда еще не видел Хаим-Мендель.

Он вглядывался в эти черты, смутно знакомые, но не мог вспомнить, где видел это лицо… этого человека… этот клочкастый тулуп с оторванным воротником… Где же он видел этого бедняка, в образе которого пророк Элияу выбрал открыться ему в эту ночь?

И вдруг все гости всполошились: Хаим-Мендель, человек, крепко стоящий на ногах и еще лучше сидящий за столом, привстал, вгляделся в ночь за дверным проемом, покачнулся, закатил глаза и рухнул на пол.

С большим трудом привели его в чувство. А когда он пришел в себя и вспомнил, что произошло, то не мог унять дрожи: он узнал, узнал этого человека в дверях, этот тулуп и оторванный воротник…

Это был лесничий, Борух-Лейб. Только глаза он не узнал, глаза были другие — сияющие, радостные, а не те упрямые и тусклые под широкими бровями. А смотрел ли Хаим-Мендель ему когда-то до этого в глаза? Не мог припомнить…

— Видишь как, — обратился к Хаиму-Менделю раби Мордехай. — А ты говорил… Теперь получил ты ответ на оба своих вопроса.

Стоит ли упоминать, что в скором времени состоялась свадьба ученого и утонченного сына известного богача и умницы Хаима-Менделя, обладателя собственного выезда и золотой цепочки, веско свисающей из нагрудного кармана, с дочерью лесничего — нищего и грубияна, вечно ходившего в рваном овечьем тулупе, Боруха-Лейба…

Теги: Цдака, Мудрецы Торы, Шидух