Четыре аккорда

Мне шестнадцать, я учусь в ешиве, и моя мама — самый невозможный человек из всех, кого я знаю. Неплохое начало, да?

Конечно, все тут же повскакивают с мест и начнут с жаром убеждать, что надо иметь совесть, и упрекать в неблагодарности. Можете не стараться, всё, что вы так стараетесь вбить мне в голову, сидит там уже давно и размахивает кулачками. Так что можете успокоиться и перейти к новостям спорта. Но еще не родился тот, кто может выдержать ее дольше чем полчаса, даже она сама.

Когда полтора года назад она сломала ногу и лежала в ортопедическом отделении, я примчался из ешивы, бросил в сумку зефир и колбасу, которую она любит, а потом заметался по комнате в поисках чего-то… чего-то… и увидел гитару. Гитару? Мой брат в то время учился играть на гитаре и у него получалось лучше, чем я из зависти готов был признать. Так зачем гитара, если не умеешь играть? У меня с трудом получались четыре аккорда, есть над чем потешаться.

А потом думаю: какая разница, там лежат больные, что, им нужен сейчас концерт Рахманинова? Четыре аккорда — это то, что надо людям, у которых болит то тут, то там, им и так сойдет, ничего не заметят.

Приехал в больницу. «Как дела?», «Что болит?», «Ты опять без шапки ходишь?», «Где твои мозги?» — это вступление. И дальше — как по нотам: как отец сломал ей жизнь, как сестра отобрала у нее половину дома, а там речка и сад, и это ее часть наследства, но сестра отобрала и даже не поперхнулась. Дальше по плану следовало «Что из тебя выйдет, такой же бестолковый, как твой отец» et cetera, и тут ее взгляд упал на гитару.

«Гитару? Ты приволок в больницу гитару? Тебя сейчас из отделения выставят и еще…»

Но я уже разворачивал чехол и начал с Окуджавы. Подозреваю, что там должно быть больше чем нетвердо усвоенные мной четыре аккорда, но я не дал таким мелочам себя запутать. А для того, чтобы не видеть осуждающего маминого взгляда, закрыл глаза.

Потом перешел на Высоцкого. Не знаю уж, какой смысл он сам вкладывал в свои песни, я пел о другом, попадая и не попадая в ритм и в ноты. Я пел о том, какой, наверное, прекрасной девушкой была моя мама, когда была молода. Как она смеялась и надеялась, что жизнь покажет ей свою сияющую сторону. Как тяжело она переживала измену и уход отца, и как мы с братом всю жизнь должны быть перед ней за него в ответе. Как тяжело быть младшим сыном, который просто хочет иногда тебя, мама, обнять, но ты же не даешь, ты всегда не рада. А я помню тебя, когда ты была молодая, а я был маленький, ты была тогда другая…

Когда минут через десять я открыл глаза, палата была полна людей: врачи (я испугался, что сейчас меня попросят, но они молчали), больные, но главное, главное — глаза моей мамы, в которых были слезы. Это было важнее, чем сорок человек в палате…

И нет — аплодисментов, если вас этот момент интересует, не было… Всё-таки даже среди хромающих больных нашлись ценители музыки, которые не могли одарить аплодисментами мое беспомощное выступление.

Но было что-то лучше, чем хлопки.

«Вы не могли бы поиграть в палате у моего папы? Он не встает, не мог прийти, пожалуйста, он в восьмой палате».

Или врач:

«А вы в мое отделение можете зайти? Это двумя этажами выше. Я тут случайно оказался и услышал ваше… вон там лифт, ага».

С тех пор я туда прихожу. С другом. Он на гитаре, он, всё же, знает чуть больше, чем четыре аккорда, а я ему на дарбуке подыгрываю.

Но иногда, когда он не может, я иду один, с гитарой, и играю сам. Закрываю глаза и вижу мою маму и то, как она смотрела на меня потом, словно хотела сказать что-то, но не могла.

Пусть она и ругает меня, и обвиняет в безмозглости, но не так уж и неправильно, и по-прежнему гонит на отца и сестру, которые поломали ей жизнь. Но я видел слезы у нее на глазах, как она смотрела и как слушала… Но ведь этого я не могу объяснить больным, они слышат что-то другое.

И пусть...

История из жизни

Теги: семья, История из жизни