Твой и мой сценарий

Вначале, очень давно, жизнь казалась мне красивым приключением. Я родом из очень «семейной» семьи, легко с раннего возраста мог представить себя папой и свою жизнь в семье с женщиной, которую буду любить всю жизнь.

Учеба давалась легко, меня любили друзья, в армии служил, уже зная, что женюсь на той девушке, которая ждала меня. Мы решили пожениться, не дожидаясь конца моей службы. Ей предстояла напряженная учеба, в конце учебного года она сдала тяжелый психометрический экзамен, а лето было прекрасным временем для свадьбы.

Мне оставался еще год до конца службы, и я советовался с женатыми ребятами, которые еще продолжали служить, — как это? Как может женатый человек служить? Как сохранить семью, тепло, чувства, как не растратить их в рутине: каждый в своей?

Я выслушал много советов, часть из них пригодилась, часть была вредна, а часть в лучшем случае бесполезна, потому что отражала лишь досаду самих советчиков. Я как бы заранее, еще не сознавая этого, напитался досадой чужой жизни, считая это подготовкой к своей собственной.

Я заранее представлял наши с ней вечера: на маленьком огне булькает кастрюля — в ней готовится ужин или обед на завтра, мы на диване, она слушает, накрывшись мягким пледом, мои песни под гитару. Мы смеемся и рассказываем друг другу маленькие забавные «трагедии» прошедшего дня, подкалываем друг друга.

А через пару лет, услышав требовательный детский плач, нехотя вылезаем из-под общего пледа, спорим, чья очередь менять подгузник и, шлепая спадающими тапками, кряхтим, что из-за детей нет никакой жизни.

Так я себе представлял. Так или чуть по-другому в этом русле, сознавая, что большего от жизни мне и не нужно, в конечном счете. Нет, конечно, я хотел достичь многого, но не был очень амбициозным, я хотел быть мужем, хотел быть папой. Мне кажется, я был бы отличным папой.

Но не стал.

Она не захотела.

Всё, что я хотел, она не хотела.

Это такое правило, я вас спрашиваю?

После всех этих описаний, вы, наверное, более-менее представляете, какой семейный уклад для меня идеальный. Для нее идеальным семейным общением было бы примерно такое: она склонилась над учебниками при свете любимой настольной лампы, и мы, когда я прохожу мимо комнаты, подмигиваем друг другу.

Всё.

Что бы я ни любил, чего бы ни хотел, она хотела противоположного.

Я люблю жареное мясо, она любит смузи.

Я люблю гитару, музыку, она любит чтение. Чтение вслух, тогда это действительно доставит ей удовольствие. Меня хватало на полчаса максимум. Какой смысл читать и обсуждать чувства и события в жизни совершенно чужих мне людей, которых и в реальности не существовало? Разве не увлекательнее говорить о нас, таких настоящих и теплых?

Я хотел детей, она нет.

Она не была уверена, что станет хорошей матерью.

Я был уверен, что стану прекрасным отцом, я хотел этого, я уже заранее любил наших детей. Она их заранее еле терпела.

Стоп. Так неправильно, будто я ее виню. У нее были достоинства, много положительных моментов. И сейчас есть. Например, она прекрасно декорирует помещение: пять минут она что-то переставляет, укладывает по-другому диванные подушки, передвигает вазу, раскидывает журналы, бросает маленький коврик на пол — и вдруг становится стильно, как в журнале.

Она могла за секунду создать романтическую обстановку, зажигала свечи, какие-то ароматические палочки, задергивала шторы, включала что-то неуловимо приглушенное, лишенное явной мелодии, — когда хотела. 

Это было прекрасно, но по мне — как задание сверх программы. Для меня простая жизнь, диван и домашние тапки очень романтичны. Жена ненавидела домашние тапки.

Ей больше по душе жизнь, наполненная интелектуальным поиском, постижением чего-то замечательного. Лучше недостижимого.

Странно, что встречаясь с ней три года до свадьбы, я этого не понял, не усмотрел в ней, как и она во мне — того, что ее наверняка раздражало. Думаю, она разочаровалась во мне.

Она бы хотела путешествовать, открывать новые земли. Для меня же отличным путешествием был бы поход в ближайший супер, чтобы потом залечь на диван с трофеями «суперского» похода и делиться тем, что поможет нам лучше узнать и понять друг друга.

Но у нее не было никакой срочности узнавать меня, да и себя, по ее словам, она знала достаточно хорошо. Разве не лучше узнавать что-то новое и по-настоящему притягательное?

Я был музыкантом, играл на свадьбах, вечеринках, куда позовут. Но тут грянула корона и всё накрылось.

Я был готов играть где угодно, хоть на балконе, что и делал. Соседи были в восторге, мы устраивали такие спонтанные вечеринки, дни рождения для детей, которые не могли никого позвать. Это было прекрасно, но я снова неуловимо чувствовал, что и в этом разочаровал ее. Но никак не мог понять, чем и в чём.

Это было мучительное время.

Я начал писать музыку, сочинять, это давало передышку, это давало мне возможность убежать от тоскливого чувства одиночества рядом с той, кого так любил.

А потом она сказала, что хочет развода.

Это было как пощечина.

Это было намного хуже.

Я опасался этого, оказывается, я долго подсознательно опасался этого.

Это было — как резинка, которую долго натягивают и всем понятно, что она скоро лопнет, но в тот момент, когда она, наконец, лопается и ударяет вас разорванными концами по лицу, это внезапно оказывается больнее, чем вы могли ожидать…

Полгода после развода я не мог прийти в себя, я познал, что такое худшая форма одиночества. «Ты не вместе» — это намного хуже, чем просто «ты один».

Я разочаровал ее как муж, она разбила мою мечту о семье. Я не мог есть, не мог спать, с трудом мог двигаться. Я снова и снова обвинял себя, а назавтра ее, а потом снова себя — жестоко и больно, потом ее — безжалостно и мучительно оттого, что всё еще скучал по ней.

Только музыка снова и снова давала мне возможность отвлечься от непереносимого отчаяния. Я писал очень тяжелые песни, даже зловещие, а потом соединял слова с простой и не обязательно «тяжелой» мелодией, так, чтобы кто-то готов был это слушать.

Оказалось, что немало людей готовы.

Даже очень.

Я больше не исполнял чужую музыку на свадьбах, стал писать свою, и это то, что мне нравится делать и по сей день.

В Талмуде есть история про раби Акиву и мудрецов: они увидели лисиц, выбегающих из Святая Святых, там, где раньше стоял Храм. Мудрецы разорвали свои одежды и зарыдали: лисы в самом святом месте Иерусалима… Но раби Акива сказал им: «Ведь это исполнение пророчества, и если пророчество про лисиц исполнилось, то и про возрождение Иерусалима исполнится».

Я часто напоминаю себе об этом.

Не могу сказать, что смеюсь, думая о разводе, как смеялся раби Акива, увидев лисиц. Мне до сих пор невыносимо больно думать об этом времени и о том, что последовало за ним. Но кое-чему я, всё же, научился. Я, наверное, впервые в жизни — благодаря мучительному одиночеству — понял себя.

И теперь я не стану искать отношений с другим человеком, с женой, чтобы она «наполнила» собой ту роль, которую я предназначил ей, чтобы она стала частью картинки, которую я хоть и с любовью, но нарисовал сам, для себя, без нее.

Если я снова женюсь — наверное, это когда-нибудь всё же произойдет, — то не для того, чтобы наполнить ту часть себя самого, которая в этом так остро нуждается.

Надеюсь, что смогу, увидев «лисиц» в «Святая Святых» ожиданий, найти повод улыбнуться, как раби Акива. И даже если нет (не буду себе льстить), то хотя бы принять, что и у этой картинки может быть место в нашем общем отстроенном Иерусалиме…

со слов И. Ш

Теги: семья, История из жизни, История тшувы