Шули Ранд

В 1997 стал постепенно возвращаться обратно и делать первые шаги в плане исполнения Торы и заповедей.
Женат, у него 7 детей, есть внуки. Продолжает творить, писать песни и давать концерты. 

Перед вами композиция из различных интервью, которые Шули Ранд давал в течение ряда лет.

 - Когда вы смотрите сегодня на пятнадцатилетнего Шули – подростка, как он (для Вас) выглядит со стороны?

За мной, за моим тогдашним решением и поведением не стояли философские вопросы и даже не было разочарования в еврействе, или что-то подобное. Когда я отошел от выполнения заповедей – это не было бунтом или обдуманной тезой отрицания религии. Я даже не лгал себе, пытаясь найти оправдание уходу. На самом-то деле, даже когда я был светским, внутри я оставался глубоко религиозным.

- Как такое возможно?

Я имею в виду, что даже когда я был светским, внутри – я был связан с Б-гом, в душевном, внутреннем понимании. В любом случае, Он никуда не уходил. Он всегда был там -- внутри.

 - Каким человеком вы были тогда?

Довольно испуганным человеком.

- Испуганным? Чем?

Той игрой, в которую нужно играть. И даже подсознательно  - расстоянием между собой и Б-гом. Творчество было единственной отдушиной. Я играл с напряжением всех сил, вкладывался весь, тотально. Я жил в образах тех людей, которых играл, жил в них, жил ими. Это было бегство от страха остаться без Б-га – так я понимаю это сегодня.  Я вживался в роль весь, без остатка, тотально теряя себя в роли, и, когда работа над ролью заканчивалась, тут же в панике искал новую роль, чтобы не остаться одному с подспудным страхом. Быстрее -- в новую роль, и так по кругу, без конца. Сегодня, во внутреннем своем состоянии  – я намного дальше от работы.

- Как начался процесс вашего возвращения?

Возвращение никогда не прекращается. В моем пути было много подъёмов и спадов. Это у меня никогда не прекращается. Это бесконечно, как и у любого человека. Если в начале я хотел ухватить все на свете и перекроить себя заново, то сегодня понимаю, что война  – о малых изменениях. Всякая маленькая вещь: поступок, слово, где мне удается совладать со мной, с моей природой – это хорошо, это моя победа.

- Вы же были уже соблюдающим, в вязанной кипе, почему же вы оставили этот путь?

- Я думаю, что было что-то внутреннее, что заставило меня оставить религию, это было еще до того, как я вообще начал что-либо понимать. Я не отрекался от Торы, я даже не начинал понимать ее. Слава Б-гу, Он вернул меня к Себе.

 - Что бы Вы сказали сегодня молодым людям?

Я завидую вам в том, что вы можете выбрать для себя чистый, близкий к святости путь. Я свой выбор уже сделал и плачу за него немалую цену. «Голоса прошлого зовут меня остановиться...» (строка из песни Шули Ранда. И.М.), но вы… Я завидую вам.

 - Были ли у Вас иллюзии о себе, о религии, о чем-то несбыточном?

Когда я начал возвращаться обратно, я представлял себе субботний стол: всё красиво и чинно. Ребенок поднимает руку и вежливо обращается к отцу (ко мне): «Папа, я могу рассказать недельную главу?». На самом деле, в реальности, наш субботний стол – это «сисувэсимху» - «балаган и кавардак». У нас есть двое сыновей с настоящей тягой к Торе. Они знают, что наипервейшая ценность в нашем доме – это Тора, и тот, кто привносит Тору в дом – он король.

- Что такое для Вас – Йом- Кипур?

Это радостный день, день надежды. Это день, в котором Милосердие Б-га раскрывается в сильной степени, и это затрагивает еврейскую искру в глубине души.

- Почему Вы стали именно брацлавским хасидом?

Потому что это затронуло меня (отвечает с улыбкой). Пусть каждый выберет то, что затрагивает его, оживляет его душу. Я не говорю, что вся истина сосредоточена в Брацлавском учении, но это направление дало мне то, что нужно было мне, те наставления и советы, которые подходили моей душе. Возьмите сами из духовного богатства еврейства те сокровища, которые близки и находят отклик в вас.

- Какой отклик это находит у Вас?

Раньше мир был спокойнее, но мы нервное поколение, рвемся, торопимся. С этим приходится жить. Но на мое счастье, у меня есть свой час в течение дня, когда я останавливаюсь и уединяюсь. Это время – мое спасение. Весь день человек спешит, но время уединения – это то время, когда человек получает рассудительность, возможность посмотреть на себя самого, посмотреть на мир, в котором живет.

- Как у вас хватает на это времени? Вы творческий, занятый человек.

Могу только сказать, что для творчества – уединение на какое-то время, которое практикуют брацлавские хасиды – это необходимость для творческого процесса. Оглядываясь назад, я могу  с очевидностью поделить свою жизнь на периоды, когда мне это удавалось, и на периоды, когда – нет. Это ясно как день. Душе нужно уединение, чтобы черпать из него силы и творческий заряд. Нужно молиться об этом.

Вы не думали оставить сцену?

В процессе возвращения к еврейству у меня появлялось множество галахических вопросов, и также тяжелых раздумий касающихся сцены и ухода от концертной деятельности. Тогда я обратился к раву Шафрану с практическими вопросами, касающимися зарплаты, пенсии, которую могу потерять в случае ухода. Я был уверен, что он скажем мне уходить, и «будь что будет». Ведь речь идет не о «Доме учения», речь идет о театре… Я был крайне удивлен, когда он спросил, во скольких спектаклях я принимаю участие, в среднем, в течение года. Я ответил, что в десяти. Он ответил мне: остаться, но, по крайней мере, один спектакль был поставить в духе еврейства, чтобы повлиять в этом плане на зрителей.

Я был уверен, что оставлю сцену. Я сделал это медленно, мало по малу, из-за контрактов и обязательств, которые были, пока не оставил всё окончательно. Играть в последний спектакле было для меня неимоверно тяжело.

  - В чем секрет того, чтобы люди услышали тебя?

Я считаю, что в этом весь секрет: если ты хочешь поделиться с кем-то знанием, ты просто  обязан говорить честно и искренне, и так, как это было с тобой, а не так, мол, смотрите, «я понял то, что вы еще не поняли», «я увидел свет, который вы не видите», я лучше вас. Не говорить «сверху вниз», потому что тогда никто не станет тебя слушать.

Вкратце: дай понять, что ты не живешь в отрыве от реальности. И это большая тайна – как этого достичь. Если ты хочешь прийти к людям, помни, что, если тебе посчастливилось, и ты соблюдаешь Тору и заповеди, и не отрицаешь Б-га, то это только потому, что тебе посчастливилось. Не думай, что ты чем-то лучше, и у тебя есть какая-то привилегия в этом смысле.

Никто не может знать пути Творца: почему ты живешь с верой, твоя жизнь – это: и желать Б-га, и видеть, и верить, а кому-то другому не посчастливилось.

- Что в этом самое опасное и неприятное?

Самое опасное в этом – это заносчивость. Если человек считает себя лучше других, он не сможет приблизить их к Б-гу.

- О чем вы мечтаете?

Я мечтаю, чтобы был мир прежде всего среди евреев, чтобы мы могли смотреть друг другу в глаза.  Я считаю, что разрозненность лишает нас силы, из-за нее мы не можем достичь мира и в другом плане.  Моя самая большая боль – это отсутствие способности быть чуткими и терпеливыми друг к другу, я бы просил чуть-чуть больше терпения в еврейском народе.

Теги: История из жизни, История тшувы, Интервью