«Рай» без парковки. Рассказ

Если верить тому, что женщины любят скрывать и утаивать, то мужчины, по закону жанра, должны любить обратное: перво- открывать и захватывать. Расследовать и раскапывать. Искать клад, например. Труднодоступный. А из чего клад состоит —  индивидуально.

Вот, например, реб Шауль. Он только тем и занимался, что разыскивал клады и вкладывал в это дело все сердце и всю душу. Он разыскивал таких родителей, которые готовы были смотреть сквозь пальцы на то, что в нежном возрасте их детям не преподадут научный материализм или современный детерминизм. Реб Шауль болел за то, чтобы в неокрепшие детские уши не влилась душераздирающая история об обезьяне, которая сама, без   физиотерапевта вылечилась от сутулости, да так резво, что срезав у себя с хвоста пучок ворса, привязала его к палочке и , присев на кокосовый орех, принялась водить по холсту, рисуя  «Портрет неизвестного» Боттичелли, и затем, зажав за щекой банановую косточку, старательно вывела летящей кириллицей задорные пушкинские строки: «Унылая пора! Очей очарованье!». 

Детские очи, если верить реб Шаулю, должны очаровываться  золотисто-апельсиновым пламенем ханукальных свечей и озорным Пуримом,  хрумкой мацой, и багряно-коричневой халой. И пышным увяданием дневного светила, на смену которому приходят звезды, и Кидуш, и песни, и покой. И свобода…

Да, свобода. Реб Шауль хотел дать детям свободу. Свободу определить, что закинуть в рюкзак, с которым они пойдут скитаться по зигзагам своей судьбы.

Кажется, я начала говорить слишком высокопарно. Простите. Надо слезть с верхнего регистра и говорить по-человечески…

Да, свобода! Это великое дело!

Карманы реб Шауля были чаще всего свободны от любой имеющей хождение валюты, но он имел другую валюту: легкий характер, доброе сердце и — книжечка Тэилим, с ней он покорял рынки и устанавливал монополию.

Так вот, монополия реб Шауля и К состояла в том, что он и супруга, (как уже понял догадливый читатель), открывали детские сады и учили еврейских детей тому,  без чего любое знание и любая жизнь крошится, как кость, если из нее удалить кальций. Они рассказывали им то, от чего появляется вкус даже у приевшегося апельсина и портится вкус у ветчины… Они рассказывали детям, почему растет трава, и Кто зажигает звезды по ночам.

Они рассказывали им о Б-ге.

Родители детей — кто по незлобивости характера, кто из соображений близости к дому и отсутствию других садиков в радиусе удобной парковки посылали своих горячо-любимых личных террористов в сад жены реб Шауля. Дети были под присмотром, обеды были обильными и вкусными, чада возвращались довольными и без проблем собирались под зеленую крышу утром — чего еще желать родителю?

Они, конечно, были идеалистами — эта пара, у которой не было своих детей. И поэтому с добросовестностью крестьянина, чьей силы хватило бы на пашню, а досталось ему только две кадки на подоконнике, с восьми и до шестнадцати пополудни эта пара ухаживала за чужими детьми, словно это были дивные тепличные растения, нежные орхидеи, тающие между ладонями, а не проказливые дети крикливого Средиземноморья.

Но в том-то и дело, что плотненькому коренастому реб Шаулю и его жене было все равно, в какого цвета тело одета душа и в какую радужку — глаза, если душа смотрит с восторгом и сохранит в живом колодце глаз то, чему ее учили.

Да, братцы, но денег на всю эту дивную музыку у реб Шауля нет, он не получает от государства на свою партизанскую работу ни шекеля, они с генеральной линией партии работают в разных музыкальных стилях… И так туго приходилось этой милой паре, что им пришлось закрыть садик. Сжав зубы. Денег на съем помещения нет, оплаты родителей хоть и хватает на что-то, кроме банановой шкурки, но ее, все же, не хватает, из нее ведь не сложишь стены и не выложишь кровлю.

И реб Шауль (после долгих разговоров с женой, от которых у них обоих появлялись черные круги под глазами) пошел попросить совета у своего раввина, поделиться и рассказать, что не пошло у них это дело. И вынуждены закрыть детский сад… нет денег на съем помещения…

И каково же было его изумление… Этого не передать словами… Когда раввин, выслушав его, посоветовал занять деньги и подыскать для покупки какое-нибудь недорогое здание, отремонтировать его и понемногу отдавать долги.

— А… — промямлил реб Шауль, чувствуя звон в ушах. — А… у меня и так же есть долги… Мы покрывали разницу за съем из долгов, которые брали…

— Вы можете поступить, как считаете нужным, — рав развел ладони. — Это всего только мой совет…

Реб Шауль вышел на улицу, подставляя лицо приятным порывам ветра и уже предчувствуя сквозняк в кошельке, когда и если он проведет в жизнь план раввина. Реб Шауль всегда был и считал себя человеком наивным и простым, и покупка недвижимости всегда была для него чем-то вроде зыбкого марева над акульим заливом. Да еще здание! Где он, и где здание…

Этот совет был для его головы — как круглая крышка для квадратной коробки, и поэтому, не найдя для этой крышки места в голове, он взял свои ноги, подхватил их руками и принялся наматывать жаркие улицы города на подошвы своих ботинок.

Это «недорогое старое здание» представлялось ему чем-то вроде пещеры раби Шимона бар-Йохая, в которой тот просидел со своим сыном двенадцать лет. И реб Шауль гадал, не предстоит ли и ему просидеть в долговой яме похожее число лет…

Иногда это здание представлялось ему чем-то похожим на покрытую граффити крепость времен турецкого владычества… Иногда он высматривал нечто похожее на заброшенный курятник и… имея развитое воображение, заранее мучился от запаха и еще больше — от изумления родителей, когда он предложит их детям эту расколотую и отремонтированную пепельницу.

«Дорогие родители, — скажет он. — Пусть вас не пугает, что в этом милом здании, сверкающем на солнце, как желток, еще недавно раздавалась пламенное куриное кудахтанье и петушиное кукареканье. Куры, как известно, кошерные птицы, и мы в нашем садике научим ваших замечательных детей тому, что сказано в Торе о кошерной и некошерной пище!»

Так и побегут родители записывать своих детей в этот новый сад. Как же! Жди!

Натрудив голову подобными уничижительными мыслями, а короткие ноги — кроссом в натирающих мозоли башмаках, реб Шауль смирился, вздохнул и приготовился принять удар — зашел в маклерскую контору по покупке и продаже жилья. Железобетонный порыв кондиционера был первой приятной вестью, второй приятной вестью был адрес здания, сообщенный ему с такой широкой улыбкой, что хозяина ее можно было бы заподозрить в рекламе зубной пасты.

И они отбыли туда вместе — хозяин улыбки и реб Шауль.

Первая мысль, которая посетила реб Шауля, когда глазам его открылась внутренняя панорама дома, была такая: «Хорошо, что я не взял с собой жену». И вторая: «В Сдоме и Аморе это считалась бы первоклассной гостиницей: в ней есть все, чтобы на месяц отбить у человека и сон и аппетит». А третьей мыслью было: «Я это покупаю», что кажется полной противоположностью предшествующим двум, не так ли? Но реб Шауль, хоть внешне и производил впечатление рыхленького, мягкого человечка, обладал сердцем льва.

Через неделю мышам нового приобретения реб Шауля было над чем посмеяться: он явился в робе, вооруженный щеткой, совком и ведром краски. Окинув взглядом стены, понял, что вчерашнее предзакатное солнце сыграло с ним дурную шутку, нанеся румяна, тени и прочие виды декоративной косметики на сирую дряблость стен. Оставив кисти и краску за ненужностью — это было все равно, что писать транспарант цветными карандашами — реб Шауль принялся бродить по гулким комнатам этой пещеры. «Стены тут прочные, — убедил его толковый друг. — Внутренние перегородки — гипсовые, старые, их можно снести, и тогда будет хорошее светлое помещение. После ремонта, естественно…»

После техосмотра этой старой калоши нормальному человеку немедленно бы захотелось подышать свежим воздухом, но реб Шауль мысленно облачился в доспехи своего великого тезки — царя Шауля и объявил бой всему, что мешало превратить эту дыру в райский уголок. В первую очередь — бой мышам. С них и требовалось начинать. Да, именно так. Хотя бы для того, чтобы можно было привести супругу.

Мышеловка тут не поможет. Это все равно, что ловить акулу на удочку. Или целую акулью ассамблею. Мыши брызгали из-под ног, как … Простите, я не буду это описывать…. Лучше сразу перейду к стратегии. Перешагивая через старые газеты и сломанную мебель, реб Шауль как истый полководец выяснил, где дислоцируются основные силы противника, чтобы нанести им решающий удар. Подключив НАСА, вооружившись фотографиями из космоса и результатами спутникового отслеживания, реб Шауль выяснил, где находиться штаб-квартира противника и куда нужно нанести удар. И не замедлил это сделать. Но мыши были готовы к такому развитию событий, видимо, они проходили обучение на лучших террористических базах. Дыра, в которой они обитали, вела во внутреннее помещение, которого не было видно снаружи… А тот отсек, когда до него добрался взмокший реб Шауль, оказался соединен с другим, соседним…

Реб Шауль остановился и отер пот со лба. Снаружи, на дороге, сигналили машины, звонили пелефоны и люди жили нормальной жизнью: одни снимали жилье, другие снимали сливки. И только он, взмокший, присыпанной какой-то трухой, вел борьбу с этой гадкой напастью, не упомянутой даже среди десяти казней египетских.

Впереди было Море Возможностей — что можно сделать из этого крокодильего лежбища. Вокруг были дикие животные. Реб Шауль с отвращением смахнул со лба ошметок старой газеты, занес кирку, размахнулся изо всех сил и ударил по расслаивающейся стене. Тень Тома Сойера закачалась и расплылась перед ним. В глубине третьего по счету прохода покоился обитый железом сундучок…

Конец первой серии

Вторая серия

В кадре уставший человек стоит, облокотившись на лом. Через выбитое окно виден осколок улицы современного города. Но не доносится ни звука, слышно лишь тяжелое дыхание человека с ломом. С углов свешивается паутина, вокруг пыль и запустение. Человек погружен в невеселые думы, на его одежде пятна пота.

Он вспоминает великого раби Хию, который сбивал ноги на дорогах, искал детей, сирот и просто тех, кто бездельничал на улице, гонял кошек и запускал камни в голубей, — собирал их и…

В кадре — документальные съемки, старая рвущаяся лента времен  Храма. Затейливая мелодия свирели, холмы Святой Земли в далеких мазках медленных караванов… Высокий человек в запыленном тюрбане усаживает детей в кружок, самых непослушных — себе на колени и что-то рассказывает им.

Тем же вечером он сам выделывает кожу оленя, вымачивает, чистит и скребет ее для того, чтобы на высохшей, бархатистой — концом острого пера записать для детей разделы Мишны… И снова белая дорога, и стада, пересекающие ее, и высокий человек в пыльном тюрбане терпеливо ждет, когда освободиться дорога, и снова наматывает ее на свои босые ступни в поисках детей, которые никогда не читали того, что написано в  Книгах…

Человек в разрушенном доме стряхивает с себя это видение, размахивается и изо всех сил ударяет по расслаивающейся стене. В глубине третьего по счету прохода — обитый железом сундучок… человек пошатывается, мгновение стоит, замерев, а затем с большим усилием ломает замок. Внутри… Внутри… высокая  мелодия пастушьего рожка и пыльная дорога современного города, ведущая к Храму…

Ну, конечно, это настоящая история. Ее никто не выдумал. Она произошла не так давно, где-то рядом с нами. 

со слов р Ц. - из Ашдода

Теги: Воспитание, Вечность, История из жизни