Отложить Отложено Подписаться Вы подписаны
Леночка вызвала такси и через полчаса была на месте.
У подъезда ее ждала Лимор.
— Как ты быстро доехала!
(В Израиле все на «ты»).
— А я к тете с пересадкой полтора часа добираюсь! Если только папа, так он меня на машине довозит.
— Где Вика? Ты уверена, что это она?
— Иногда уверена. В то время, когда я на нее в окно смотрела, я была уверена. И потом, она меня узнала. Я это видела по лицу. А если это не она, как она меня может узнать?
Они уже стояли на площадке у двери. Лимор подвела ее и указала на дверь.
— Вот эта. Я бы тоже осталась. Хочу на Викторию посмотреть. Но мне страшно. Не хочу с арабами связываться…
Ее уже почти сдуло с лестницы.
— Подожди, Лимор, — остановила ее Лена. - Мне тоже что-то не хочется здесь одной оставаться… Ты можешь позвать свою тетю?
Минут через десять подошла, отдуваясь, полная круглолицая женщина:
— Я — Орна, Лимор моя племянница. Ей тут делать нечего. Я ее дома оставила. Неизвестно еще, в каком виде ВиктОра.
— Виктория, — поправила Лена.
— Ты, конечно, сбрендила, — как ни в чем не бывало ласково продолжила Орна. — Но я тебя понимаю, я сама бы девчонку в лапах араба не оставила, а от полиции толку мало. Ты ее, главное, вытащи оттуда хоть силой, все равно. Но если он там…
— Если он там, я сама туда не сунусь, — испугалась Лена. — Вы можете со мной не заходить, если боитесь, только держите мобильный наготове. Если придет этот, сразу звоните в полицию…
— Да от полиции толку, — махнула та рукой.
— …и моему мужу, — продолжала Лена. Ей самой вдруг совершенно расхотелось заходить в квартиру.
«И, вообще, мне волноваться сейчас нельзя… — подумала она в панике. — Но не отступать же… Я уже приехала… Я только постучу… А может, все-таки не надо? Я и Ури ничего не сказала…
— Ну что ты стоишь? — двинулась на Лену Орна. — Приехала, меня выдернула из дому, а сама стоит, — и она подошла к двери с намерением решительно в нее побарабанить.
— Подождите! — остановила ее Лена. — Я сама… Вы только отойдите, чтобы она вас не видела, и если я дам знак, сразу звоните в полицию.
Лена припала к двери:
— Вика!.. Вика, открой… это я — Лена! — она постучала. Сначала деликатно, потом все более настойчиво. Ответа не было.
— Вика — ты меня слышишь? — она барабанила в дверь. Звонок не работал.
— Вика, я помочь тебе хочу! Вика, я прошу тебя, открой! — Лена прислушалась. Вроде бы ей почудилось (или на самом деле?) — в квартире послышались шаги, но дверь никто не открывал.
— Вика! Вика! Открой! Это я!
Послышался какой-то шорох, Лена приободрилась.
— Вика, девочка, послушай, открой, тебя все ищут. Открой. Я тебе ничего не сделаю, я хочу тебе помочь! — она уже неистово барабанила в дверь, колотила кулаками.
Обессилев, повернулась к двери спиной, и вдруг ее обдало жаром: а что, если Лимор ошиблась и это была не Вика. Что, если она, Лена, человек разумный и законопослушный, ломится в закрытую дверь чужой квартиры?
Чувствуя, что у нее кружится голова, Лена опустилась на ступеньку перед дверью (чего бы никогда в жизни не сделала). Лестница была холодная, и Лену передернуло, как от озноба.
Лимор, снедаемая любопытством, поднималась по лестнице, вытянув голову и заглядывая на этаж. Тетка прогнала ее обратно в свою квартиру. Лена снова присела на вторую снизу ступеньку. Просидела так еще минут сорок, переживая, размышляя, и каясь, и молясь. Потом снова встала:
— Вика, прости меня. Я, наверное, виновата перед тобой… Я не услышала тебя. Я была сама от себя в восторге, что такая добрая… И я… была равнодушна к тебе. Дай мне шанс. Дай мне шанс исправить. Я не по…
Дверь внезапно раскрылась. На нее смотрела Вика. Да, это была Вика, только очень бледная, с темными кругами под глазами, тусклым взглядом, похудевшая, но она.
— Вика! — Лена протянула к ней руки. Вика, выглянув из квартиры, быстро оглядела подъезд, прислушалась и, помедлив, сказала:
--- Его нет. Можешь зайти, --- и сделала шаг назад, давая Лене пройти. И сразу, быстро и молча закрыла за ней дверь.
Лена инстинктивно огляделась. Квартира была совершенно пуста! Только в кухне, смежной с салоном, стоял пластмассовый черный табурет и в углу валялись грудой картонные упаковки пиццы, которую доставляют на дом.
Лена обернулась и прислушалась.
— Вика, а… а где он?
— Он уехал к своим. Забыл здесь ключи. Обычно он всегда меня запирает и уходит. У них сегодня типа праздник, режут барана.
— А… а ты?
— А меня он оставил. Ему родня сказала: еврейку не привози. Еврейка нам не нужна… Ты садись, — Вика прошла на кухню и принесла оттуда единственный табурет. Лена села и, сев, почувствовала, как одеревенело все тело.
— А ты? — снова повторила Лена.
— Я на пол, — она вытянула ноги перед собой.
— Возвращайся домой, Вика, возвращайся домой.
— Домой? — она хмыкнула и отвернулась.
— Конечно. Что тебе тут делать? Что у тебя тут за жизнь?
— А что мне там делать?
— Как что?.. Там папа…
При слове «папа» Вика заморгала и скривила рот.
— И Надя, которая волнуется и у которой душа болит…
— А совесть у нее не болит?
— Что?..
— Ты разве не поняла, что я из-за нее ушла? Она меня ненавидит!
— Ненави… что ты? Она так за тебя переживает!
— Она за себя переживает! Она меня терпеть не может! Ты еще не поняла это? Она же ненормальная!
— Ви! Ка!
— Я тут думаю… мне больше делать нечего. Она меня всегда ненавидела. Еще до того, как мы с ней встретились.
— Но за что ей тебя ненавидеть…
— За то, что папа мою маму больше любил, чем ее. Он с ее матерью прожил всего полгода и ушел еще до того, как она родилась. И мать ее так воспитала в ненависти ко мне… и к моей маме…
— Откуда тебе это известно?
--- Папа рассказывал… Он мне часто душу изливает. Будто я падре… исповедь израненного сердца… тоже мне… Мне его жаль, конечно. Но он меня ни разу не защитил перед ней. Наоборот: ты молчи, не огрызайся. И я всегда молчу. Она орет, я молчу.
Лене было холодно, ее передернуло. Вика это заметила и поднялась.
— Хочешь что-нибудь горячего? Чайника нет, но есть джезва. Я сварю кофе, хочешь?
— Н..нет, я не буду кофе… мне нельзя, наверное… — на самом деле она брезговала пить оттуда, откуда пил Викин «муж».
— Как хочешь… — бросила Вика и опять села, прислонившись к стене и вытянув ноги в некогда белых носках. Вика проследила за Лениным взглядом и пояснила: — Здесь нет стиральной машины, я стираю руками под краном…
Лене чудилось, что это какой-то сон. Она молчала. Ныла спина.
— …когда папа в первый раз сказал, что к нам едет «твоя старшая сестра», вау, как я обрадовалась!.. Старшая сестра! Я так ее представляла, что мы будем шептаться с ней по ночам, а папа будет говорить: тихо вы уже, давно спать пора! И что мы будем друг другу свои сны и секреты рассказывать… Я до сих пор мечтаю, глупая, что когда-нибудь она приедет, моя настоящая старшая сестра… А эта как приехала, сначала улыбалась так… Потом они на кухне с папой говорили, а я в комнате у себя была. Я Биг-Бен из картона клеила, папа мне такой набор купил. И вдруг она на пороге моей комнаты стоит и… начинает кричать: «Безобразие какое! Убери этот хлам немедленно! Клей, бумажки!» Я стою, смотрю на нее, вот, думаю, кто ей разрешил в моем доме, в моей комнате на меня кричать? И даже не ответила ей тогда, так было это странно, так это была не такая сестра, что я себе представляла… И с того дня так это и пошло. Она орет, я молчу. Лет в тринадцать я стала ей огрызаться, но папа просил ей не хамить. Ради меня, говорит. Твоя мама всю жизнь была выше этого. «Выше!» Она уже так высоко, что ее… не достать.
— И все-таки возвращайся…
— К Наде? Чтоб она у меня все волосы вырвала? Чтоб она об меня все табуретки поломала? Ты не поняла, что я из-за нее ушла? Что просто больше мне деваться было некуда?
Все это время Вика сидела, подложив ладони под ноги, а тут достала узкую руку заправить прядь за ухо. Лена присмотрелась и увидела на внешней стороне кисти красно-бурые пятна.
— Вика!.. Что у тебя с руками? Откуда эти… пятна? — она в ужасе оглянулась на разбросанные по полу окурки и вдруг, похолодев, догадалась:
— Он что… — прошептала она, сжав голову, — он что… об твои руки о-кур-ки ту…
Викины глаза сузились, как у кошки, и она зашипела:
— Высле… — вскочила и сжала кулаки. — Выслеживать пришла сюда, да? Вынюхивать?
И с силой, о которой Лена и не подозревала, сорвала ее с табурета и, открыв дверь, вытолкнула в подъезд.
Лена отлетела к противоположной стене лестничной площадки, но тут же собралась и ринулась обратно:
— Вика, Вика! — колотила она дверь двумя руками. — Вика!!! Нельзя! Тебе! Оставаться! Вика, слышишь? Ты должна бежать! Отсюда! Немедленно! Немедленно, слышишь?
Дверь приоткрылась на щелку. Лена потеряла равновесие и ухватилась за стену. В проеме двери — перекошенное от бешенства Викино лицо:
— Уходи! Если он тебя здесь услышит и увидит, он убьет меня. Уходи!!!
И потом оттуда, из-за двери — захлебывающиеся рыдания…
Лена не помнила, как очутилась в полиции. Там она, от волнения путаясь в иврите и в русском, пыталась что-то сбивчиво рассказать, но поняла лишь то, что поскольку Вике два дня назад исполнилось восемнадцать, она вольна распоряжаться своей жизнью, как ей вздумается. У Лены в первый раз в жизни случилась истерика. Муж приехал за ней и оттуда сразу, не заезжая домой, отвез ее в больницу…
...
Она очнулась палате с капельницей. Обвела свою кровать глазами. Ури сидел рядом на стуле.
— О, — прошептала Лена, повернув к Ури голову. — Кажется, два-ноль в пользу арабов…
— Ты еще не отошла от наркоза или хотела… пошутить?..
— Все? Да?.. Это — все?
Ури заморгал глазами и не ответил
— Что с нами будет? — настойчиво спросила Лена и попыталась приподняться.
Он вздохнул, пожал плечами:
— Ты лежи, лежи… Не вставай. Мы… Мы с ними там обязательно встретимся...
— С кем? — прошептала Лена сухими губами.
— С ними. С теми детьми, которые почти должны были родиться у нас и… так и не родились…
— Что это… значит?
— Это значит, — он сжал губы и посмотрел в окно, потом снова перевел взгляд на нее, — это значит, что этим душам нужно было только небольшое искупление этого мира. Всего несколько недель. Теперь и эта душа чиста… Теперь она предстала перед Престолом Б-га сияющая… готовая войти в рай…
Лена снова заплакала.
— А мы?
— Что мы?
— Мы… когда мы войдем… в рай?
— Ты что? Собралась? У тебя… еще визы туда нет.
— У меня есть. У меня уже все давно есть… И билет туда. И виза…
— Тебя таможня не пропустит.
— Всегда... — сказала Лена, страдальчески морщась и отворачиваясь. — Всегда… Ты... Смеешься... надо мной.
— Я не хочу, чтобы ты уходила. От меня. Даже в мыслях…
...
Лена вернулась домой на следующий день разбитая, опустошенная. Все ей казалось напрасным и бессмысленным: и собственная жизнь, и Викина.
Чтобы исправить то, что еще можно исправить, и наглядно показать жене, что еврею никогда нельзя отчаиваться в милости Б-га, за Викино дело взялся Ури.
Лена следила за всем этим как будто издалека.
Никому и никогда подробностей своего визита к Вике Лена не рассказывала. Если бы она рассказала о следах насилия, в полиции отнеслись бы по-другому, но этого она не знала, и ,тем более теперь, вспоминать, что произошло тогда, и -- неотрывноо, что случилось позже -- было для нее слишком мучительно.
Ури решил не поддаваться отчаянию. На это его настраивало невеселое лицо жены. «Что-то я обязан сделать, что-то я обязан предпринять!»
Он молился и учился, а все мысли его вольно или невольно крутились вокруг этого: как повлиять на Вику, чтобы она сама заявила о своем бедственном положении в Йад лэ-ахим. Тогда по уставу организации они обязаны будут ей помочь. Но как? Дверь она не откроет ни в коем случае. Это уже ясно. Ури пытался незаметно, как ему казалось, курсировать в районе того дома, каждый раз надевая другую кепку и меняя очки на темные.
Он выяснил, что Вика не выходит никогда. По крайней мере, в те вечера, когда он сторожил около подъезда. Здорового на вид араба он увидел и быстро юркнул за угол. Попадаться тому на глаза пока что не входило в его планы. Потом, понимая, что в одиночку по два часа по вечерам много не выследишь, нанял студента, который охотно согласился непыльно подработать.
Тот вначале тоже поставлял Ури информацию, которую, как ни крути, использовать для освобождения Вики было невозможно.
Араб всегда выходит только один, закрыв дверь на ключ.
При въезде в дверь был врезан новый замок, так что у прежних жильцов ключей нет.
Один раз приходил другой араб, вышел через полтора часа.
Араб, с которым живет Вика, работает в рыбном магазине рядом с ее старым домом. Он каждый день ходит на работу. Машины у него нет, но в магазине он иногда говорил, что хочет купить. Вообще, хотел бы жить в своей деревне — там вся их хамула. У его семьи в арабской деревне большой дом, там живут его мать и сестра, в деревне — бабка и братья отца. (Где отец — не рассказывает). Он хочет жить в большом доме. Он так привык. Он в детстве так жил. Ему не нравятся городские квартиры.
На той же неделе жильцы подъезда, где в данное время проживала Вика, получили извещение от фирмы, предоставляющей коммунальные услуги (в целях конспирации не станем уточнять, какой именно), о предстающем визите представителей фирмы. Непременное условие продолжения бесперебойного предоставления услуг квартиросъемщикам (эл-во\вода\газ) — принять представителей фирмы 5 марта 201… года.
В указанный день Ури и его товарищ, переодевшись в униформу указанной фирмы и раздобыв даже специальный фирменный фургон с логотипом, двинулись на дело. Их заданием было передать Вике телефон Йад лэ-ахим и убедить ее позвонить им.
Прощаясь с Леной, посмеиваясь над собой и желая преодолеть волнение и рассмешить Лену, Ури театрально воскликнул:
— Начищайте трубы! До блеска натирайте горны! Настраивайте барабаны! Мы идем на дело! Об успешном выполнении задания буду докладывать вам, товарищ главнокомандующий! К моему возращению разучите гимн!
— Какой гимн? — спросила Лена, улыбаясь. Она иначе подходила к прощанию перед ответственной операцией. Сдержанная простота — вот что, по ее мнению, приличествовало этой минуте. Но она ответила тоном сына полка:
— Я не знаю слов! Разучите со мной гимн, пожалуйста, товарищ политрук!
— Гимн, — Ури остановился, сдвинул кипу и почесал ею за ухом. — Я тоже не знаю слов. Пусть будет Гимн… творожного торта!
Лена закрыла за ним дверь и прислонилась к ней спиной. Потом взяла книжечку Теилим.
Ури вернулся притихший и неразговорчивый, и из него, против ожиданий Лены, пришлось все вытягивать клещами:
— Вы были там?
— Были…
— Они открыли вам дверь?
— Открыли. Он открыл.
— Ну, и что?
— Ей надо немедленно бежать оттуда.
— Вы ее видели?
— Да.
— Ты передал ей телефон?
— Да.
— Она позвонит им?
— Надеюсь. Давид оставил ей свой мобильный. Этот араб не заметил. Чтобы у нее был свой...
— А если она не позвонит?
Вместо ответа Ури стянул с себя робу фирмы, прошел в ванную и долго из нее не выходил. Лена устала ждать дальнейших описаний и заснула.
На следующее утро Лена проснулась поздно. До конца больничного еще два дня. На кухне она нашла записку Ури.
После нескольких фраз, заставивших ее растроганно хмыкнуть, он писал: «В Йад лэ-ахим сообщили, что от Вики поступил сигнал. Он ее запирает, но у них есть план. Пока не знаю, какой. Выезжаю с ними за ней сегодня во второй половине дня».
Мобильник Ури был отключен, он всегда так делал, когда учился и не хотел, чтобы его отвлекали. Лена весь день так волновалась, что после неудачных попыток заняться хозяйством, поняла, что самым безопасным для посуды, белья и мебели будет, если она займется поливкой цветов. Но после того, как она, задумавшись, полила их в третий раз и из под блюдец, на которых они стояли, хлынула вода, она бросила и это занятие и села читать Теилим.
В пять часов позвонил Ури.
— Все.
— Все?!
— Поздно.
— Как — поздно? — ахнула Лена.
— Он увез ее.
— Увез?!
— Да. Соседи видели, как утром он посадил ее в машину и они уехали.
С минуту Лена молчала, оглушенная. Потом спросила:
— Куда они уехали?
— Куда они уехали? Если бы я знал… Кстати, хотя это и не имеет значения теперь...
--- Что?
--- Непонятно это... Дело Вики в полиции начато до того, как ей исполнилось восемнадцать... Они должны были, когда ты приехала, сразу...
--- Я была не в себе. Они не поняли. У меня там... началась истерика...
Окончив разговор, Лена опустилась на стул и уставилась в одну точку. В голове было пусто и гулко. Потом пространство пустой головы стало заполняться картинками, которые метались и заслоняли одна другую . Вот она затаскивает Вику в свою квартиру. Вот она с Надей рассматривает фото Викиной мамы. Как, кстати звали Викину маму? Имя какое-то смешное… Эся! Да-да… А полное — Эсфирь… Эсфирь Яковлевна… Имя какое-то… старомодное… Как можно им называть молодую женщину? Эсфирь… Хотя оно подходит ей — той, что на той фотографии… К ее гордым чертам… к тонко очерченной линии носа, к властному мазку бровей… к надменному изгибу губ… к печальному взгляду… к царственным рукам… А теперь ее дочь неизвестно где и неизвестно с кем… Хотя известно, с кем, но от этого не легче… Знала бы она при жизни… Лучше не знать… А как, интересно, ее Надя называла? «Тетя Эся»? Никак она ее не звала! Она ее, наверное, и не встречала никогда… А если и встречала… Обычно такие, как Надя, людей, которых недолюбливают, никак не зовут... Слишком велика честь! …Надо сообщить Михаилу и Наде о том, что произошло… Не буду!.. Ни за что! Пусть это делает кто-то другой! Я не стану!.. По крайней мере, не сейчас… Потом… Пусть Ури им расскажет… Ури… Он всегда обо мне беспокоится… И прячется за шуточками… А я о нем думаю?.. Каково это… быть моим мужем?.. Странно об этом думать… Только представить… почти всегда мрачное лицо… каждый второй разговор кончается моим плачем… Но я … порядочна, опрятна… Хорошо готовлю, наконец… Редко докучаю просьбами… Да, но… всегда мрачна, всегда уныла… Стоп! Конечно, он шутит, а что ему — плакать? Меня его шуточки иногда так раздражают, что … Но если б не они, он бы сбежал… от меня… от моего курносого носа… О, Г-споди, дался мне этот нос! Нос здесь ни при чем совершенно!.. Что же мне делать?.. Ох, что же мне делать?..
Теги: "Старшая сестра"
