Реб Хаим…

Еще вечером, на исходе субботы, объявили, что четвертая трасса закрывается в семь утра. Зная расторопность израильской полиции в таких вопросах, я не без основания предположил, что они перевыполнят план на полчаса-час, как минимум. Поэтому, вооружившись термосом с кофе, теплыми одеялами, сумкой с тфилин и крекерами, мы выехали из дома в три часа ночи.

Трасса, на удивление, была пустая, и, доехав до Бней Брака за 28 минут, мы нашли свободную парковку под домом двоюродного брата моего папы на Хидушей аРим, в двух шагах от «Ледерман» — места предстоящих событий.

Температура воздуха была около 7 градусов (такой конец марта в Израиле старожилы не помнят последние 50 лет), поэтому мы заглушили двигатель, завернулись в одеяла, и безуспешно попробовали немного вздремнуть. Сон не приходил. В голове не укладывался абсолютно новый и незнакомый нам мир. Мир без р. Хаима…

Осиротевший Бней Брак выглядел мрачно и неприветливо:

Мы досидели почти до восхода солнца, и пошли помолиться в синагогу рава Грейнемана. Народу было много, я встретил знакомых из Кирьят Сефера, из Иерусалима, из Ашдода, из Бейт Шемеша, из Бейтара, и, конечно же — из Бней Брака (двоюродный брат моего папы, рав Эльхонон Миллер, тоже был там):

После молитвы рав Миллер пригласил нас позавтракать у него на кухне. После завтрака мы вышли и снова сели в машину, но поспать опять не получилось: прямо рядом с нами обосновался временный пункт полиции, человек 20 мотоциклистов уже стояли рядом с нами, остальные продолжали прибывать, вспарывая утреннюю тишину ревом своих мотоциклов. Я спросил у одного из них, сколько человек ожидается на похоронах. Он ответил: «Около миллиона, это будут самые масштабные похороны в истории Израиля».

Разговорились. Оказалось, что его хотели поставить на перекрытие четвертой трассы, но он настоял, чтобы его бросили в самую гущу, потому что он хочет принять участие в похоронах главы поколения. Потомок итальянских евреев, чья бабушка пережила Катастрофу, он, единственный из своих братьев, соблюдает шабат и накладывает тфилин. Его зовут Дан, и он всегда мечтал попасть на прием к р. Хаиму, но все как-то не было времени…

До объявленного времени начала эспедим оставалось еще несколько часов, и мы вернулись в синагогу, чтобы поучиться. Свободных мест почти не было:

Где-то за полчаса до назначенного времени мы вышли из синагоги, чтобы занять удобное место. На улицах началось интенсивное движение. Все пешеходы, как это всегда принято в ББ, шли по проезжей части при абсолютно пустых тротуарах:

Нашли подходящий балкон:

Площадь заполнилась народом, но не до состояния селедок в банке: слишком свежо еще воспоминание о прошлогодней трагедии в Мироне:

На близлежащих балконах и крышах свободных мест уже не было:

Реб Хаим был не просто главой поколения. Он был его папой. Редчайший случай того, как один рав был высшим авторитетом для всех евреев: литваков, хасидов, сефардов и тейманим, харедим, мизрохников и хилоним. Я не помню подобного случая, чтобы нерелигиозная израильская пресса, все без исключения каналы телевидения и новостные порталы, вышли с огромными статьями на первых полосах в связи со смертью рава. Причем, однозначно положительными статьями.

До самого последнего момента он сохранял способность неимоверной концентрации своего гениального ума и феноменальную память. Принимая в день тысячи посетителей и отвечая на многие сотни писем, он был всегда предельно краток. Самыми распространенными его ответами были «да», «нет» и «возможно». Если кому-то удавалось поговорить с ним дольше обычного — он мог убедиться, что любой ответ не просто обоснован и подкреплен источниками, он имеет железную логику — и поэтому не было никого, кто мог бы оспорить его постановление. После слов «реб Хаим сказал» прекращались самые горячие споры и становилось понятно, что если ты думал по-другому — ты где-то ошибся.

Кроме ежедневного приема моря посетителей со всего мира, он еще успевал каждый день учить семь (!) листов гмары, и каждый год полностью заканчивал Вавилонский Талмуд.

Каждый год.

Сиюм а-ШАС (см. тут)

Обычно у каждого рава существует своя специализация: один специализируется на имущественных законах, другой — на подробностях исполнения редко встречающихся мицвот, третий — на комментариях Торы и НаХа, четвертый — на законах кашрута, пятый — на глубоком изучении гмары, шестой — на еврейской этике («мусАр»). Реб Хаим был непревзойденным специалистом во всех без исключения областях. Сколько я ни спрашивал — никто так и не смог мне ответить на вопрос «сколько же книг он написал?»

Он никогда не выступал перед публикой, но всегда принимал множество людей у себя дома. Перед его дверью всегда была длиннющая очередь, люди приходили по самым разным вопросам. Чтобы немного разгрузить рава, его секретарь (и по совместительству мой хороший друг и габай синагоги Кеилас Ашкеназ в КС — Р. Носсон Яфе) повесил на дверь рава объявление: «Пожалуйста, не загружайте рава тривиальными вопросами. Если у вас болит голова — выпейте акамоль, если вы поранились — прилепите пластырь, а если вы хотите много денег — устройтесь работать на алмазную биржу».

Его имя стало нарицательным, выражения типа «да, наш премьер — далеко не р. Хаим» были распространены, причем не только среди религиозных.

Когда я работал над Пасхальной Агадой — я спросил у своего рош йешива: «Для иллюстрации “пришло время Крият Шма” я должен нарисовать танаим, но я понятия не имею, как они выглядели». На что РЙ ответил: «Нарисуй р. Хаима, не ошибешься». Я так и сделал. Вот он — в самом центре:

Первый эспед начал рав Ицхак Зильберштейн, потрясающий талмид хахам и шурин реб Хаима (их жены были сестрами, дочерьми рава Эльяшива).

Все слышали историю, которую он рассказал. Ну, если кто не слышал — я перескажу вкратце:

Когда р.Хаим писал книгу о кошерной саранче, ему понадобилось взглянуть на какую-то деталь строения тела этого насекомого. Гуглом, как вы понимаете, он не пользовался, но для него это было и не нужно. В тот момент, когда он сидел за своим письменным столом, в открытое окно влетел(а) один (одна) саранч(а) и сел(а) прямо перед ним. Рав Зильберштейн, который присутствовал при этом, помчался в Иерусалим, чтобы рассказать о происшествии их общему тестю — раву Эльяшиву. Рав Эльяшив, услышав историю, остолбенел и произнес: «Такие вещи рассказывали о ришоним» (мудрецах Торы, живших в средние века).

А сегодня я услышал продолжение этой истории от одного авреха, который тоже занимался изучением данной темы, и часто заходил к р.Хаиму за консультациями. Вот это продолжение:

«Реб Хаим всегда отрицал правдивость этой истории, и говорил, что это неправда. Однажды я зашел к нему и принес кошерную саранчу (живую), которую взял у старика-теймани, имевшего традицию от своих предков. Р.Хаим взял саранчу в руки, рассмотрел ее, и произнес: “Точно такая же, как была у меня”. Я переспросил его: “Так эта история с саранчой правда?”. Он понял, что проговорился, улыбнулся и сказал: “Да, когда я писал об этом книгу — одна саранча залетела в окно и села передо мной”».

Спустя несколько дней одна женщина привела к жене р.Хаима, рабанит Бат Шеве, свою знакомую, начавшую приближаться к иудаизму, чтобы та дала ей благословение, и рабанит рассказала им эту историю. Когда эта женщина вернулась домой, ее муж, жутко антирелигиозный профессор зоологии, спросил ее, где она была. Она ответила, что ходила к рабанит и рассказала ему эту историю с саранчой. На что муж заявил, что такого не может быть и ей просто промывают мозги. Потому что он, в силу своей специальности, знает на сто процентов, что саранча не может летать одна, они перемещаются исключительно стаей. И в этот момент в их окно залетела одинокая саранча, и уселась на подоконник…

О том, была ли эта та же самая саранча, которая посетила р.Хаима, или другая — история умалчивает.

Мой старший сын пару месяцев назад был у р.Хаима и сфотографировал его для себя. Вот эта фотография:

Теги: Фото