ВЕСЕЛЬЕ И СТРАХ

(Брахот,30,2)

Спрашивает Гемара:

Почему в пасуке (Теилим,2,11) «Служите Всевышнему в страхе, и веселитесь в трепете!» употреблены в одной строке понятия, противоположные по смыслу, – «веселье» и «трепет»?»

Ответил рав Адо бар Матно от имени Рабо: это указывает, что даже там, где веселье уместно (например, при исполнении заповеди), оно должно быть упаковано в Небесный трепет.

До какой степени Мудрецы следовали этому правилу, Гемара рассказывает дальше:

«Мар сын Рабины справлял свадьбу сына. Увидев, что уважаемые гости не в меру веселы, он принёс стеклянный бокал, стоимостью четыреста зуз и разбил его на глазах у всех…. Все опечалились…

То же произошло и с Рав Аши во время празднования женитьбы сына…. Увидев, что мудрецы слишком веселятся, он принёс кубок драгоценного стекла, и разбил его прилюдно. Веселье притихло…»

Почему битьё посуды так тревожит человека? Это не случайно. Человек, подобно стеклу, как бы ни был сложен и прихотлив, всё же сделан из праха и вернётся в прах, да и склеить разбитую жизнь, так же трудно, как и стекло. А ещё - разбитый сосуд, сродни разбитому сердцу. Как для иной посуды, нет пути очищения, кроме как её разбить, так человеческая натура не способна исправиться - только через разбитое раскаянием сердце.[1]

На свадьбе Мара сына Рабины произошло ещё одно событие, подобное приведённым выше:

Когда ученики попросили раби Амнуна Зути спеть, он, долго не колеблясь, запел: «Ой, наступит день и мы умрём! Ой, наступит день и мы умрём!»

То есть, видя, что гости перешли дозволенные границы веселья, раби Амнуна Зути, решив обойтись без битья посуды, напомнил о вещах, не слишком радостных.

«А какими словами, - поинтересовались ученики, - нам продолжить песню?»

Ученики поняли намерение Раби, но не знали, что могут добавить ещё – что может быть грустней, чем упоминание о смерти. Но учитель вывел их из затруднения:

«Продолжайте вот так, - ответил раби Амнуна Зути: «Где Тора и где мицвот, что защитят нас?! Где Тора и где мицвот, что защитят нас?!"»

Хуже смерти, ответил ученикам раби Амнуна Зути, может быть лишь уход из этого мира без Торы и заповедей. Более того, даже те, кто учат Тору и исполняют заповеди, должны задавать себе вопрос: а делают ли они это с должным усердием и в достаточной мере, чтобы избегнуть чистки в Геиноме. Одна эта мысль настроит на серьёзный лад самого беспечного из евреев.[2]

Но какое отношение имеет упоминание о смерти к самому светлому событию в жизни человека – его свадьбе. Как ни странно, говорит раби Цви Гирш Хают, связь очевидна. Ведь только из-за ограниченности человеческой жизни так важно её возобновление для продолжения человеческого рода. Рождение и смерть – вещи взаимосвязанные. Без смерти нет нужды ни в зачатии и не в рождении детей.

В том же ключе объясняет Хидушей Гаоним от имени Альшиха слова книги Коэлет (7,2): «Лучше отправиться в дом скорбящего, чем идти на пиршество, ибо это (смерть) – конец каждого человека…» Здесь нет сопоставления, - нельзя сравнивать вещи, относящиеся к противоположным полюсам человеческого существования. Речь здесь об особом взгляде, когда мудрецу предписано видеть далёкие последствия происходящих событий. Пример свадебного пиршества характерен, ибо само назначение брака состоит в восполнении физического существования человека на земле. Брачное единение как раз и нужно из-за будущей смерти каждого человека. И обязанность мудреца не обольщаться началом, но всегда держать в уме конечную цель, пусть это даже не слишком весело.

По мнению Мааршо, двойное упоминание смерти равом Амнуном Зути вовсе не случайно. Во-первых, воспоминание о дне смерти – серьёзное средство, чтобы победить дурное начало. А во-вторых, Мудрецы вообще советуют человеку относиться к каждому дню жизни, словно он последний по счёту; такой подход обеспечит постоянное стремление жить «начисто», сбережёт от множества ошибок, совершаемых по недомыслию.

Кроме того, смерть к человеку может прийти как за его собственные грехи, так и грехи других людей, как часть общей ответственности евреев друг за друга.[3]

Но трагическая и печальная нота при упоминании смерти звучит только для обыкновенных людей, поскольку напоминает о собственном несовершенстве и пробуждает страх перед Небесным Судом. Для праведников же - всё по-другому. Для них смерть – это завершение прижизненной подготовки к тому, что предстоит потом. Они, насыщенные Торой и заповедями, вступают в мир, где их ждёт воздаяние. Подобно тому, как еврей, тяжело работавший в канун Субботы, ждёт не дождётся когда наступит желанный день и все его труды обратятся в великолепие Шабата, так праведники, вступая в приготовленный для них чудесный Дворец, предвкушают пир осуществленной Торы.[4]

Трагический звук разбиваемого бокала в час веселья – это ещё и напоминание о Галуте - изгнании. В сущности, говорит Меири, и до разрушения Храма, легкомысленное веселье было под запретом. Ведь легкомыслие граничит с грехом. Но радости, даже сильной, вызванной заповедью, препон не ставили. Более того, чем большей была эта радость, тем лучше. После разрушения Храма всё изменилось, и даже в праведное веселье вмешивается элемент горечи, ибо ночь Изгнания всё ещё длится. Любой еврей, если ему дорого наследие отцов, это ощутит.

Это не значит, добавляет Ритба, что человек должен быть всегда печальным - печаль вызывает болезни, - речь идёт о сдержанности, ибо негоже человеку впадать в крайность.

И всё же Гемара дальше говорит:

«Сказал рав Йоханан, учитывая мнение раби Шимона бар Йохая: в этом мире человеку запрещено наполнять свои уста ликованием, как сказано (Теилим, 126): «Тогда наполнятся ликованием наши уста, а язык наш – песнопением!»

Когда же наступит это заветное «тогда»? Как определить, что время Избавления настало, и можно радоваться всем сердцем?

Пасук и отвечает:

«Тогда скажут народы: «Невероятное сделал Б-г для них…» То есть для евреев.

Странно, говорит Мааршо, определять время конца Изгнания именно из этого стиха. Ведь ещё раньше, в этом же псалме, сказано гораздо определённей: «по возвращении Всевышним изгнанников Циона…» - То есть, при возвращении евреев на землю Израиля.

Но, отвечает Мааршо, это не совсем так. Возвращение на землю Израиля ещё не означает немедленного освобождения. Недаром дальше говорится: «Мы были, как во сне…»То eсть, кроме физического возвращения в Страну Израиля, требуется ещё и духовное пробуждение. Фраза эта имеет в виду Вавилонское пленение. Евреи тогда находились под властью Персии, а потом - Яван (Греция), а потом -  Рим, а потом… сколько ещё перипетий случилось с еврейским народом.

Однако предыдущая цитата говорит о конечном Освобождении, когда народы мира будут вынуждены признать: Да, это Всевышний совершил для своего народа все эти великие мировые сдвиги, и всё только для того, чтобы вернуть его к Себе.

И всё же, добавляет А-риФ, есть одно исключение, когда даже в этом мире, и даже в Изгнании можно «наполнить уста ликованием». Речь идёт о радости познания Торы. Недаром сказано[5]: «Служите Всевышнему в радости!» Изучение и исполнение предписаний Торы – не что иное, как Кидуш А-Шем, а что может быть большим прославлением Имени Творца, чем исполнение Его Закона. И об этом – следующий стих упомянутого Псалма: «Невероятное сделал Б-г для нас!»

Когда же придёт окончательное Избавление, веселье переполнит евреев, ибо это будет радость самого Творца. Тогда откроются всему миру значимость и закономерность истории, где всё складывалось в точности по плану Всевышнего и где евреи играли центральную роль. И чем больше будут веселье и радость, тем явственней станут совершённые чудеса.

[1]Эц Йосеф

[2] Яд Йосеф

[3] Бен Йеоядо

[4]Эйн Яков

[5]Теилим, 100

Теги: , Крупинки из Талмуда