Лея и Рахель

Лея была не менее красива, чем Рахель. Внешне их трудно было различить. Разделяло их, казалось, лишь будущее. Ещё только родились дочери у Лавана, а родственные семьи уже обменялись посланиями. У одних из нас, рассуждали они, - двое сыновей, у других – дочери, так почему же их не сосватать. На том и порешили. Старшая, Лея, достанется старшему – Эсаву, а Рахель, соответственно, – Якову. Обе сестры были праведницами. Рахель была счастлива. Все говорили, что нет подобного Якову по праведности, чистоте помыслов и возвышенности духа. А что до Леи, о её женихе ходили иные слухи. Уже много лет выбегала она на оживлённый тракт, чтобы разузнать о наречённом своём. Но год от года получала неутешительные вести: Эсав – дрянной человек, разбойник и убийца, развратник, каких мало, груб и уродлив. Лея с ужасом ждала, что этот непривлекательный человек в один нежданный день явится и посватается к ней. Её тоска и страх росли с каждым днём. Слёзы лились из её чудесных глаз, пока не выпали ресницы, и лицо не подурнело.

Яков знал обо всём этом. Но чтобы взять в жёны и Лею – об этом он не помышлял. Во-первых, соблюдая б-жественные законы, данные впоследствии евреям, он не желал брать в жёны сестёр. С другой стороны, он опасался, что Эсав, даже забыв напрочь о своей обязанности взять в жёны старшую из дочерей Лавана, всё же посчитает себя оскорблённым вдвойне. Мало того, что Яков, что «выманил» у него первородство, «присвоил» благословения, так ещё и невесту «украл»!

Но самое главное – Яков любил Рахель.

ПОМОЛВКА

Яков и Рахель, как только встретились, поняли, что созданы друг для друга. Он только спросил: будешь мне женой, и она тут же сказала "да". Но прежде, чем известить Лавана, отца Рахели, следовало обговорить несколько вещей.

Мой отец, тревожится Рахель, как это ни прискорбно, обманщик. Он настолько преуспел в этом, что тебе с ним не совладать. Что бы ты ни делал, он из всего извлечёт выгоду и не погнушается ничем. К тому же моя сестра Лея считается старшей, и он постарается любым способом выдать её замуж первой.

Не тревожься, ответил ей Яков, я ведь его племянник и хитрости мне не занимать. Как он со мной поведёт, так я и отвечу.

Но разве тебе, праведнику, спрашивает Рахель, дозволено использовать обман?

"Если человек честен и открыт предо мной, - отвечает Яков, - я открываю ему своё сердце, и действую по правде. Но если он криводушен, если действует исподтишка, я отвечаю ему той же монетой. Но зачем твоему отцу обманывать меня?"

- "Отец ни за что не позволит мне выйти замуж раньше сестры. Мы с ней близнецы, и я думаю, что именно её он введёт к тебе в ночь после свадьбы".

На этот случай Яков передал Рахели три особых знака, знание о трёх заповедях, благодаря которым, сможет узнать свою невесту. Что же это за заповеди? Во-первых, Яков объяснил Рахели законы супружеской чистоты – нида. Во-вторых, научил её отделять халу – кусочек от теста - прежде чем печь хлеб. И, наконец, открыл ей заповедь зажигания субботних свечей.

Рахель отправилась к отцу и рассказала о чуде с крышкой колодца. Лаван только потирал руки. Его страсть к наживе разгорелась не на шутку. О богатстве семьи Авраама он знал не понаслышке. Несомненно, думал Лаван, Якова сопровождает караван, нагруженный сокровищами, как это было когда-то при сватовстве Ривки. Если уж Элиэзера, раба Авраама, снабдили такими драгоценностями, то, что говорить о любимчике, о Якове, собственной персоной явившемся за невестой.

С такими надеждами Лаван бросился навстречу гостю. Его ждало  разочарование. Уже издалека понял: что-то не так. Где уставшие верблюды, нагруженные пухлыми узлами, где многочисленная челядь, услужливо окружившая  господина, где, на худой конец, те минимальные аксессуары, что достойны богатого наследника. Ничего похожего. Яков стоит один одинешенек, в запыленном платье, как обыкновенный бродяга. Но быть может, это только вид, и  сокровища зашиты в полы одежды. Лаван обнимает Якова, украдкой ощупывает, - и ничего. Так может за щекой бриллианты, - он целует племянника – нет, и там пусто. Якову только и оставалось сказать: ты думал, я обременён вещами, а у меня ничего, кроме слов на языке…"

"Удивляюсь я, - недоумевает Лаван, - из такой ты знатной семьи, а выглядишь, как простой нищий".

Даже услыхав обо всём, что случилось с Яковом в дороге,  он продолжал досадовать про себя: и на что он мне такой сдался? А вслух сказал: "Хотел бы я посадить тебя среди городской знати, да у тебя за душой ничего нет. Отправил бы тебя восвояси, да всё ж родственник. Месяц поживи, а там видно будет…"

ОБМАН

Прошёл месяц, как Яков живёт у Лавана. Яков не сидит, сложа руки, он работает, как самый добросовестный работник. Но Лаван - человек подозрительный. Он боится, что безвозмездный труд лишь поощрит Якова к мошенничеству. Лаван решает предложить Якову плату, как бы наняв его, но взамен взыскивать с него любую пропажу или порчу. Но облекает свой план в эдакую позу.

"Негоже, - говорит Лаван Якову с притворным смирением, - злоупотреблять твоим усердием, пусть ты и родственник, не желаю лишать тебя оплаты за труд. Давай же решим, чем он будет оплачен. Яков только того и ждал. Ответ у него давно на языке. "Разве я наниматься к тебе пришёл, - спрашивает он, - я к дочери твоей свататься прибыл. И готов отработать за Рахель, твою младшую дочь, семь полных лет. А чтобы не случилось между нами недосказанности или недопонимания, я повторю: буду работать именно за "Рахель", но не за Лею; за твою "дочь", а не за постороннюю девушку с рынка, пусть даже с тем же именем и, наконец, за "младшую", на случай, если вдруг тебе вздумается обменять имена сестёр. Так Яков пытается предотвратить обман.

Но тщетно.

СЕМЬ ЛЕТ

Заполучить праведника, подобного Якову в работники – особое благословение. Эти первые семь лет, когда Яков находился в доме Лавана – полностью изменили судьбу этой семьи. День ото дня ширилось богатство. Жалкое стадо, встреченное Яковом у колодца, разрасталось в многочисленные отары. Благополучие сыпалось со всех сторон. К чему бы ни прикасался Яков, - а заниматься ему приходилось всем, - обращалось в золото. Если раньше вся местность испытывала тяжкий недостаток воды, - потому и покрывали камнем ту малость, бывшую в колодце, - то теперь вода не иссякала. Но, самое главное, - у Лавана, не имевшего наследников, стали рождаться сыновья. Через четыре года, после появления Якова, родился первенец Лавана – Бэор, за ним – Элив, и третьим - Мораш. Лаван стал важной птицей, присоединившись к местной знати. И всё это черпалось из заслуг будущего зятя.

Семь лет работал Яков, семь лет тянул лямку, но свой труд и заботы чем-то особенным не считал. Для него отдать эти годы и заслужить Рахель - не было слишком высокой ценой. Годы или дни – Рахель стоит гораздо больше. Единственно, что беспокоило его – это преклонный возраст. Ведь Якову, - а он об этом знал, -  предстояло породить двенадцать сыновей, - двенадцать столпов будущего народа.

На второй год из этих семи, когда Якову исполнилось семьдесят девять, скончался один из его учителей -  Эвер, сын Шелаха. Эвэр прожил на свете 464 года. Яков тяжело переживал эту утрату. Патриархи человечества продолжали уходить.

Ещё через год Басмат, дочь Ишмаэля, родила Эсаву сына, назвав его Рэуэль, а спустя ещё год  сыновья появились и у Лавана.

На пятый год пребывания Якова у Лавана, в стране Кнаана умерла Йеудит, одна из жён Эсава, рожавшая ему одних дочерей. Тем не менее, Эсав скорбел по ней, а, утешившись, отправился в Сэир, чтобы заняться любимым делом – охотой. В Сэире Эсав пробыл год, пока не нашёл себе там ещё одну жену - Аhалиаву, дочь Цивона, хитийца. Это побудило Эсава вернуться в Кнаан, а у Аhалиавы, в отличие от Йеудит, сразу пошли сыновья: Йеуш, Ялам и Корах. Вскоре в Кнаане начались столкновения. Причина – борьба за пастбища. Эсав, хозяин многочисленных стад, видел, что земле всех не прокормить. Конфликт набирал силу, обещая перерасти в настоящую войну. Спорам не виделось конца, и Эсав уступил. Его манила другая земля. Уложив свой немалый скарб, Эсав со всем семейством - жёнами и детьми, окончательно переселяется в Сэир, который теперь станет его вотчиной. Родителей, Ицхака и Ривку, он не забывает и навещает их, проделывая из месяца в месяц небезопасный путь. Эсав роднится с хорийцами, жителями Сэира, выдавая за них дочерей. Семья его растёт, ширится, обретая, мало-помалу, черты нового народа.

Все эти годы, Яков посылал своей наречённой, Рахели, сивлонот - особые подарки, как принято между женихом и невестой. Но Лаван, уже составив свой план, отдавал их Лее. Рахель видела подарки Якова в руках сестры, но молчала. Она боялась сказать об этом отцу, ибо его гнев мог положить конец надежде выйти замуж за праведника. Её удивительное смирение, принесшее ей столько огорчений, в конечном счёте, приведёт к желанной цели. Но до времени всё шло своим чередом, пока не завершился 2192 год, последний из семи. Якову исполнилось 84, а Рахель и Лея достигли своего расцвета, им было по 22.

Все эти семь лет Яков думал только о Рахели. К ней стремилась его душа, за неё он работал и теперь, когда настал желанный срок, её потребовал себе в жёны. Он торопит Лавана. Яков знает о своём предназначении и знает, кто поможет ему основать новый народ. «Отдай мне мою жену. – Говорит Яков Лавану, -  Нет времени для раскачки, нет времени для проволочек. Ведь не юнец же я. Когда же осуществить предначертание, если не теперь!»

Но Лаван не спешит и умело раскручивает интригу. Он созывает тайный сход местной знати и делает неожиданное заявление. «Все вы помните, - говорит он, - какие бедствия терпели мы раньше. Нехватка воды – вот что было причиной всему. С тех пор, как у меня поселился племянник, - и этому вы все свидетели - вода у нас в избытке. Хотите ли вы, чтобы этот праведник и дальше оставался с нами – помогите осуществить мой план. Ибо я знаю ключ, которым открывается его сердце. Ключ этот – моя дочь Рахель. За неё он работал на меня все эти годы, и только она может удержать его здесь и дальше. Мы должны перехитрить Якова. Согласны ли вы мне помочь?»

«Да, - дружно ответили все, - делай, что задумал, а мы поможем!»

«Чтобы предприятие имело успех, - продолжает воодушевлённый Лаван, - должна быть соблюдена тайна. Готовы ли вы дать мне в этом ручательство?»  Согласились и на это.

Лаван не ограничивается словесными заверениями, он берёт с каждого из присутствующих залог, обходит городские лавки и покупает необходимую снедь для предстоящего свадебного пира. Вместо оплаты хозяевам лавок он оставляет полученные залоги, гарантировав этим полное молчание и соучастие в предстоящем обмане, всех заговорщиков.

СВАДЕБНЫЙ ПИР

Застолье Лаван устроил знатное. Все важные местные персоны были приглашены. И никто не сидел в стороне, все пировали, танцевали, выказывая уважение Якову. Это его удивило и заставило спросить: «За что мне такой почёт?» «Как, разве ты не знаешь? - отвечали гости, - Все те годы, что ты здесь, воды вдоволь, и мы не знаем бед, - ты делаешь нам милость, живя с нами! Твоя радость - это и наша радость!»

Между тем спустилась ночь, пришла пора вести невесту под хупу. Взял Лаван Рахель, свою дочь, и подвёл под свадебное покрывало, одновременно давая знак слугам погасить огни. Что и было сделано. «Зачем это?» - спрашивает удивлённый Яков, а ему, все как один, отвечают: «У нас не так, как в Кнаане? Мы люди восточные, скромные, у нас под свадебный балдахин невеста входит в чистоте и целомудрии.

Но Лаван использует заминку для своих целей. Пока суд да дело, под покровом темноты он тихо уводит Рахель, а вместо неё ставит под хупу онемевшую от счастья Лею. Тут начались славословия, поздравления. Но нашлись среди гостей, кто, не вынеся обмана, стал кричать: «А–Лая, а-Лая!», что можно было понять и как крик восторга, и как вполне конкретное предупреждение: «Это - Лея, это - Лея!» Но Яков не услышал намёка. А что же Рахель? В тот час, полная смятения, она думала не о себе, - испугалась за сестру. Вот ведь сейчас Яков спросит у невесты условленные знаки, и какой позор ожидает Лею, если не сумеет их объяснить. Забыв о себе, Рахель потихоньку передаёт знаки сестре, словно вложив ей в руки ключи от собственного счастья.

И Лея пошла под хупу, став женой Якова. Лаван, желая быть уверенным, что хитрость удалась, сам привёл невесту в комнату жениха, нарушив обычай поручать это дело посреднику. А Яков так ничего и не заподозрил.

Во всю ту ночь Лея так и не призналась в обмане. Более того, даже когда Яков звал её именем сестры, Лея отзывалась, оставаясь для Якова его суженной Рахелью. Так продолжалось до утра. А утром всё стало на свои места. Вместо Рахели, Яков обнаруживает около себя Лею и с горечью понимает, что случилось. Ты обманщица, дочь обманщика! - упрекает он её, - Разве не звал я тебя Рахелью, как могла ты так обманывать меня. Но у Леи уже готов ответ. «Бывает ли цирюльник, - говорит она, - которого бы не постригли подмастерья, и есть ли мудрец, у которого не оказалось учеников? Не тебя ли спросил отец: « Мой ли это сын Эсав», и не ты ли ответил: «Это я, Эсав твой первенец!» Так кто же научил меня хитрить, не ты ли?

Но сердцу не прикажешь. Яков любит Рахель, а не Лею. Он винит Лею, как сообщницу Лавана. И последствия обмана действительно серьёзны. Та концентрация духовной мощи, предназначавшаяся первенцу Рахели, теперь распылялась между сыновьями Леи. Политическая власть, духовное главенство, удвоенное право на наследство, отныне больше не могли быть приоритетом первенца. Эти роли предназначались теперь другим, ослабляя и расшатывая концентрацию святости нарождающегося народа Б-га.

Якову нужна Рахель. «Разве не за Рахель,  - говорит он Лавану, - я работал на тебя семь лет?»

Лаван не испытывает ни малейшего смущения: «Я считал, что тебе известны здешние законы – не выдают младшую дочь прежде старшей. Вот и подумал, что ты хочешь сначала жениться на Лее, а потом взять себе в жёны и Рахель. И я это понимаю и не возражаю. По окончании брачной недели, чтобы не смешивать вместе две радости, я выдам за тебя и Рахель при условии…, - тут Лаван зацепляет самую важную для себя деталь, ради которой он и затеял обман, -  ты отработаешь ещё семь лет».

Лаван – предшественник и учитель всех обманщиков. Их метод с тех пор не изменился. Лицемер и демагог, он, прежде всего,  спешит показать свою лояльность и праведность. Он выставляет на обозрение  приверженность высоким принципам, тогда как на деле преследует вполне эгоистическую цель. Так и здесь Лаван с притворным сожалением говорит о «приличиях», до которых ему, в сущности, дела нет.  Он так и «горит» священным негодованием, он рядится в белые одежды, весь его вид – приверженность идеалу, но внутри – он пуст и холоден, расчётлив и беспринципен.[i]

 Ну что ж, Яков смирился. Проходит неделя, и он вслед за Леей, вводит в свой дом Рахель, обязавшись работать на Лавана ещё семь лет.

Лея оказалась в незавидном положении. Хоть и говорится, что именно в первой жене человек находит отраду, здесь этого не произошло. Рахель была суженная Якова, это её он любил с самого начала. Кроме того, Яков никак не мог простить Лее вольное или невольное соучастие в отцовском заговоре, и ещё то, что всю первую ночь поддерживала заблуждение, из-за которого Яков не использовал духовный потенциал в зарождении будущих колен Израиля.

Но этим дело не ограничилось. Все вокруг осуждали и насмехались над Леей. На дорогах только и было разговоров о ней. Даже купцы, бороздившие моря, не гнушались сплетен. Что уж говорить о кумушках, собиравшихся за пряжей. Уж они-то судачили вовсю и осуждали. «Эта Лея, - говорили они, - себе на уме. Выглядит как праведница, а сама обманула собственную сестру. И уж, наверное, все её хитрости не принесут пользы. Не может быть у обманщицы потомства от праведного мужа».

За всеми этими осуждениями никто не увидел правды. А правда была простой и ясной: всё, что Лея совершила, она сделала лишь с одной целью, - стать женой праведника. Для Творца это оказалось достаточным, чтобы возместить ей с торицей все огорчения.

Лея зачала сразу и родила без всяких проблем. Более того, сын её, первенец, был красив и умён, и во многом напоминал отца. Это был её ответ на все обвинения. «Смотрите, - как бы говорила она всему свету, - этот сын - знак благословения с Небес, он – моё оправдание и отрада!» Она его и назвала так: Рэу-вэн - «Смотрите, сын!»

"До Потопа и после". По книге "Сефер а-Яшар".

[i] Гаон из Вильны.

Теги: Немножко Торы