Цена жизни

Недавно я приобрел замечательную книгу: "Лапид Аэш" - "Огненный факел" о жизни рабби Екутиеля Иеуды Альберштама, адмора из Цанзаזצ''ל. Выдающийся знаток Торы и  праведник, он являлся одним из лидеров своего поколения. Во время Катастрофы он потерял всю свою семью – мать, братьев и сестер, жену и одиннадцать детей, сам чудом выжил в концлагере. После войны он стал одним из тех, кто возродил и отстроил уничтоженное еврейство. Это одна из поучительных историй из этой книги, которая очень подходит для этих дней "Бен Амейцарим".

Война застала Ребе в городе Клойзенбург в Трансильвании, где он возглавлял многотысячную общину. После оккупации нацистами Венгрии, он вместе с другими евреями  попал в Освенцим. Через несколько месяцев их перевезли в Варшаву, для того, чтобы разбирать развалины еврейского гетто, незадолго перед этим полностью уничтоженного нацистами. Смертность среди узников там была ужасной. Люди сотнями умирали от непосильных работ, от голода и эпидемий, их расстреливали и забивали на смерть эсесовцы. Эту историю Ребе из Цанз рассказал сам в беседе с девочками из школы "Бейт Яков" в Вильямсбурге США.

В лагере, где мы ночевали, рассказывал он, нас поместили 42 человека в одну маленькую комнату, где мы спали прямо на грязном полу. В течение двух недель нас осталось двое, я и еще один. Остальные умерли от голода и эпидемий. Мы лежали рядом в темноте, а вокруг нас кишели крысы. Было очень тяжело, но я старался держаться. Про своего соседа я знал только то, что он из Будапешта.

- Скажите, вы еврей?", - спрашиваю я его.

– Конечно, отвечает он, иначе как бы я сюда попал?

– Кто вы?- продолжаю я.

– Я президент национального венгерского банка (это главный банк этой страны,  портрет этого человека печатали на денежных купюрах).

– Минуточку, так вы еврей?

– Нет, - отвечает он.

– Почему же раньше вы мне сказали, что вы еврей?

– Я крестился,- отвечает он.

            Поняв, с кем я имею дело, рассказывает Ребе, мне стало его жалко, и я почувствовал необходимость продолжить беседу, все равно на таком полу тяжело уснуть.

– Скажите, кто ваша жена?

– Она христианка.

– И, что она не захотела присоединиться к вам и приехать сюда? Мой собеседник начинает сердиться.

- Такого даже вообразить себе невозможно, чтобы она приехала сюда мучиться вместе со мной. Я изобразил из себя наивного и сказал.

- Простите, но я всегда был уверен, что хорошая жена всегда идет за своим мужем, даже в Гиеном она пойдет вместе с ним. Но оставить мужа одного в таких условиях, как это можно! Скажите, а вы хорошо жили?

– Что за вопрос, мы вместе уже тридцать лет, я всегда покупал и дарил ей  самое лучшее, что есть. У нее есть все самое лучшее в мире.

Тут я за свое.

- Честное слово, я не понимаю, как такое может быть, вы ведь так хорошо к ней относились, а она была готова разделить с вами только хорошее, а в беде вас бросила. На этом мы закончили нашу беседу, ночь прошла, и начиналось утро.

На следующую ночь, после тяжелейшего дня мы возобновили наш разговор.

- Скажите, - говорю я ему, - вы ведь занимали большой пост, сделали ли вы на своей службе что то хорошее для венгерского правительства?. Он мне рассказывает.

- Когда меня назначили возглавлять национальный банк, положение было катастрофическое, местная валюта так низко упала, что за нее почти ничего нельзя было купить. Именно я сделал ее настоящими деньгами, доходы страны многократно возросли, Венгрия вошла в международную торговлю. Говорят, что я сделал настоящее финансовое чудо, неужели вы никогда про меня не слышали?". Я стал извиняться.

- Видите ли, я никогда не занимался коммерцией, наверно поэтому ничего не слышал и не знаю". Мой собеседник продолжает удивляться.

- Не может этого быть, во всей Венгрии нет ни одного, кто бы про меня  не слышал".

- Если так, - говорю я, - почему же вас сюда выслали, неужели все эти неевреи, которым вы сделали столько хорошего, за вас не вступились, неужели весь венгерский народ от вас отвернулся и промолчал?   Как может быть, что человека с такими заслугами, как у вас, помещают в концентрационный лагерь просто так?".

– Что вы надо мной издеваетесь, лучше скажите, а  вы то здесь как очутились?

Я ему говорю, что я всего лишь раввин, который никогда не имел дела с неевреями, а потому ничего для них не сделал. Наверное, поэтому они ненавидят меня также как и остальных. Но вы столько для них сделали, что заслуживаете, чтобы вас просто на руках носили, а не отправляли в концлагерь.

- Да, как  видите, на руках они меня далеко не носят.

- Я просто не могу этого понять, как такое может быть. Ведь вы же крестились и приняли на себя католичество, стали настоящим гоем. И все, для того, чтобы понравится им, стать такими, как они. Почему все это не производит на них никакого впечатления, и они относятся к вам так же, как и ко всем остальным? Кстати, - спрашиваю я, - у вас, наверное, есть дети, кто они?

– Дети, да, у меня три сына. Один врач, второй занимает должность прокурора, третий крупный коммерсант, миллионер, можно сказать.

- Вы помогали им?

- Разумеется, как же можно по-другому. Я о них заботился, дал им образование, посылал  в лучшие университеты.

- Если так, - не отстаю я, - почему они даже не пришли вас хотя бы проводить. Ведь даже в последний путь дети обязательно провожают своего отца и идут с ним до самой могилы, а они, несмотря на все свое положение, позволили с позором изгнать вас сюда, и даже ни разу не подошли просто к забору, чтобы поинтересоваться, что там делает их родной отец.

Так мы проговорили с ним немалую часть ночи. Он каждый раз начинал жаловаться, что я мучаю его своими разговорами, а я оправдывался тем, что просто пытаюсь войти в его положение.

На третью ночь, к моему удивлению, он обратился ко мне сам:

"Вы знаете, рабби, о нашем прошлом разговоре я продумал весь день". Тут голос его задрожал: "И должен сказать, что я пришел к выводу, что … вы полностью правы". В дальнейшем разговоре он выразил сожаление в том, что крестился, и в том, что взял себе нееврейскую жену, в том, что всю жизнь  баловал своих детей, а сейчас он ясно видит, что ничего не осталось от его никчемной, пустой и бессмысленной жизни. "Да, я глубоко ошибался", - рыдал он.

На четвертую ночь этого банкира уже не было в живых. А я был очень доволен тем, что Всевышний послал мне такую мицву. Где бы этот еврей сейчас ни оказался, куда бы  ни попал, во всяком случае, за день до своей смерти он раскаялся и сделал тшуву, захотел изменить свою жизнь. Но, к сожалению, было уже поздно.

Теги не заданы