Отложить Отложено Подписаться Вы подписаны
Этот рассказ написан на основе реального случая, взятого мной из книги рава Ицхака Зильберштейна "Бархи нафши". Благодаря комментариям (спасибо!) я поняла, что первый вариант рассказа не вполне передает то, что произошло на самом деле. Я написала второй вариант, и вот он перед вами:
Два дня не переставая, шел дождь. Иногда он сменялся на мелкую водяную пыль, которая зависала в воздухе и, казалась, не только не капала вниз, но и с порывами ветра неслась наверх – к набухшим от избытка влаги облакам, к низкому, рыхлому, словно старое стеганое одеяло, небу.
Водители зажигали фары даже днем, но и это не всегда помогало, и в густом навязчивом тумане тяжело было что-то разглядеть дальше, чем метра на два.
Ицхак стоял на остановке и ждал автобуса Эгед, который каждое утро отвозил его на работу. На остановке он был единственный – худощавая фигура в черном плаще. Он обмотал несколько раз шею шарфом, и погружаясь в него лицом, ловил остатки теплого дыхания.
- Не успел попрощаться с Ханой, - думал он, - опять она обидится…
Утро прошло в обычной суматохе. У Михаэля за ночь не высохли ботинки, и надо было срочно придумывать замену. В последнюю минуту выяснилось, Ривка забыла в садике зонтик, и Ицхаку пришлось брать ее на руки, и бежать с ней в садик под прикрытием своего черного и огромного, как купол, зонта.
Перед самым выходом он вспомнил, что у него кончился проездной, и спросил Хану есть ли у нее мелкие деньги. Сам он застегивал сапоги Ривке, а Хана в это время умывала маленького в ванной.
- А сколько тебе нужно? – крикнула она оттуда.
- Тринадцать шекелей на билет туда, а там я зайду в банк и сниму со счета. У меня кончились почти все наличные, - ответил он, борясь с «молнией» ривкиных сапожков.
- У меня тоже. Но тринадцать шекелей все же найдется. Я тебе в карман плаща положу, - Хана вытерла малыша полотенцем, чмокнула его во влажную щечку и прошла в комнату.
Ицхак помог Ривке одеть пальто, и пока она нервно приплясывала и пыталась вырваться, застегнул его, одновременно уговаривая ее постоять спокойно, а петли – растопыриться пошире. И то и другое плохо поддавалось на уговоры, но и с этим он, в конце концов, справился.
Михаэль, натянув капюшон на голову, и сразу стал похож на космонавта в скафандре, исчез в густой водяной завесе, а Ицхак поднял воротник плаща, подхватил Ривку , отчего она хохотала и прыгала у него на руках, пиная его по ногам своими маленькими резиновыми сапожками…
А с Ханой он так и забыл попрощаться…
К остановке подошел автобус, фыркая и отплевываясь жидкой грязью, как какой-нибудь вылезший из глубокой лужи, бегемот.
От него, когда распахнулись двери, пахнуло душной и притягательной теплотой нагретого салона, и Ицхак с облегчением взобрался по ступенькам вовнутрь.
Шофер держал двери открытыми, не выключая мотора, и терпеливо ждал плату. Ицхак полез в карман, и похолодел… Кроме трех монеток по шекелю карман не вмещал никакой приемлемой денежной единицы.
- Что за дело! – выругался про себя Ицхак. - Ведь я ж просил её! И обещала, что положит! – он еще раз порылся рукой в кармане, но неизбежное сознание, что придется отказаться от поездки, от тепла салона автобуса и снова стоять, как неприкаянный, на остановке , уже маячило перед ним. Оставался, правда, вариант: отыскать кого-нибудь знакомого или полу- знакомого и взять у него взаймы эти злополучные недостающие десять шекелей, но Ицхак всегда не любил эти торопливые займы. Как правило, они исчезают из памяти быстрее, чем успевают просохнуть стекло, от водяных брызг. Нет, уж лучше выйти, как это ни неприятно, и даже унизительно, в какой-то мере…
Он оказался на остановке. Стоял и кутался в шарф, глубоко засунув руки в карманы, и кипя негодованием на жену. «Понятно, занята, - думал он, - но ведь просил же! И обещала!..»
Он был так погружен в тяжелую пелену обиды и недовольства, что не сразу заметил, как шофер остановившейся рядом с ним легковой машины, открыл окно и жестом приглашает его сесть. Он узнал своего приятеля из соседнего подъезда. Минуты не прошло, как он обрадовано и торопливо благодаря, забрался вовнутрь, и они рванули вперед.
Перед самым выездом из города они догнали так обидно глупо упущенный рейсовый автобус, и теперь он, то пропадая, то снова появляясь в серой водянистой завесе, мчался перед ними.
Ицхака разморило, и он почти задремал, как почти всегда случается с продрогшими людьми, внезапно попадающими в тепло и уютно в нем устраивающиеся, тем более в такой равномерно гудящей и подрагивающей машине среди размашистого ветра и водяных брызг…
Маячивший перед ними автобус исчез в серо-водянистой пелене дождя, а когда они его снова увидели перед собой, - то это было уже на новом отрезке дороги, которая шла вдоль крутого склона холма и опоясывала его, словно блестящий металл серпа опоясывает - перед тем, как срезать, - взлохмаченную прядь снопа.
И вдруг…
Внезапный рывок направо, и автобус, подняв вихрь мутных брызг, смял придорожное заграждение, и, увлекая его за собой, рухнул с обрыва…
- Рибоно шель Олам!!!
-Что это???
-Теракт?..
- Остановимся!!
- Мы на скоростном шоссе… За нами машины. И такой туман…»
-Звонить в Скорую, в полицию!..
Ицхак достал из кармана мобильный телефон и платок, чтобы вытереть взмокшие лоб и ладони. В складках платка чувствовалось что-то круглое и твердое. К нему на ладонь упала монета. Монета в десять шекелей.
С секунду он смотрел на нее, ничего не понимая:
«Так, значит, она не забыла, положила…
И я мог быть сейчас там», - его била дрожь.
«И я даже не сказал ей: «Счастливо! Пока. Я ухожу…».
...
- Скорая?! Сейчас на отрезке дороги…
Теги: Рассказ, История из жизни
