Письмо к деду Арону Моисеевичу

Привет, дед.

Прошло уже очень много лет с тех пор, как я последний раз говорила с тобой. Больше тридцати — это точно. Никогда не задумывалось о том, что ты сыграл в моей жизни какую-то роль, видишь, как эгоистичны дети. Нет, они не эгоистичны, но мало ценят и не умеют выражать благодарность.

Я помню вашу с бабушкой дачу: небольшой домик, окруженный кустами смородины и малины. И ты вручал мне маленькую корзиночку, а для того, чтобы руки не уставали ее держать, ты привязывал к ней веревочку и вешал мне на шею. Так было очень удобно, хоть и смешно со стороны, наверное, но я, маленькая — мне было лет пять — не смеялась. Была довольна, что мне поручили дело, с которым я могла справиться.

Малина на даче была крупная и очень сладкая, ты был умелым садоводом, выписывал откуда-то саженцы, аккуратно и терпеливо за ними ухаживал, да и слово «саженцы» я впервые услышала от тебя, это была одна из постоянных тем твоих с бабушкой разговоров.

Взрослые о многом говорили в моем присутствии, мало заботясь о том, что я понимаю, а что — нет. В свои пять или шесть лет я мало понимала, но многое улавливала. Улавливала, что бабушка недолюбливает маму и ко мне ее отношение остаётся прохладным. Но ты был всегда внимателен ко мне и к бабушке, и тебе странным образом удавалось это. Куда подевалось это терпение и такт? Ушли с людьми прошлых поколений, ничего нам не оставив?

Ты говорил мне: одну ягодку в рот, другую — для бабушки в корзинку. Это были очень простые и понятные указания, и я без всякого затруднения следовала им.

Ветки малины парили высоко над моей головой, иногда царапая колючками, но спелые сладкие ягоды позднего лета были веским оправданием: одну ягодку в рот, одну — бабушке в корзинку.

Я помню картошку, которую ты варил, — это была самая вкусная из всех картошек, которые можно только представить. Ты разрезал мелкие садовые картофелины вдоль, варил их немного в соленой воде, а потом обжаривал с укропом в сливочном масле. И свежие огурцы с грядки. Есть ли летом что-то вкуснее этого? Или миски клубники со сметаной и сахаром?

Те неделя или две, которые я проводила у вас с бабушкой на даче, представлялись мне сельской жизнью или жизнью на природе, хотя это, как теперь понимаю, была всего лишь небольшая дача за городом.

Еще был сарай с «инвентарем». Это слово я тоже впервые услышала от тебя. В прохладном сарае, пронизанном солнечными лучами, проникавшими сквозь щели в досках, хранились лопаты, грабли, пилы. Всё в торжественном порядке, который только пожилые аккуратные и неторопливые люди умеют наводить.

Потом, гуляя с детсадовской группой по городскому парку и наблюдая, как граблями сгребают опавшие листья, я уже знала, что эта странная вилка с перекошенными зубами называется «грабли», и, глядя на них — в холодном осеннем парке — ощущала тепло летнего дня и видела косые лучи солнца в щелях между светлыми досками… И чувствовала вкус малины: «Одну ягодку в рот, одну — для бабушки в корзинку».

Потом, после смерти бабушки, папа долго мучился с разменами квартир. В результате мы переехали в новую квартиру, побольше, где у тебя была своя комната. И мебель в эту комнату ты перевез из старой вашей с бабушкой квартиры — то, что могло войти. Я помню, как тяжело было тебе выбрать, что взять с собой на новое место, ведь всё для тебя было связано с бабушкой, с воспоминаниями о ней. Папа тогда брал меня с собой к тебе, наверное, рассчитывал, что развею твою печаль.

Хотя обычно в таких случаях ребенок — обуза, ему неведомы еще печаль и траур, и дорогие воспоминания, и трепет жизни в старых фотографиях...

В твоей новой комнате в нашей новой квартире стоял маленький круглый столик, заваленный книгами, шкаф со скучными собраниями сочинений старых изданий, множество изданий рассказов Чехова, которого до сих пор не могу читать именно из-за твоей печали первых месяцев жизни с нами.

Книги были раскрыты и так и лежали на журнальном столике, часто несколько сразу, газеты ты почти не читал, только книги и часто — Чехова, и еще Зощенко, которого тоже было немало. Я мало понимала Зощенко, все там были какие-то тупицы, попадающие в нелепые ситуации, и юмор его был мне недоступен...

Ты безропотно ходил в магазин, вообще, выполнял все обязанности, которые принял на себя в новом доме, неторопливо, последовательно и аккуратно. Не помню, чтобы ты хоть раз возмутился чем-то или кем-то. В моих глазах ты — образец безропотности и выполнения обязательств.

Как бы мне хотелось заполучить эти качества в свой жизненный багаж. Но в то время, когда их раздавали, я еще не родилась. Спасибо тебе за то, что показал мне, что так бывает, что такт — это сила, что терпение — это локомотив, порождающий движение. Что любовь, когда она уходит, когда от нее остаются только воспоминания, — не только смотрит со старых фотографий. Она умеет жить, она умеет шептать, раздвигая высокие кусты малины: одна ягодка тебе, вторая — для бабушки…

Теги: семья, Личное, Не по теме, Неотправленные письма