Отложить Отложено Подписаться Вы подписаны
Вычислили его: в который час тот каждый день с работы возвращается. Разработали план до деталей. Одна машина якобы пустая…
– С поднятым капотом!
– …Пустая, с поднятым капотом – якобы, «Не обращайте внимание, у нас ремонт». А вторая машина в ста метрах от остановки автобуса, где это чудовище должно сойти, и где его первая машина ждет.
И ждут они. Все ребята спрятались в первой машине. Рафи стоит около капота. Приходит автобус, а Эйхмана там нет. Не выходит. Значит, Эйхман был уже кем-то предупрежден…
– Так они предположили!
– Ну, ясное дело, что предположили, не телеграмму же получили! А это значит, что сейчас рядом с их скромненькой машинкой может остановиться – другая, не менее миролюбивая, чем их , но с молодыми немцами… ну, тут Рафи принимает решение ждать!
– Ждать следующего автобуса…
– Вейз мир! Ты меня замучил! Я то и хотела сказать, что следующего автобуса! Не следующей же телеги! И что вы думаете? Ровно через 45 минут подошел другой автобус и из него выходит эта гадина – Эйхман – собственной персоной! Тут они его под белы рученьки…
– Все не так! Эйхман держал одну руку в кармане…
– Потому что у него там был пистолет!
– Они о-па-са-лись, что там пистолет! Поэтому, тот парень, что должен был его схватить, неловко так его ухватил, и они оба свалились в канаву…
– Да, да, точно, точно! Они оба упали в канаву у дороги, но, благо, место было пустынное, никто их не видел. Эйхтман начал было кричать, но его никто не услышал. Они его скрутили и – в машину! И давай гнать по улицам Буэнос-Айреса, как сумасшедшие!
– Они его сначала проверили!
– Ну, да! У них во второй машине был врач, у них была история болезни, они его еще раз хорошенько проверили, потому что, несмотря на долгую слежку, все-таки был небольшой риск обознаться. Он им говорит : «я воль», что значит – «я к вашим
услугам».
Они его быстренько доставили на конспиративную квартиру, допросили. Ну, он долго не ломался, почти сразу сознался: кто он есть. А ведь потом его еще надо было без лишнего шума доставить в аэропорт, а оттуда прямым рейсом в Израиль – тоже мало не покажется…
– Фирочка, детка… Если ты предложишь нам всем двойную порцию твоей рыбы, уверяю тебя, нам мало не покажется…
Тетя Фира заохала, засуетилась, и пошла на кухню: накрывать на стол. Лера вышла за ней – помочь. До нас донеслось:
– Я таки вас настоящим гефилте-фиш угощу. Как моя мама в Одессе делала. Не то, что эти булыжники в морковном соусе, что продают и еще имеют наглость называть с гефилте-фиш одним именем. Это же две большие разницы!..
Мы остались с дядей Фимой одни. Довольно редкая ситуация. Один, он не имел такой острой надобности говорить. Очевидно, его тетя Фира со своей говорливостью подстрекала к этому процессу. А так мы могли и молчать. Нам было о чем молчать.
На журнальном столике рядом с его любимым креслом лежала навзничь открытая книжка в мягком переплете.
«Бонжорно, Сионе!» – кое-как прочитал я, – Это по-итальянски? Фим, ты знаешь итальянский?
– Мы же несколько лет жили в Италии. Говорить я, пожалуй, сейчас не смог бы… но зрительная память оказалась сильнее... К тому же это напоминает франзузский, румынский, молдавский – вся та же Романская группа, кое-где я догадываюсь, как-то читаю…
– А что за книга? Про кого?
– Это, – оживился дядь-Фима, – Пишет один итальянский еврей. Сейчас я как раз закончил эпизод, где он описывает, как его близкий друг, тоже еврей, разумеется, беседовал с Муссолини, и тот разрешил ему выпускать газету с названием не больше, ни меньше – «Израиль»!
– Да, ну…
– Удивительнейшая история! – оживился Фима, – Тот его друг, как же его звали? Вот память… Кажется, его звали Пчипечи – был юрист, работал адвокатом, потом судьей. Окончил Пизанский университет.
– Это который рядом с Башней? – полюбопытствовал я.
– Сделай одолжение! Мне хватает твоей тети!
– Извини, дядь- Фим! Буду молчать!
Из кухни вышла Лера и поинтересовалась:
– Теть-Фира спрашивает: как гости больше любят – овощи нарезать в салат или так на стол положить?
– Нарезать! – торопливо ответил Фима, – и мельче, мельче нарезать…
Фима подождал пока Лера выйдет и спросил:
– А рассказать тебе о Пчипечи на Всемирном Конгрессе в Базеле? – и, не дожидаясь моего ответа, продолжил:
– Это был Сионистский Конгресс еще до Второй Мировой. Участники Конгресса говорили с большим подъемом и пафосом. Так послушай, что он пишет. Устроители Конгресса пригласили также Пчипечи. Он был умнейшим человеком, блестящий ум и прекрасный оратор, был когда-то ярым сионистом, но потом его взгляды претерпели…мм… некоторые изменения, но организаторы Конгресса этого, естественно, не знали. Его пригласили – почетный гость и все такое. Так вот участники Конгресса выступают, все говорят, говорят, и подошла его очередь. Он поднимается на трибуну или как там у них было, и говорит (я тебе своими словами, по памяти): «Я бы хотел упомянуть имя одного участника Конгресса, которое по досадной оплошности не было упомянуто».
В президиуме зашевелились, забеспокоились: что значит, как это могли забыть, такая оплошность, куда смотрят организаторы, это ошибка стенографисток, надо проверить…
Пчипечи, стоял и наблюдал за ними, потом говорит:
– Имя, которое забыли упомянуть – это имя Б-га.
Что тут началось! Скандал! Да как он посмел! В протокол Конгресса, как он настаивал, имя Б-га ни за что не согласились внести! Кричали, вопили! Страшное дело. Тогда Пчипечи говорит им, что без Б-га ни одно начинание невозможно. И как они могут говорить о еврейском народе, когда он на протяжение всей трагической истории и выживал только благодаря Б-гу!
Никто его не хотел даже слушать…
Он понял, что его место не с ними, и ему было так больно за них – за этих людей, ведь он по настоящему любил евреев, а не свое место в партии. Он хотел, чтобы они были потрясены, и стоя перед ними, он демонстративно порвал свой членский билет…
– Итальянская мелодрама, – сказал я, –
Фима нахмурился, рассердился:
– Да причем тут мелодрама? У него же душа за них болела!...
Это же евреи! Это же вся еврейская история, как на ладони! Ты пойми, Пчипечи рассчитывал, что его поступок потрясет участников конгресса.
Но он, увы, ошибся…
Фима откинулся на спинку кресла:
– Ты не возражаешь, если я закурю?
Я достал зажигалку, Фима прикурил от нее, рукой разогнал дым, затянулся и продолжил:
– Но они были наказаны за свое упрямство. В который раз…
– Каким образом? – поинтересовался я, рассматривая пепельницу в виде башмака.
– Каким образом, спрашиваешь?.. Ничего нового – почитай еврейских Пророков… Там уже все написано: что было, то и будет…Холокост – вот что... Холокост.
– Подожди, Фима, это гигантомания. Вторая мировая или, как ты это называешь – Холокост разразилась из-за того, что Германия осталась недовольна исходом Первой Мировой войны, и поводом послу…
– Эх, – с досадой отмахнулся от меня Фима, – Да, ты ведь ничего, ничего не понял…
Тут очень кстати пришла Лера, и сказала, что «теть-Фира зовет всех к столу». Ужин, как пишут в книгах, прошел очень мило, только выражение досады не сходило с лица Фимы . У меня даже закралось чувство, что я его чем-то обидел, хотя никак не мог угадать: чем же.
После ужина, мы с Лерой, несмотря на протесты Фиры, все же собрались отчаливать. Мне надо было с утра на работу, да и Лера – не бездельница.
Мы остались с ним в прихожей одни. Я уже держался за сумку, и тут вспомнил о вопросе, с которым зашел:
– А что, Дядь- Фим, с чего это ты кипу стал носить?
– Ой, не надо, теть-Фирочка! Куда нам с собой так много? – послышался из кухни испуганный Леркин голос.
– Что ты сравниваешь? Это же настоящий гефилте-фиш! Как моя мама в Одессе делала!..
– Да вот, такое дело… А что у тебя за книга? – полюбопытствовал дядя Фима, заметив книжку в моей сумке.
Я открыл томик стихов – там, где у меня была заложена закладка, и прочитал вслух:
«А я другому отдана,
И буду век ему верна»
– Да-а… – вздохнул Фима.
Я видел, что он хочет что-то сказать, но колеблется. Жаль, пока тети нет…
– А ведь знаешь, удивительно, – задумчиво начал он, – это имеет прямое отношение к кипе...
– ???
– Вот мы – евреи – принадлежим Б-гу. А верности что-то нету… Вот поэтому я одел кипу. Между прочим, и для того тоже, чтобы выразить свою верность Б-гу, чье Имя в протоколах заседаний до сих пор упоминать неприлично…
Теги не заданы