"Вернуть себе дочь"

Орна всегда отличалась несдержанностью на язык. Если ее что-то выводило из себя, такое случалось нечасто, но если случалось… То Орна чувствовала, будто мутная волна поднимается из недр ее организма, смывая дамбы и сметая заслоны. Она понимала, что этот параметр  характера виновен во многих неудавшихся, свернувшихся, как кислое молоко,  отношениях, но сдержать себя не умела. И, вместе с тем, была свято уверена, что те, кто получили от нее  - получили по заслугам! И среди них – ушедший от нее муж – уже давно, когда единственной дочери было десять лет, ну, и что? Не бежать же за ним, ему полезно было выслушать о себе правду! А она говорит людям всегда правду, и именно так, как она ее видит! И дочь она всегда учила быть правдивой и прямолинейной! Но дочь вышла другая. Совсем другая характером, не в ее породу. И с этим еще можно было бы мириться, но никто на всем белом свете не подготовил Орну к тому, что дочь в один прекрасный (то есть черный) день станет религиозной, и от нее – прежней останутся только воспоминания. И даже разговор с отцом, которому Орна позвонила, превозмогая себя, для того, чтобы тот поговорил с дочерью, не принес пользу. "А вообще, от него была ли когда-то какая-то польза?" – со злостью думала Орна, и, исходя из своих привычек не оставила  думы тайной, а щедро поделилась с ним. Он пробурчал что-то малопонятное и положил трубку. Орна чувствовала, как мутная волна поднимается изнутри и смывает все на своем пути. Она чувствовала злость, злость, злость и даже желание отомстить этой глупой девчонке, так своенравно спустившей шины у машины своего будущего. Орна набрала знакомый номер: 

- Лучше бы ты умерла, - сказала она дочери.

- Мама!! Как ты… можешь мне такое… говорить?..

- Конечно… тогда бы ты осталась в моих воспоминаниях такой красивой, юной, спортивной… я бы гордилась тобой… а что сейчас? У меня религиозная дочь… и что?.. и за что мне это? – Орна положила трубку и всхлипнула.

На другом конце провода дочь сидела оглушенная, не веря тому, что услышала от матери…  если бы только можно было маме помочь, но пусть только  кто-нибудь попробует объяснить ей – как в этой ситуации можно маме помочь?

Орна вытерла слезы: "Нужно взять себя в руки: если эта дурочка – ее дочка Лимор -  решила разрушить свою жизнь, я ей уже помочь не могу. Но мою жизнь я ей разрушить не дам!.. ".

Через час за ней должна заехать машина, и она как представитель мэрии, поедет в составе делегации на просмотр очередного города в рамках акции  междугороднего соревнования "Мой прекрасный Израиль".

Еще есть время до выезда.

Она приняла душ, собралась, осторожно перед зеркалом провела пальцами по откровенно намечающимся мешкам под глазами: "Все-таки возраст,  хоть я почти ничего сладкого не ем и не пью, и вовремя иду спать". Заварила кофе, опустила хлеб в тостер,  включила радио.

 - Доброе утро! С вами "Новости Израиля". Президент Нетанияу вылетел в Германию с долгосрочным визитом с целью обсуждения с канцлером Германии нескольких остро стоящих ближневосточных и международных тем".

Дальше в новостях широко и подробно обсуждалось новое темное дело представителей ультраортодоксального общества.

…"И ее  - Орны Гинзбург - единственная дочь принадлежит к этой шайке! И сегодня эти новости услышат все ее коллеги, все работники мэрии! если бы только Лимор подумала: в какой стыд она повергает свою мать! Но ведь она думает только о себе! До чего же дети эгоистичны! Ладно, она переведет разговор, если об этом с ней заговорят, а они заговорят, можно быть уверенной! Так вот, она переведет тему на… на эгоизм выросших детей, тут уж будет широкая тема обсуждений: сыновья Кармелы уже пятый год в Индии, дочь Роны после армии махнула в Сингапур и не собирается возвращаться, да мало ли что у кого, у каждого родителя полно рассказов о неблагодарности детей… Главное, чтобы ее саму оставили в покое… она не собирается выгораживать свою дочь. Если заговорят о ней в связи с этим новеньким  скандалом, она так им и заявит: "Я только сегодня утром сказала ей: " лучше бы ты умерла, чем стала мне религиозной!", и все проникнуться ее материнским мужеством перед лицом такого горя. Да, так она и скажет! Она всегда умела смотреть судьбе в глаза, никогда не пряталась от проблем. А их в ее нелегкой жизни было больше, чем достаточно!"

Но никто с ней про утренние новости не заговорил. Слышался обычный треп на обычные темы. Рона мечтала о том времени, когда выйдет на пенсию, еще двое обсуждали последние сплетни, Лифшиц и Хореш спорили о последствиях очередной вылазки Хамаса и также о том, что предпримет  ООн в связи с тем, что гуманитарные средства выделенные ей, были потрачены в Газе на стройматериалы для подземных ходов и на закупку оружия. Лифшиц утверждал, что ООН пошлет своих представителей для наблюдения закупок лекарств для населения, оборудования больниц и дорог. Хореш утреждал, что никто наблюдать не будет, хотя средства  будут поступать в Газу по-прежнему… В Израиле поохают и оставят все, как было… Попробуй затронь гуманитарную помощь для Газы, весь мир встанет на дыбы, объятый праведным гневом.

 Орна облегченно вздохнула: никто не говорит про новость, широко обсуждаемую сегодня в утренних новостях. Все остальные разговоры давным-давно со всех сторон пропарены и переварены, и интереса не представляют…

Через полчаса подъехали к Зихрон-Яакову, курортной жемчужине севера Израиля. Нужно запомнить эту фразу. Избита, но беспроигрышна. Заключительное слово, как всегда придется говорить ей -  Орне. Надо отложить в уме несколько ярких фраз, из которых составится потом небольшая обтекаемая блестящая речь. В шесть, можно рассчитывать, что они уже будут дома. В девять у нее концерт, можно еще успеть зайти в парикмахерскую, она до девяти. Сегодня работает Патрик Швоб – ее любимый мастер.

"Уважаемые члены жюри. Мы рады предоставленной нам чести принять участие в рамках проекта "Мой прекрасный Израиль"! все мы радеем душой, чтобы наша страна росла и развивалась не только на мировой арене, но и изнутри служила ярким примером развития хозяйства, торговли и эстетики    всего региона, но в дело воспитания молодежи  - в этом мы видим одну из наших первейших задач!"

 Орна кивала и одновременно нащупывала рукой  мобильный. "Патрик в прошлый раз говорил, что собирается в отпуск во Францию… Если он уже уехал? Тогда нужно срочно договориться с Ларисой. Она принимает по вечерам дома, но нужно заказывать очередь… надо незаметно позвонить… вот этот кончит болтать, пойдем осматривать город, и я  позвоню Ларисе…".

Между тем члены жюри продолжали экскурс по городу, отметили чистоту улиц и наличие новых зеленых посадок. Оценили уровень жизни жителей города и их вклад в развитие и т.д и т.п. Дошли и до религиозного района. Орна побледнела и остановилась, как вкопанная.

"И сюда они пролезли, и здесь от них нет покоя?" – процедила она сквозь зубы.

Представитель мэрии Зихрона посмотрел на нее с удивлением: "А чем они вам не угодили? У меня у самого дети стали религиозными…"

Орна посмотрела на него, как на сумасшедшего. И он еще говорит об этом с таким олимпийским спокойствием, как будто это самая естественная вещь на свете! А внешне выглядит вполне адекватным человеком!

 Эфраим Зумер – заммэра Зихрон-Яакова - увидел, что глаза главы жюри готовы вылезти из орбит, и она смотрит на него с ужасом. "Ну, все, - подумал он с досадой,  - не видать нам первенства в соревновании, как своих ушей. Целый год стараешься, украшаешь город и пашешь, как вол, и, подумать только, из-за чего мы потеряем…"

Дальнейший осмотр прошел в тяжелом молчании между ними.

Потом были заключительные речи в мэрии, в которых Орна произносила заранее заготовленные ей фразы, и Эфраим Зумер слушал их без всякого энтузиазма: "Визит в ваш прекрасный город навсегда останется в наших сердцах", "чувствуется искренняя забота о благосостоянии жителей города", "Зихрон-Яаков – одна из красивейших жемчужин в ожерелье курортных городов Израиля".

Все кивали, улыбались фотографам местных и региональных газет и старательно давили зевки. Эфраим Зумер вежливо слушал, гадая: сколько раз эта самая речь (без изменений) уже была произнесена при подобных условиях в других мэриях Израиля.

Велико же было его изумления, когда Орна Гинзбург – глава жюри – в то время, когда ее коллеги с облегчением собирались в обратный путь, попросила его о нескольких минутах беседы с глазу на глаз…

Он проводил ее в свой кабинет, сел за рабочий стол и предоставил ей говорить на любую интересующую ее тему, но никто не подготовил его к тому, что глаза этой интересной и на вид непроницаемой женщины вдруг нальются слезами:

- Вы сказали, что ваши дети стали религиозными, - через силу начала она, - у меня была дочь… Есть, – поправила саму себя, -  умница, очень талантливая…  на которую было возложено столько надежд… После армии поехала в Индию, познакомилась там со своим будущим мужем, вернулась в юбке… вы понимаете, о чем это говорит… теперь у нее уже дети, которых они, кажется, забыли сосчитать… и у нее – у Орны – уже пропала надежда, что дочь когда-нибудь одумается и станет нормальной… я так и сказала ей сегодня: Лучше бы ты умерла и осталась в моем сердце такой, какой была когда-то, до того, как стала мне религиозной…".  И вы, вы, - она подняла на него покрасневшие глаза, - вы сказали, что и вашей семье произошла такая трагедия… мне бы не хотелось касаться вашей открытой раны, но… кажется, что вы уже смирились с этим ударом судьбы… - она смотрела на него с выжиданием.

 Эфраим Зумер тяжело вздохнул, провел рукой по седеющим волосам:

- Что и говорить, судьба – это судьба.

Орна согласно опустила голову.

- Но, - продолжил Эфраим, - ведь вы бы не хотели на самом-то деле, чтобы ваша дочь погибла… это бы разбило  жизнь… - Орна согласно кивнула и вытерла глаза.  Она хотела добавить, что и так ее жизнь разбита шагом, сделанным дочерью и тем, что они все дальше и дальше удаляются друг от друга и тем, что им уже не о чем говорить, но Эфраим  продолжал:

 - Поймите правильно одну вещь, - он понизил голос и глядя ей в глаза раздельно произнес, - своим таким отношением вы убиваете свою дочь!

- Что?? – Орна подскочила на стуле и уставилась на него в совершенном изумлении, - я? Я  - что? Да как вы смеет мне такое говорить? Мне – матери??

"Культурный разговор накрылся медным тазом" – с сарказмом подумал Эфраим.

Он прикрыл рукой глаза, вздохнул и медленно произнес:

- Я смею такое говорить, смею… потому что и сам был не так давно на вашем месте и со мной происходило то же самое… сядьте, пожалуйста… я расскажу вам немного о своей жизни…".

- Мои родители приехали в Израиль через несколько лет после провозглашения государства… Жили в Кирьят-Бялике, район был населен новыми репатриантами, дружными и радушными семьями, но жили тяжело, бедно. Когда мне исполнилось четырнадцать лет, родители послали меня в мореходку – школу морских офицеров в Акко. Знаете, что это значит для четырнадцатилетнего паренька, привыкшего к маминым пирожкам и разговорам после школы на маленькой кухне, оказаться в общежитии, в школе, где все построено на железной дисциплине, на интенсивной учебе, только  на одной цели: вырастить для молодой страны настоящих морских волков – кадровых офицеров, профессиональных военных. Зато после школы объездил полмира, было чем похвастаться друзьям  на улицах моего детства…

В армии прослужил двадцать два года, участвовал в погонях за арабскими  террористами, в раскрытии терактов. Потом, находясь на службе, закончил университет, получил две степени. Продолжал служить и разработал модель планирования успешной организации любого дела, которая основывается на делегировании ответственности, чтобы не оставалось темных пятен, каждая ступень организации четко определена и ограничена, нет разбазаривания средств и нет ничего неучтенного и размытого. Есть цель и для этой цели работа стоится четко и обосновано.

Орна при этих рассуждениях начала скучать и рассматривать свои ногти, но Эфраим продолжал:

После выхода на пенсию многие частные и правительственные организации стали приглашать меня к себе для освоение  модели эффективного построения  организации.

- Ну, - спросила Орна, - и что?

- У нас четверо детей. Старший Реувен – назван так в честь моего отца.  После окончания  университета поехал в Америку, открыл сеть магазинов, очень преуспел. Мы с женой скучали, конечно, но просить его вернуться – не просили, пусть строит свою жизнь. Внезапно… однажды он позвонил и рассказывал нам, что решил вернуться навсегда  в Израиль. К концу недели будет дома. Жена обрадовалась, конечно, но и перепугалась: что случилось? Рухнул бизнес? Связался с мафией и бежит от нее? Сын ответил уклончиво, что когда приедет, все и расскажет… Дни, оставшиеся до его приезда, прошли для нас в ожидании и беспокойстве: что заставило его продать сеть преуспевающих магазинов и вернуться в Израиль, где возможности крупного бизнеса намного скромнее?

Сын вернулся домой и успокоил нас. Бизнес был и остался успешным, он продал лицензию за приличную сумму. Все по-белому, никакой мафии, успокойтесь. Так что же побудило тебя вернуться? – осторожно выясняю я.

 - Я решил пойти учиться в ешиву, - отвечает сын, как будто это самое естественное, что только может быть на свете: человек продает успешный бизнес, который построил своими двумя руками и головой и возвращается в Израиль, чтобы провести дни своей молодости в какой-то темной ешиве.

Мы подумали, грешным делом, что у него не все в порядке с головой… Но он рассуждал хладнокровно и здраво, вел себя адекватно и рассудительно, и от этой версии объяснить его поведение пришлось отказаться… Тогда мы поняли, что это серьезно и это удар, который мы не могли себе даже представить… Сын – молодой, энергичный, способный парень, у которого впереди вся жизнь, уходит от нас в религию…

 Орна сочувствующе кивала головой.  Она-то как никто другой способна  понять всю тяжесть груза, легшего на сердце родителей.

 - Рина, моя жена, была подавлена, - продолжал Эфраим,  но я сказал ей: "Рина, жизнь поставила перед нами неожиданное препятствие. Давай рассуждать логично, какая перед нами стоит цель?".

Она заплакала:

- Я не хочу потерять своего сына.

- Понятно, - ответил я, - значит, наша цель – это сохранить связь с сыном, и чтобы у него сохранилась связь с нами. Это первая цель. Давай обговорим это с ним.

Я попросил сына о серьезном разговоре и обрисовал ему нашу с его мамой позицию.  Он прекрасно все понял. "Папа,  - сказал он, - я согласен с тем, чтобы говорить откровенно и честно. Вы – прекрасные родители, я уважаю ваши взгляды на жизнь. Но для того, чтобы отношения между нами оставались открытыми, я прошу вас уважительно относиться к моему выбору. Тогда мы сможем договориться и понять, где у нас точки соприкосновения и избежать конфликтов.

Я передал его слова Рине. Мы обсудили с ней это и пришли к выводу, что он прав. После этого мы занялись изучением книг и прослушиванием лекций на тему иудаизма?

- Что?? – не поверила своим ушам Орна, - Вы потратили свое время на то, чтобы забивать свою голову этим средневековым бредом?

- Во-первых, я исхожу из позиции, что если мой сын нашел в этом что-то для себя интересное, то это не лишено логики, а во-вторых, моей целью не было стать религиозным или атаковать религию. Моя цель оставалась прежней, поставленной в самом начале – сохранить связь с сыном, не потерять его для себя. Если его условие – это уважительное отношение к его новой форме жизни, то самое элементарное, по-моему, это понять, насколько я могу, эту дорогу, и найти точки соприкосновения. Довольно ясно, не так ли? Что мне нужно: идеологические конфликты на каждом шагу, новые еврейские войны, или связь и мир с моим сыном? Выбор непростой, но довольно однозначный…

Мы поняли, что у иудаизма есть ответы на многие вопросы и его позиция четкая и логичная. Сын оказался прав. Есть к чему испытывать уважение. Мы с женой сказали ему: "у тебя своя дорога, у нас – своя. Если для тебя она – лучшая и ты в ней счастлив, мы рады за тебя и готовы поддерживать."

 Орна схватилась за голову:

- Так вы ему и сказали? Вы – интеллигентные люди, с высшим образованием, сегодня, в двадцать первом веке, сказали такое своему сыну?

- Именно так. И это еще не все… Я не рассказывал, что у нас была вилла с видом на море? Нет? Да, была… Один раз в шабат, рано утром, когда дождь лил отвесной стеной, как в ту ночь, что он родился…  я вижу, что Реувен  собирается выйти из дома – в ешиву. Я спрашиваю у него: "Как же ты пойдешь сейчас под таким ливнем, и дорога в ешиву занимает полчаса ходьбы?". Он улыбается мне и говорит: "Папа, если бы ты знал, что в ешиве тебя ждет кейс с миллионом долларов, ты бы пошел туда под проливным дождем?". "Без сомненья", - отвечаю, - я бы побежал туда". "Так вот, - смотрит на меня мой сын, - молитва в ешиве стоит для меня больше, чем миллион долларов…", - и с этими словами он открыл дверь, попрощался и вышел.

Тогда я понял, что это серьезно, и он глубоко предан тому пути, который выбрал… Я пошел к раву религиозного района и сказал ему: "Рав, я не религиозный, но мой сын религиозный. И я не хочу, чтобы он шел полчаса в ешиву под дождем, когда приезжает к нам на субботу". Рав согласился продать мне участок земли неподалеку от ешивы.

- Вы… Вы… хотите сказать, что вы живете в религиозном районе?

- Зато я не потерял самое дорогое, что у меня есть в жизни. Я сохранил сына…

- Сына-мракобеса, - прошептала Орна, сжав виски руками.

- Он счастлив, и мы счастливы. У нас уже внуки. И я желаю всем дедушкам и бабушкам столько радости, сколько есть у нас.

- Так что вы мне предлагаете?  - Орна выглядела подавленной.

- Во-первых, поменяйте свое отношение к дочери. Вы не собираетесь идти по ее пути, но дайте ей понять, что уважаете ее выбор и готовы искать точки соприкосновения. Во-вторых, начните изучать эту тему. Не для того, чтобы найти слабые стороны или стать религиозной, но для того, чтобы лучше понять дочь и ту дорогу, по которой она пошла…

Три часа прошли незаметно… Орна вышла из мэрии и посмотрела на часы. Поздно. Она села на одну из скамеек, разбросанных в редком садике перед мэрией и постаралась собраться с мыслями. Пока она доедет до своего города… К Ларисе она уже не успеет, да и на концерт вряд ли… Что-то ей сейчас уже не до концерта… Есть в жизни кое-что поважнее. Она должна еще раз обдумать то, что рассказал ей Эфраим Зумер. Да, она хочет вернуть дочь… нет, не привязать ее к себе, к своему фартуку, нет-нет. Но вернуть нормальные человеческие отношения – это еще не поздно. Может, это будет не просто, может, ей - Орне придется кое-чем поступиться… привычкой всеми командовать, например.  Она решительно встала и махнула рукой проезжающему такси.

на основе реального случая

Теги: семья, История тшувы, Между людьми