Отложить Отложено Подписаться Вы подписаны
Как известно, все мицвот делятся на две группы:
1. «Бейн адам ла-маком» — между человеком и Вс-вышним (все проколы этой группы можно обнулить в Йом Кипур, сделав тшуву)
2. «Бейн адам ле-хаверо» — между человеком и другими людьми (здесь тшувы недостаточно, надо чтобы человек, в отношении которого было допущено нарушение, простил нарушителя).
Мне кажется, что мицвот второй группы тесно связаны с третьей группой, о которой почему-то никто не говорит:
3. «Бейн адам ле-ацмо» — между человеком и самим собой.
Распространенное изречение говорит, что у большинства из нас есть два вида Шулхан Арух (свода законов): один — облегченный (для себя) и один — устроженный (для других). Хотя из заповеди «любить ближнего, как самого себя» прямо следует, что Шулхан арух все-таки должен быть один — общий для всех. Это непросто, но стремиться к этому надо. Как?
Последние четверть века у меня перед глазами находится пример уникального человека, у которого точно есть два вида Шулхан Арух — облегченный для других и устроженный для себя. Это мой Рош йешива.
Я не буду приводить примеры бесконечных устрожений, которые он ввел по отношению к себе (скрывая от окружающих — чтобы они не подумали, что это алаха, которая обязывает всех). Я также не буду рассказывать о тех многочисленных облегчениях, которые он устанавливает по отношению к спрашивающим (за день до 9 Ава звонит телефон, Рош йешива берет трубку, сходу объявляет: «Не поститься!» — и кладет ее на место. На наш немой вопрос отвечает: «Если человек решился позвонить мне, чтобы спросить, надо ли ему поститься — а других звонков накануне 9 Ава не бывает — значит, у него есть веская причина, чтобы не соблюдать пост»).
Для того, чтобы рассказать те истории о его отношении к ближнему, которым я сам был свидетелем — мне придется тыкать в клавиатуру, как минимум, до Ошана раба. Поэтому я расскажу только одну историю, о его отношении к самому себе.
Лет двадцать с копейками тому назад, когда я только женился, мы, как обычно, получили приглашение от Рош йешива приехать к нему на Рош а-шана.
Вечером мы, согласно установившейся традиции, пошли в баню молились в нашей йешиве, а утренняя молитва была назначена в йешиве «Слободка». Согласно многолетнему порядку, в первый день года рав еще затемно отправлялся в койлель Хазон Иш, где был хазаном на Шахарис, потом там же был баал-койре (читал Тору), после чего шел в Слободку, где был хазаном на Мусаф. Я вставал позже и шел прямиком в Слободку, где молился от начала до конца. После молитвы мы возвращались домой к раву, там он трубил сто ткийот для женщин и после этого садились за стол.
Чтобы представить себе географию этого ежегодного путешествия, вы должны как-нибудь летом приехать в Бней Брак, найти отправную точку точно посредине между Кока-Колой и Вижницем, надеть на голову тяжелый штраймл (Рош йешива никогда не признавал новомодных облегченных штраймлов), плотный иерусалимский китл и талит, и выйти по направлению к йешиват Поневеж. Сколько времени у вас заняло? Полчаса? Подождите, это только начало. Теперь встаньте к амуду, на место хазана, и проведите утреннюю новогоднюю молитву (часа на два с половиной, без возможности присесть), после этого, не приседая ни на мгновенье, поднимитесь к биме и прочитайте из Торы весь отрывок, который читают в Рош а-шана, с перерывами на длинные «мишеберахи» общим числом в шесть штук, опять же, без возможности присесть. Теперь hафтара — и вы свободны. Почти. Теперь надо выйти из здания, свернуть на улицу рабби Акива и пройти ее почти до конца. На улице Бен-Птахья (которая поднимается вверх под углом около 45 градусов) поверните направо и попытайтесь залезть на самый верх к йешиве Слободка. Если ваш путь уложился в полчаса — вы как раз успеваете к началу трубления в шофар. Нет-нет, присесть нельзя, шофар слушают стоя. А теперь — снова к амуду хазана. Еще на два с половиной часа. А вот теперь уже — почти всё. Обратный путь у вас должен занять не больше сорока минут (ну, может, сорок пять), дома можно присесть, пока соберутся все женщины, а потом надо снова встать и протрубить сто ткийот.
Я, молодой здоровый лоб, без штраймла и в легком китле, с большим трудом выдерживал дорогу туда-обратно (без захода в койлель Хазон Иш и без необходимости стоять на протяжении хазарат а-шац и чтения Торы), и, придя обратно, плюхался отдохнуть на двадцать минут под кондиционером, пока женщины послушают шофар и накроют на стол. У Рош йешива такой возможности не было. Но он выглядел свежим и отдохнувшим. Именно в такие моменты мне вспоминались строки «гвозди бы делать из этих людей — крепче бы не было в мире гвоздей».
В тот год, двадцать с копейками лет назад, все шло по обычному сценарию. Рош йешива появился в Слободке перед трублением в шофар, и по его завершению, встал к амуду. После часовой молитвы шепотом пришло время хазарат а-шац. В момент, когда красивый низкий голос рава произносил слова рабби Амнона из Магенцы («Но раскаяние, молитва и благотворительность отменяют суровый приговор») — рав вдруг замолчал, покачнулся и упал. Несколько человек бросились к нему, пытаясь привести его в чувство, по огромному залу пронесся тревожный шепот. Влетевшие ацольники попытались погрузить рава на носилки, но он вдруг пришел в себя и стал упорно повторять, что он готов продолжать молитву. Четырем здоровенным аврехим стоило немалого труда водрузить его на носилки и вынести на улицу, где его, не обращая внимания на его бурные протесты, погрузили в амбуланс.
К амуду встал другой хазан и продолжил молитву.
После молитвы я с внуками Рош йешива вернулся домой. Там нас ждала взволнованная ребецин, которой уже сообщили тревожную новость. Через час рав вернулся домой в сопровождении старшего внука, который рассказал, что доктор Ротшильд проверил рава, но, зная его неугомонность, ни в коем случае не хотел отпускать его домой. Тогда рав пообещал доктору, что назавтра отменит свой ежегодный маршрут, и, кроме того, больше не будет хазаном в Рош а-шана. Доктор сдался и поручил внуку рава проводить его домой и проследить за соблюдением обещания.
После этого Рош йешива протрубил положенные сто ткийот для женщин, и все сели за стол.
Я сидел рядом с равом и поэтому слышал, как во время застолья ребецин спросила его на идиш: «Завтра ты будешь молиться дома?»
«С чего вдруг?!» — ответил рав — «В Слободке нужен хазан, а в койлеле Хазон Иш — баал койре».
«Но ты же пообещал доктору Ротшильду!»
«Я сказал неправду. Надо же хоть что-нибудь искупить в Йом Кипур!»
P.S. Небольшое дополнение: когда на исходе второго дня Рош а-шана мы вернулись в Ашдод, на выходе из автобуса ко мне подошел какой-то хасидский аврех и спросил: «Это правда, что твой Рош йешива умер перед амудом?»
Когда я передал это раву, он долго смеялся, а потом сказал, что такие слухи — сгула для долголетия.
Всем нам долголетия, здоровья и счастья в новом году. גמר חתימה טובה
.jpg)
