Ежедневно (кроме суббот и праздников) на этой страничке вы найдете свежий выпуск специально отобранных и адаптированных редактором для каждодневного изучения статей на разные тематики Иудаизма.
Печальная памятная дата. В этот день в 1942 году было уничтожено все еврейское население белорусского городка Докшицы. 250 евреям удалось сбежать...
7. Рехилут, произнесенный вашими родственниками. Примеры
Когда Эли Ландсберг собирался жениться на Лее, он пошел поговорить о ней с ее бывшей учительницей. В целом рассказ учительницы хорошо характеризовал Лею, но в нем было упомянуто несколько ее незначительных недостатков. Эли женился на Лее, и они счастливо живут вот уже много лет. Недавно супруги Ландсберги встретили на улице ту учительницу и мило поговорили с ней несколько минут. Когда они продолжили свою прогулку, Эли вдруг вспомнил, что в свое время узнал о характере Леи именно от этой женщины. Ему не следует пересказывать жене о том, что та не только похвалила свою воспитанницу, но и сделала ряд критических замечаний в ее адрес. Но если он все-таки упомянет об этом, Лея обязана проигнорировать его слова.
Кухонные шкафы
Молочная и мясная посуда должна быть разделена. Следует принять необходимые меры, чтобы не происходило смешивания кухонной утвари с противоположными «знаками». Желательно предназначить для каждого вида посуды отдельный шкафчик. Если такая возможность не представляется, то определить для каждого вида свою полку, выдвижной ящик и т.д. и проследить за тем, чтобы посуда не смешивалась, чтобы предметы с разными «знаками» отличались друг от друга. Следует периодически наводить порядок и проверять, не перемешались ли «противоположные» предметы.
Один старый анекдот с грустной иронией, свойственной мужчинам (обнадеживая их на будущее), сообщает, что настоящая женщина может сделать из Ничего три вещи, а именно: шляпку, салат и скандал.
«Шляпка», «салат» и «скандал» — это, так сказать, авот мелаха, основные виды работ, за каждым из них — целый орнамент возможностей. «Шляпка», например, — от короны на голове до золотой коронки на зубах. И «салат» бывает разный — от макарон по-флотски до суши. Разновидности «скандала»: например, одесский — со скалкой, который, случается, достигает такой силы, что рядом с ним землетрясение или извержение вулкана — просто недостойные внимания события, но бывают и более изысканные формы — со смоковницей или другими фруктами. И начала его Первая Леди — Ева, когда рукой, надушенной лучшими ароматами сада (никакой химии, алкоголя и алюминия), сорвала запретный плод и заставила Адама вкусить от него, тем самым приведя в движение вселенский механизм тяжелых последствий…
А в Талмуде жена называется «домом»…
…Они вышли погулять, просто погулять после ужина, оставив чашки на столе и даже не убрав блюдце с овсяным печеньем, разговаривали и смеялись, и не заметили, как дошли до путей. Станция была далеко, до нее километра три полотна среди зарослей крапивы да Иван-да-Марьи… Они шли впереди, все так же болтая и смеясь, словно поженились вчера, а не семь лет назад.
Эта парочка, которая всегда вызывала улыбки: он — пританцовывающий, с рыжеватыми усиками, худой, как нумер «Ай!», и она — полная, как нумер «Ахт!», и крепко сбитая, как свежие сливки.
Пятилетняя Рейзл важно, в соломенной шляпе, следовала за ними, срывая волокнистые стебли ромашек, и, если бы не она, они бы долго ничего не заметили. Загромыхал товарный поезд по путям, отделявшим их от местечка, и Рейзл испугалась. Вот только тогда они остановились, Берта подхватила дочку на руки, и они втроем оглянулись на дом.
… дым над крышами.
Но в тот момент товарный восьмичасовой отрезал от них изгиб улицы, колодец, и они стояли и ждали, нетерпеливо всматриваясь в просветы между вагонами. Берта заплакала: «Что же это такое? Опять, погром, а?» Их дом был последним, самым последним с краю, одноэтажный дом с качелями Рейзи, ее куклой на ступеньке у входа, с новым костюмом Якова, только вчера забранным у портного. Только нитки кое-где вытянуть осталось.
И сейчас над их крышей — дым, и дым над крышей тощей Фейги, и вон видно, что и Шпильмановский дом горит, и вся их улица. И крики, и падают уже кровли.
— Бежим в лес, — торопит Яков. — Я возьму Рейзл на руки, а то мы тут на виду у них, нас разделяет только поле.
— Я не могу бежать, — заламывает руки Берта. — Куда мне с моими ногами и моим весом, а ты беги с Рейзой. Ты — худой, быстрый, ты спасешься.
У Берты всегда были маленькие ступни, с трудом удерживающие ее, и, если раньше ее вес был предметом его незлобивых шуточек, ее пунцовой краски от них, его уговоров съесть еще крендель, ее решимости завязать на себе новый фартук и его серьезных попыток привязать к тесемкам веревочки, и…
Он тощий, как сыворотка от снятого молока, беззаботный и легкий, даже слишком беззаботный по мнению Берты, она всегда втайне считала, что ему не хватает серьезности, не хватает такой мужской хватки, и даже бывало, что под горячую руку (а уж у Берты рука была горячая и не очень легкая) она это ему, нахмурив светлые брови и сгустив на щеках ямочки, закинув полотенце на плечо, все высказывала…
…они стоят в отчаянии и смотрят, как горит улица, и понимают, что ей и до рощи не добежать, не то что до леса. У Берты слезы капают на макушку дочери, Яков в страхе оглядывается: кто знает, они и из леса за их спиной могут выехать. Вдруг раздастся гиканье, свист, конское ржанье и — жди новой беды!
Продолжение следует