Отложить Отложено Подписаться Вы подписаны
«Папа! Зачем на свете нужны разные национальности? А главное – зачем мы евреи?» озадачила папу вопросом его маленькая дочь.
Стандартный еврейский отец, сохранивший свое еврейское имя - Яков, не стыдящейся своего еврейства, но не знающий о нем почти ничего (кроме, может, того, что евреи не едят свинину, зато в Песах едят мацу), замялся, сказав что-то в том духе, что приятно осознавать, что Маркс, к примеру, был евреем.
«Наверное, он сам не знает, - догадалась дочь. – Ну, ничего. Вырасту, узнаю и его научу!»
Прошли года. Дочь с бывшей женой давно уже жили в Израиле. «Какая ты все-таки смелая! – удивлялся он жене перед отъездом. – Взять развестись с мужем, собраться в неведомые края, и все зачем?» - «Какой же ты смелый! Добровольно оставаться в чужой стране…» - удивлялась жена.
Они почти не переписывались. Дочь изредка звонила поздравлять отца с днем рождения. С рождением собственных детей звонки и письма с ее стороны, как ни странно, стали чаще. Может, ей начало открываться нечто, что до этого оставалось недоступным?
Дочь не забыла своих детских размышлений.Она позвала его в гости. Он приехал и остался и через несколько часов вошел в свой первый шабат. Шабат «Ки таво». И с тех пор он стал «шомер шабат» - соблюдающий субботу.
Говорят, все евреи живут в ногу с недельной главой Торы. У него это было просто очевидно. Приехал в Израиль в неделю «Ки таво» («Когда ты придешь в эту Землю), он переехал на свою первую съемную квартиру в неделю «Вайеце Яаков» («И вышел Яаков»).
Прошло четыре года. Сказочных года. Ничего не предвещало беды. Разве что в Рош-ашана он подавился рыбной косточкой. Вновь шабат «Ки таво». Последний шабат в его жизни. Он ушел из жизни, утонув в Средиземном море, в недельную главу «Ницавим-Ваелех» («Вот вы стоите перед судом - И ушел»). Да будет его память благословенна.
Это был мой отец…
Назвать его стопроцентно религиозным евреем, возможно, трудно, но он соблюдал то, что понимал и/или мог. Очень радовался, когда ему предлагали наложить тфилин – будь это мой муж перед шабатом или хабадники на рынке, рядом с которым он работал. Периодически он ехал, а еще чаще – ходил пешком (не любил ночевать в гостиницах) на различные еврейские семинары, и раз в неделю, по средам, ходил заниматься в вечерний колель Толдот Йешурун в Санедрии. И все время хотел познакомиться с равом Бенционом Зильбером. И почему-то никогда ему это не удавалось…
Все это случилось настолько внезапно, что даже не хочется вспоминать…
Я не думала, что на похороны удастся собрать хотя бы десять евреев. По лицам представителей Похоронного Братства (Хевра Кадиша) можно было понять, что они вполне разделяют мои сомнения. Собралось трое незнакомых мне знакомых папы – два мужчины и женщина (единственная кроме меня), мой свекор. Но вдруг начали собираться религиозные мужчины – мои работодатели, молодые мужчины, учившиеся с папой в колеле. (Тут – моя личная, бесконечная благодарность Йеуде Авреху и всем остальным, кто принимал участие в этой траурной организации).
«Ну, а Кадиш кто будет читать?» поинтересовался представитель Братства.
«Мой муж». – «А у него родители живы?» - «Да, дай Б-г им долгих лет жизни!» - «Значит, ему нельзя. Только если хотя бы один из них даст ему на это разрешение… Ладно, на кладбище Кадиш скажу я, а с вечера постарайтесь найти кого-нибудь». (До вечера муж заручился разрешением обоих родителей – он с первого дня относился к моему отцу, как к родному, разрыдался, когда я сообщила ему трагические новости, и обязательно хотел читать по нему Кадиш сам). И тут… подъезжает машина, и из нее выходит рав Бенцион, с которым папа так мечтал познакомиться при жизни. Он и прочел первый Кадиш по моему отцу.
После такого неожиданного папиного ухода я еще долго корила себя за то, что так никогда и не сказала ему таких простых слов как «папа, я тебя люблю». Просто не успела. Не посчитала нужным. Своевременным. Уместным. И если кто-то из моих читателей, прочитав эти строки, «лишний раз» скажет своим близким теплые слова, просто так, не ожидая «благоприятного, уместного случая», то пусть это в какой-то мере послужит моему отцу «на возвышение души».
