Раби Яаков бар Зеев Кранц (Магид из Дубно; 5501—5565 /1741—1804/ гг.) — выдающийся даршан (общественный проповедник).
Родился в городке Жейтеле, расположенном возле Вильно (Вильнюса).
Учился у своего отца, р. Зеева Кранца, раввина Жейтеле. Уже в юности он знал наизусть целый ряд трактатов Талмуда: Брахот, Йома, Сукка, Бейца, Таанит, Мегила, Хулин и др. Выступал в своем городке с публичными толкованиями Торы.
В восемнадцатилетнем возрасте, впервые посетив Вильно, р. Яаков познакомился с Виленским Гаоном (см.). Он представил великому мудрецу несколько своих хидушим — самостоятельных открытий, совершенных при изучении некоторых фрагментов Танаха и мидрашей. Виленский Гаон высоко оценил предложенный юным гостем подход к решению проблем, и с тех пор между ними установились особо теплые отношения.
Встреча с Гаоном пробудила в юноше горячее стремление к святости и наложила отпечаток на весь его образ жизни. Начиная с восемнадцати лет и до конца своих дней — он вставал всегда в полночь, шел в Дом Учения и там, сидя на полу и разувшись, как в день Девятого ава, читал Тикун хацот — полуночную молитву, в которой оплакивается разрушение Храма. Перед рассветом он окунался в священные воды миквы — и даже в студеные дни зимы. Завершив утреннюю молитву, р. Яаков не снимал талит и тфилин, но так же, как и Виленский Гаон, занимался в них (Сарей амеа 2:12).
В тот же год, вскоре после посещения Вильно, р. Яаков женился и после свадьбы поселился в г. Межериче, где жила семья тестя. Занимаясь в доме учения, он давал для наиболее одаренных юношей уроки по алахе, а по праздникам и шабатам выступал перед всей общиной со своими толкованиями Пятикнижия и проповедями.
Тесть взял р. Яакова компаньоном в свое дело, и поэтому у молодого даршана была возможность преподавать Тору, не требуя вознаграждения за свой труд. Однако через два года тесть разорился, и р. Яакову пришлось избрать поприще странствующего даршана — он переходил из местечка в местечко и из города в город, выступая в синагогах перед общинами.
В период этих скитаний сложился уникальный стиль выступлений, выделявший р. Яакова Кранца из множества других проповедников. Формообразующей основой его толкований становились остроумные притчи, построенные, как правило, на материале народной жизни, хорошо знакомой слушателям. Его притчи помогали увидеть обсуждаемую проблему с неожиданной стороны — благодаря такому подходу сложнейшие вопросы становились ясными и доступными для понимания.
Призывая слушателей к праведной жизни, р. Яаков не запугивал их казнями Геинома и не прибегал к театральным восклицаниям, свойственным многим другим даршанам. Он зачаровывал сердца своими рассказами, а затем внезапно подводил слушателей к тем выводам, которые неизбежно следовали из изложенных им историй и притч.
Во время своих скитаний р. Яаков обошел не только многие районы Литвы, Польши и Украины, но и побывал в Германии — в том числе и в Берлине, где встречался с Давидом Фридлендером, одним из лидеров «просветителей».
Рассказывают, что берлинские «просветители» пригласили р. Яакова в свою роскошную синагогу, в которой стены были облицованы мрамором и украшены лепными цветами, а ковчег со свитками Торы был сделан из серебра и облицован золотом. Сами свитки были надеты на золотые стержни и обернуты в дорогие шелковые покрывала. Один из «просветителей» сказал р. Яакову: «Посмотри, в какие роскошные одеяния мы облачаем Тору и какие дворцы для нее строим — а ведь у вас, в Литве и Польше, многие считают нас апикойресами (отступниками). Вы же сами, хотя и утверждаете, что преданы Торе всей душой, одеваете ее в старые истрепанные чехлы, а ваши синагоги тесны и темны. Так скажи же, кто относится к Торе с большим почетом — вы или мы?!».
Р. Яаков ответил на вопрос притчей. Жили-были две сестры, одна из которых вышла замуж за богача из далекого города, а вторая — за бедняка, живущего в их местечке. Спустя годы богатая сестра вернулась, чтобы навестить бедную и поделиться с ней своими печалями. Она сказала: «Действительно, я живу во дворце, одета, как царица, и украшена драгоценностями — но жизнь мне не в радость, потому что между мной и мужем нет душевной связи: он никогда не спрашивает у меня совета и не прислушивается к моему голосу. А порой он наслаждается с другими женщинами, и хотя я все это вижу, но вынуждена терпеть». Вторая сестра рассказала: «Мы действительно живем в бедности — и порой нам не достает даже хлеба и одежды. Но я очень счастлива: мой муж любит меня всей душой и мои желания святы в его глазах». «До чего же я завидую тебе! — воскликнула богатая сестра. — Как бы я хотела, чтобы мой удел был подобен твоему и моя судьба подобна твоей!» (Сарей амеа 2:13).
После многолетних странствий р. Яаков поселился в городе Дубно на Волыни — он стал городским магидом, выступающим с публичными уроками в синагоге. Ежедневно после полудня он давал урок по Талмуду и кодексам законоучителей, а затем, до вечерней молитвы, выступал перед всей общиной с толкованиями Торы и этическими наставлениями, в которые искусно вплетал свои притчи.
Обосновавшись на Украине, р. Яаков оказался в среде, где хасидизм упрочил свои позиции. Учитывая потенциальные опасности, связанные с этим новым движением, р. Яаков призывал своих слушателей к бережному отношению к традиции. Он подчеркивал, что опасно не только отбрасывать, подобно «просветителям», освященные веками обычаи, не менее опасно и добавлять, подобно хасидам, новые причудливые формы служения, которые в предыдущих поколениях были уделом лишь немногих знатоков тайного учения. Этот тезис р. Яаков, как обычно, иллюстрировал мудрой притчей.
Один сосед занял у другого столовые принадлежности. Но вместо одной взятой ложки он возвратил две и вместо одной тарелки — две. На удивленный вопрос владельца посуды сосед разъяснил: «Когда я принес ложку к себе домой, она забеременела и родила еще одну ложку. И то же самое случилось с тарелкой…». Спустя некоторое время сосед вновь пришел с иной просьбой — на этот раз ему нужна была большая серебряная лампада, чтобы освящать ей предстоящий семейный праздник. Владелец лампады с удовольствием выполнил его просьбу, в тайне надеясь, что назавтра сосед возвратит ему две лампады. Но минуло уже несколько дней, а сосед не возвращал даже ту лампаду, которую взял. На удивленный вопрос владельца лампады сосед разъяснил: «Когда я принес твою лампаду к себе домой, с ее внезапно хватил апоплексический удар, и она скоропостижно скончалась. Примите мои соболезнования!». Владелец лампады закричал: «Что ты издеваешься надо мной! Слыханное ли это дело, чтобы лампы умирала от апоплексии?!». Однако сосед спокойно возразил: «А разве ты слышал когда-нибудь, чтобы ложки и тарелки рожали? И поскольку в прошлый раз ты поверил мне, что столовые принадлежности способны рожать, то и сейчас ты обязан поверить мне, что серебряные лампады иногда умирают».
И точно так же, когда люди добавляют новые мистические обычаи, вполне может случиться, что они отбросят другие важные заповеди, требующие больших затрат сил и времени, — например, заповедь изучения Торы. Они подумают: если заповеди могут размножаться, то, вероятно, порой они умирают. Вот поэтому Тора и наставляет: «Не прибавляйте к тому, что я заповедаю вам, и не убавляйте от этого» (Дварим 4:2). «Не прибавляйте…» — не стремитесь к чрезмерному благочестию, чтобы потом из-за этого «не убавить» (Сарей амеа, там же).
Магид из Дубно был единственным человеком, к которому Виленский Гаон обращался с дружескими посланиями (Гаон настолько ценил каждое мгновение, что не писал в разлуке даже собственным сыновьям).
В 5551 /1791/ году р. Яаков получил письмо, в котором Гаон писал: «Я прошу тебя, любя тебя всей душой, навестить меня… Вот уже тринадцать лет, как ты у меня не был, и теперь моя любящая душа стремится побудить тебя к этому».
Р. Яаков немедленно отправился в Вильно, и на всем пути не сделал ни одной остановки для отдыха. В течение длительных месяцев болезни р. Яаков ухаживал за Гаоном и учился с ним вместе.
Спустя еще пять лет, в месяце сиван 5556 /1796/ года, Гаон, переживший тяжелую и опасную болезнь, повторил свой призыв: «Приезжай, мой друг, ко мне, не задерживайся — чтобы успокоить мой дух и утешить его, как бывало. Когда до тебя дойдут эти строки, поспеши с отъездом и не откладывай». К этому письму сын Гаона, р. Авраам, приписал: «Приезжайте и не откладывайте, нет для Вас большей заповеди, чем выполнить повеление и волю моего господина и отца, Гаона, — ведь Вы знаете его душу, его сердце жаждет видеть Вас как можно быстрее».
Получив это, последнее, письмо р. Яаков навсегда оставил Дубно, где провел в общей сложности восемнадцать лет, и вернулся в Литву, к Гаону.
Рассказывают, что родные Виленского Гаона, обеспокоенные состоянием его здоровья, попросили р. Яакова воздействовать на великого мудреца, которому, по мнению врачей, были жизненно необходимы покой и отдых.
Р. Яаков сказал Гаону: «Если человек не выходит из своего дома и, сидя взаперти, днем и ночью изучает Тору, а затем становится великим мудрецом, — это не фокус. Любой, кто будет поступать так, сможет стать Гаоном! Но если человек иногда прерывает свои занятия, выходит на прогулку, любуется красотами этого мира, общается с людьми, и, тем не менее, остается Гаоном — вот это фокус!». Гаон возразил кратко: «Я и не собираюсь показывать фокусы!» (Сарей амеа 2:3; Гаон с. 234).
В дружеских беседах, обсуждая с Гаоном сложнейшие проблемы Торы, р. Яаков часто прибегал для аргументации к своим притчам — и хотя многие из них рождались прямо в ходе дискуссии, они были совершенны по форме и всегда раскрывали самую суть проблемы.
Сохранились свидетельства, что Гаон, пораженный искусством друга, спросил: «Каким образом тебе удается мгновенно создавать прекрасные притчи, в точности соответствующие обсуждаемой теме?».
Р. Яаков ответил на вопрос притчей. Один король очень увлекался стрельбой из лука. И вот однажды, проходя через вековую дубраву, король увидел, что на многих деревьях были нарисованы мишени и в каждой из мишеней, точно-точно по середине, торчала стрела. Пораженный король разыскал искусного стрелка и спросил у него: «Скажи, приятель, каким образом тебе удается каждый раз попадать точно в середину мишени? Я тоже опытный стрелок и все же порой допускаю промах!». «Все очень просто, Ваше Величество, — разъяснил стрелок. — Вы, наверное, сначала размещаете мишень, а потом стараетесь попасть в середину. Я же поступаю наоборот — сначала стреляю, а потом рисую мишень, вокруг того места, куда вонзилась стрела. Вот поэтому у меня никогда не бывает промахов».
«Точно так же и я, — пояснил Магид из Дубно сущность своего метода. — Сначала я стараюсь отыскать решение проблемы, и лишь после того, как оно становится мне совершенно ясным, я рисую вокруг “мишень” — притчу, точно подходящую к моему “выстрелу” (Сарей амеа 2:13).
После смерти Виленского Гаона, последовавшей в 5558 /1797/ году, р. Яаков был в течение двух лет магидом в польском городе Хелме, а затем, до конца жизни, — в Замосцье, южнее Хелма (после третьего раздела Польши в 5555 /1795/ г. эти города отошли к Австрии).
Р. Яаков Кранц, Магид из Дубно, умер в Замосцье семнадцатого тевета 5565 /1804/ года.
Его притчи и толкования Торы были изданы после его смерти по черновым записям, сделанным им для памяти, а также по воспоминаниям его учеников. Притчи, поясняющие текст Пятикнижия, собраны в книги Оэль Яаков (Шатер Яакова) и Мишлей Яаков (Притчи Яакова), а притчи, относящиеся к “пяти свиткам” — книгам Рут, Эстер, Коэлет, Шир аширим и Эйха, вошли в сборник Коль Яаков (Голос Яакова). Его этические наставления и проповеди составили книгу Сеферамидот (Книга о качествах характера), ставшую одним из шедевров литературы мусара (еврейской этики).
с разрешения издательства Швут Ами