Короткие рассказы о раве Ицхаке Зильбере. Глава 3

Рассказывает Хава Куперман

ВЛАСТЬ

Вот такой рассказ: как отнестись к ребенку? Мы были на шаббат у Финкелей. Одна маленькая девочка, ей было годика три, уперлась ручкой в стенку коридора, преградила путь, как бы показывая, что не разрешает ему пройти. Её стали стыдить, а папа взял, поднырнул и проскользнул под ее ручкой. Папе было пятьдесят пять лет! Девочка хочет так? — так я пойду по ее «правилам игры», недостойно человека обижать ребенка. Это было у него от отца, воспитанного на нравственных основах ешивы «Слободка» — представление о величии Человека.

На идиш есть такое выражение — «это не подходит». Паст ништ. За все, что происходит, за все и везде папа был в ответе. Он отвечал за весь мир. Есть понятие избранности еврейского народа, и папа это очень хорошо понимал. Мы должны молиться в Рош Ашана и Суккот, чтобы всем людям в мире было хорошо. Папа отвечал за весь мир. Если какая-то женщина не получит развод, то он отвечает за это. В День Искупления — Йом Кипур — мы отвечаем за весь мир и должны за всех молиться. Мы обязаны и должны помочь. Как можно «топтаться на крови другого человека», если ты мог ему помочь? Есть власть, которая требует для себя всего. А есть власть, которая отвечает за всех. Папа никогда не говорил неправду. Мама была очень прямая, как линейка, а папа умел быть дипломатом, и иногда мама с иронией говорила, что папа говорит неправду… Но он никогда не врал, он не умел врать — мог промолчать, чего-то не досказать, — и одновременно умел не создавать конфликты. Он рассматривал это как научную задачу: что дано, что не дано, и как я могу выйти из этого? Чем меньше данных, тем интереснее решить задачу — нужно найти выход из любой ситуации. При этом он был согласен потерять все, лишь бы не было спора, махлокет.

Рассказывает Цви Патлас

СИРХА

Как-то у меня был конфликт с одним человеком, и я пошел посоветоваться с равом Ицхаком. Всё ему рассказал, и он ответил: — Вполне возможно, что ты прав. Но знай, когда есть конфликт — это значит, что каждый, кто видит недостатки в другом человеке — свои собственные недостатки видит! Это то, что называется в законах о кашруте — «сирха». В легких или в другом органе животного может быть небольшой нарост, и когда срезают, смотрят: есть там дырочки или нет. Если есть дырочки, это трефа, непригодное, а если нет — кошер.

Когда есть у человека конфликт с кем-то — это значит, у него самого есть нерешённая проблема внутри. Я сказал: — Рав Ицхак, то, что вы мне скажете делать, — сделаю. А он говорит: — Едем сейчас же к этому человеку, и ты скажешь, что ты не прав, надо помириться. — Хорошо, едем. Тут же мы сели в машину и поехали… В это время мой друг молился. Когда он увидел меня, а потом рава Ицхака, он побледнел, — наверное, подумал, что я привел рава Ицхака, чтобы доказать ему, что он не прав. Когда он завершил молитву и вышел, я сказал: — Я был не прав. И готов делать, как ты захочешь. Для него это было полной неожиданностью. Потом мы сделали всё, как он хотел, и он полностью убедился в моей правоте. Но для меня это был урок на всю жизнь: проверять себя на сирху.

Рассказывает Авраам Коэн

ГЛАДКО

Я уезжал в Москву по финансовым делам. Поездка была связана с большими деньгами, которые я должен был получить наличными — довольно увесистую сумку с долларами, и я боялся с ней расхаживать по Москве. Кроме того, были какие-то люди, которые насылали на меня бандитов, те грозились… Короче говоря, ехать не очень-то хотелось. Придя к раву Зильберу за брахой, я попросил: — Рав Ицхак, благословите, чтобы там было все хорошо, чтобы была удача и я с миром вернулся, чтобы ничего плохого не случилось… Он сказал коротко, как-то даже сухо, без всякого выражения: — Не спорь. Главное, ты не спорь. Дай Б-г, все будет гладко. Я не понял — пришел за брахой, а он говорит «не спорь»? Хотел перепросить, но подошли другие люди, все закрутилось, и я уехал…

Я много думал над этим странным благословением, а когда вернулся и, слава Б-гу, все прошло хорошо, пришел к нему и спросил о странном напутствии, данном мне на прощанье. Рав Ицхак сказал: — Почти все плохое, что случается с человеком, почти всегда — происходит в результате споров с другими людьми, из-за напряженности, из-за махлокет. Старайся не спорить.

Рассказывает Йеуда Аврех

«ХОРОШО»

Рав Зильбер — даже когда был очень усталым и даже в самых коротких поездках — всегда стремился сказать водителю такси диврэй Тора. Однажды, когда мы с ним ехали, он вышел, а я остался с таксистом его ждать. Водитель спросил, кто этот человек, которого он везет. Я рассказал. Он ответил, что много лет работает в такси и возит многих важных людей, и все, кого он возит, смотрят на него сверху вниз, пытаются его научить, приблизить, говорят, потому что они привыкли говорить, или говорят, потому что хотят что-то доказать, или чтобы вызвать к себе доверие… Но только рав Зильбер, когда садится в машину, говорит с ним абсолютно на равных, говорит, как со своим учеником, который много лет с ним учится. Он не смотрит, есть у него кипа на голове или нет. Последнее время рав Зильбер много ездил на такси и поэтому хорошо знал, сколько стоят поездки по городу. Однажды мы с ним ехали из иерусалимского района Санэдрия Мурхевет к Стене Плача. Как только мы сели, водитель начал говорить, что сегодня большие пробки. Всю дорогу он ныл о том, какие в городе большие пробки… Когда мы приехали (а по дороге не было ни одной пробки), он сказал: «Видите, какие большие пробки?» Рав спросил, сколько нужно заплатить за дорогу, и таксист, всю дорогу ворчавший на пробки, ответил, что ему следует заплатить сорок шекелей. В то время за эту поездку нужно было заплатить в два раза меньше. Не споря, с той же интонацией, Рав сказал «хорошо» и заплатил, а мне, когда мы вышли,

сказал, что шофер — человек нечестный, он с самого начала говорил о пробках, чтобы поднять цену. Однажды один из таксистов, которому я рассказал эту историю, сообщил мне, что все, даже самые большие и уважаемые люди, начинают спорить о плате за поездку, и только один рав Зильбер никогда не вступает в спор. Только когда он отправлялся в дальние поездки, в другие города, он всегда заранее договаривался о том, сколько это будет стоить.

Рассказывает Моше Айзенштат

БЭСЭДЭР

Когда рав Ицхак болел, я ночевал у него дома. Так продолжалось на протяжении примерно полутора лет. Была группа людей, все распределились и дежурили раз в две недели. Ночуя у него, я увидел его быт: что он ест, что пьет и так далее. Когда я увидел, что он ест, у меня просто волосы встали дыбом: больной человек, а его еда — яички вареные, селедочка, молоко и консервы! Я говорю: — Рав Ицхак, вам же это нельзя есть! Он: — Да… — Почему вы не едите овощи, почему вы не едите фрукты? Он отвечает: — Не знаю… Я пошел на рынок, купил огурцов, помидоров, того, сего. Пришел, сделал ему салат из овощей, из фруктов. Еще чегото и еще чего-то. Поставил на стол: — Рав Ицхак, попробуйте! Он стал есть. Я спрашиваю: — Вкусно, рав Ицхак? Он говорит: — Вкусно. — Почему вы этого не делаете? Можно мне сказать об этом вашей дочери, или, хотите, я вам буду покупать? — Нет, нет, не беспокойтесь. Всё будет в порядке.

Проходит несколько дней, и я встречаю его дочь: — Хава, почему вы не покупаете своему папе помидоры, огурцы? Она отвечает: — Он это не любит, он это не ест. — Ну, как же, — говорю, — я ему приготовил, он съел с большим удовольствием. Она говорит: — Мойше, когда вы ушли, он не стал есть, отдал нам. — Как? Он же при мне сидел и ел, и хвалил! — Мойше! Это же все из уважения к вам, чтобы вас не обидеть. Вы же пошли, и купили, и сделали. Вы же от всего сердца. Но он это не любит. Только из уважения к вам он все это кушал. И тогда я понял, кто такой рав Ицхак. Мне очень трудно привести примеры, которые бы доказывали то, что я сейчас скажу. Рав Ицхак при всей своей доброте, и при всей своей отзывчивости, и при всём том, что готов был в любой момент прийти людям на помощь, — был тверд и упрям так, что с места его сдвинуть было нельзя. Он никогда не спорил, не пытался никому ничего доказать. Если он видел, что человек не согласен — бэсэдэр, — все в порядке, нет проблем… Он старался промолчать. Но его самого сдвинуть было невозможно. Я помню один случай. Приехали мы домой после занятий из ешивы. Была зима, холодно, он плохо себя чувствовал, едва-едва притащился… И вдруг раздается звонок, и кто-то говорит, что необходимо срочно ехать в другой город: у женщины, у которой завтра хупа, не хватает какого-то документа. короче, жуткая трагедия! Он мне говорит: — Миша, мне нужно ехать в Бейтар. Я говорю: — Рав Ицхак! Какой Бейтар? Ночь на дворе, холодно. Вы же устали, вы целый день бегали. И я устал, я не могу ехать, я вас не повезу! Он тут же позвонил, вызвал такси и уехал в Бейтар. В любую минуту он был готов прийти людям на помощь. Как-то раз ему нужно было поехать в Хайфу. Тоже это было связано с тем, что у одной женщины не хватало какого-то документа. — Рав Ицхак, — говорю, — я не могу поехать с вами, мне нужно на работу идти завтра рано утром. Я не могу вас отвезти. — Ну и что? Какие проблемы? Короче, так: рав Зильбер за свои деньги взял такси и поехал в Хайфу. Я просто выпал в осадок! В Хайфу — на такси! Он поехал за свои деньги, за свой счёт, и это при том, что пенсию он получал 1400 шекелей в месяц. Вот что такое рав Ицхак.

Рассказывает Йосеф Швингер

ЕВРЕЙ В БЕДЕ

Я могу свидетельствовать — более двадцати лет, что я был знаком с равом Ицхаком Зильбером, с того самого момента, как я стал его зятем, он никогда не вёл сиха бэтэла — пустых разговоров, которые не касаются Торы. Когда мы с ним встречались, он спрашивал: «Шалом, вос эрцэх?» — «Что слышно?», и сразу же, не дожидаясь ответа, начинал рассказывать какойнибудь интересный комментарий на недельную главу Торы. Он мог бы, как это принято для вежливости, задать общие вопросы, например, как дела у детей — его внуков, но он делал приветствие как можно более кратким и сразу переходил к диврэй Тора. И когда я пытаюсь вспоминать наши с ним разговоры, — вспоминаются только слова Торы. Иногда он обращался ко мне с просьбами, с которыми обращались к нему всякие неустроенные люди, которые плохо знали иврит, или одинокие женщины, у которых были проблемы с государственными учреждениями, чиновниками, с бюрократической системой… Случалось, что не было возможности помочь, но он не принимал такой ответ. Например, были ситуации, когда кто-то пытался записать своего сына в ешиву или школу, а тот не подходил по критериям. Когда я ему пытался объяснить, что невозможно помочь этому человеку, что он не подходит по критериям, согласно которым это учреждение оказывает помощь, он возмущался:

— Как это «не подходит»? Что значит «критерии»?! Мы обязаны помочь человеку! Иногда я спрашивал: — Какое вам дело до этого вопроса, какая у вас связь с этим человеком? Почему именно вы ему помогаете? Он отвечал: — Еврей в беде, — невозможно это так оставить, мы обязаны действовать! Вообще, странно, что так много людей обращалось к нему с просьбой о помощи, в том числе в областях, совершенно далёких от того, чем он занимался. Но они видели в нём отца… И я знал, что он никогда не отступит. Уже через час он перезванивал и спрашивал: — Ну, реб Йосеф? Иногда я ему отвечал: — Я пытался звонить каким-то служащим, но Он торопил: — Мы обязаны уладить это дело. Обязаны! — и продолжал настаивать, и звонил моей жене Малке, своей дочери, и не успокаивался, пока этот вопрос не был решён. И он не оставил ни одну просьбу без ответа. И в большинстве случаев, бэ-сията ди-Шмайа, все устраивалось…

Рассказывает Йеуда Аврех

ЖИЗНЬ

Рав Зильбер жил исполнением мицвот, и добрые дела давали ему силы. В этом была его жизнь. И наоборот, когда он не мог делать добрые дела, у него не получалось, — это было для него прямо как пикуах нефеш, — опасно для здоровья. Однажды он давал урок в ешиве «Двар Йерушалаим» и приехал на него изрядно усталый после войны в раббануте. В два часа кончился урок, после него были вопросы, и в три часа он приехал домой отдохнуть. Он страшно устал и сразу сказал мне, что идет спать. В шесть у него был урок в «Швут Ами». Он боялся, что не будет сил дать урок, он будет себя плохо чувствовать, — и сказал мне, чтобы его никто не беспокоил.

Я попросил его хотя бы перекусить, но он отказался: — Йеуда, у меня нет сил кушать… Он лег отдыхать. Я немного расслабился, собрался пойти в магазин что-нибудь ему купить перекусить, и в эту минуту, когда Рав пошел отдыхать, в дверь сильно-сильно постучали! Рав встал. Человек вошел в дом и сказал, что в Гило одна одинокая женщина сидит шива и ее почти никто не навещает (по еврейскому обычаю в первые семь дней после смерти близкого принято не оставлять родственников одних, чтобы у них постоянно были посетители). А к ней почти никто не заходит… Я пытался что-то сказать, но меня уже никто не слушал, — Рав собрался за секунду, выскочил из дома, взял такси и помчался в Гило. Мне он сказал, что я должен остаться дома и отвечать на телефонные звонки. Я остался очень расстроенный, что не смог выполнить свою задачу охраны, и волновался, что Рав уехал на другой конец города, не отдохнув, не поев… Он вернулся в полшестого и весь сиял, как будто хорошо отдохнул. Cказал: — Это была большая мицва… Там была очень достойная женщина, и очень хорошо, что я поехал. Другой раз перед праздником Рош а-Шана — Новым годом — нужно было сделать хупу его ученику, который сидел в тюрьме в другом городе. Рав Ицхак поехал в тюрьму, но другой раввин, тюремный, не был таким неформалом, как рав Зильбер, и сказал, что не хватает каких-то бумажек и, пока их не будет, не будет и хупы… Рав Зильбер его очень уговаривал, но обычные трюки не помогли, он ничего не смог изменить. Приехал после этой поездки совершенно больной. Уехал здоровый — вернулся больной, и проболел несколько недель…