Спасение Торы из огня Катастрофы. гл. 9: НКВД в осаде.

предыдущая глава

Целыми днями до поздней ночи люди стояли в оче­реди, которая опоясывала все здание и вела вверх по лестнице в Управление Народного Комиссариата Внут­ренних Дел города Вильно — секретную полицию ком­мунистов. Работа здесь кипела до двух часов ночи: вы­давались выездные визы — небывалый случай в Рос­сии, где прежде эти драгоценные документы даровали лишь избранным. Но сейчас “враги государства” бук­вально осаждали НКВД! Не раз комиссар грозился “перестрелять всех буржуазных паразитов у той са­мой стенки, вдоль которой они выстроили свою оче­редь”. Горы бумажных рублей высились на столах — налоги за бесценные документы, называемые так не­взрачно, “выездные визы”, а на самом деле дарующие спасение. Выдача разрешений на отъезд была неслы­ханным в истории коммунистического режима.

— Сволочи, вам меня ни капельки не жалко! — кри­чал начальник городского управления НКВД товарищ Шлоссберг. — Хоть бы пожалели тогда остальных то­варищей, которые сидят на работе заполночь, и ради кого? — ради каких-то кровопийц и паразитов!

Трудно было поверить, что в Вильно сталинский же­лезный занавес вдруг ни с того ни с сего получил про­боину. Покинуть “советский рай” не разрешалось ни­кому, дабы, не дай Б-г, мир не узнал правду о жизни в стране. По этой самой причине основной принцип со­ветской политики и внутренней пропаганды гласил, что желание покинуть коммунистическую родину рав­носильно предательству. Что же теперь, в Вильно, при­вело к столь резкому повороту в политике Советов?

34

Судя по информации, просочившейся из руководя­щих кругов только что возникшей Литовской Совет­ской Социалистической Республики, марионеточное коммунистическое правительство превратило прием желающих уехать в акт национальной гордости и под­нятия престижа. Гостеприимство по отношению к бе­женцам из потерпевшей поражение Польши — как это преподносилось русским хозяевам — повышало авто­ритет Литвы в глазах остального мира. Кроме того, миллионные дотации, поступавшие из-за границы для поддержки еврейских беженцев, значительно укрепи­ли бюджет республики. Литовские гордость и тще­славие требовали поэтому спасти польских беженцев от сибирских лагерей; это было бы издевательством над достойным поведением крошечной Литвы, руково­димой мотивами человеколюбия.

В Москве, по сведениям, полученным из надежных источников, были поражены необычайной настойчиво­стью своего нового вассала и уступили требованиям выпустить из страны тех, кто желает уехать.

Как только эта просьба была удовлетворена, около двух тысяч человек шагнули сквозь пролом в желез­ном занавесе. Люди по всей России смотрели на них, как на инопланетные существа — настолько нереаль­ной была возможность покинуть Советский Союз.

Чтобы понять масштабы этого чуда, надо вспомнить тогдашнюю жизнь коммунистической России, откуда в 1920-е и 1930-е годы удалось выехать лишь считан­ным счастливчикам, да и то при весьма необычных обстоятельствах. Например, рабби Калманович смог достать разрешение на отъезд отца, лишь получив для него с помощью американского сенатора место в деле­гации, во главе которой советский министр иностран­ных дел М. Литвинов направлялся в Америку.

Еще один пример такого рода — необычное избав­ление предыдущего Любавичского Ребе Йосефа Ицхака Шнеерсона. После того, как за религиозную пропа­ганду его приговорили сначала к расстрелу, а затем к длительному тюремному заключению, он был вдруг освобожден благодаря исключительному стечению об­стоятельств. После большевистской революции Россию бойкотировал весь мир. Первой попыткой пробить изоляцию стал договор о торговле с небольшой сосед­ней Латвией. Член сформированной для подписания этого договора латвийской парламентской делегации Мордехай Дубин был последователем Любавичского Ребе и сумел добиться его освобождения. Вот как случилось, что соглашение, имевшее важное значение для Советского Союза, помогло покинуть эту стран} раву Шнеерсону.

Таким образом, неудивительно, что беженцев-путе шественников, рассказывающих о массовом исходе ев реев из Советской России, встречали с крайним удив лением и недоверием.