Тайна восемнадцати благословений. Благословение двенадцатое. Отступники и злодеи

И доносчикам пусть не будет надежды
И всё злодейство пусть немедленно исчезнет,
И да будут истреблены вскорости все враги Твои,
А злодеев поскорее искорени, и сокруши, и повергни в прах,
И подчини окончательно в скором времени, в наши дни!
Благословен Ты, Г-сподь, сокрушающий врагов
и подчиняющий злодеев.

Молитва «Амида» называется также «Восемнадцать». Столько благословений в ней поначалу и было. Но в тяжёлый для Израиля период после разрушения Второго Храма, когда духовным руководителем Израиля был Рабан Гамлиэль Азакен, размножились сектанты: саддукеи, ессеи и ранние христиане. Течения эти были вне основ иудаизма, и принесли ему множество бед. Пользуясь близостью к властям, отступники преследовали праведных евреев, прибегали к угрозам, заставляли силой преступать законы Торы. Рамбан Гамлиэль видел в этих течениях угрозу существованию Еврейского Народа. Он и возглавляемый им Бэйт-Дин постановили включить в молитву «Амида» ещё одно благословление, а точнее просьбу о проклятии отступников и доносчиков. Произнося её ежедневно, каждый еврей вспоминал об опасности этих духовных извращений.

Но можно ли вообще допустить ненависть к евреям, пусть даже отступникам, и, тем более, просить Всевышнего об их наказании. Вместо ответа — три отрывка из Гемары.

Первый, уже упомянутый в первой части — рассказ о Раби Меире, и его грешных соседях. Раби Меир молился об их смерти, но жена, женщина особенная, сказала: «Разве написано (в Теилим): “Пусть исчезнут грешники”, а не “Пусть исчезнут грехи”? Молись лучше об их раскаянии!» Раби Меир так и сделал, Всевышний сжалился и помог соседям вернуться на праведный путь.

Похожая история и в Гмаре «Таанит»^[1].

Один раз, во время засухи, евреи пришли к Аба Хилкие-праведику. Все знали, если он помолится о дожде, Всевышний не откажет… Аба Хилкия и его жена поднялись на крышу и стали молиться. Хлынул дождь. Однако всем бросилась в глаза одна деталь. Дождь пришёл со стороны жены, но не праведника. «Почему — не удержались от вопроса евреи, — у жены заслуг оказалось больше?» Аба Хилкия назвал две причины. Во-первых, — сказал он, — жена даёт бедным еду, а он — деньги. А во-вторых, когда соседями их были большие грешники, он молился об их смерти, а жена — об их раскаянии. И они-таки исправились.

Но почему Аба Хилкия, зная, что просить о возвращении евреев на путь Торы правильней, не молился как жена?

Дело в том, что молитва, — не только слова, — но, прежде всего — чувство. Всевышний заглядывает в сердца, и знает настоящее стремление человека. Жена Абы Хилкии сумела, приподнявшись над личной неприязнью к соседям, искренне, всей душою просить за них. А это не всегда удаётся даже праведникам.

Как бы то ни было, но эти два примера доказывают: молиться о смерти грешников не хорошо.

А вот ещё Гемара^[2]. У раби Еошуа бен Леви был враг, некий цадуки, отравлявший ему жизнь. Раби Еошуа бен Леви решил использовать против него то самое мгновение в каждом из дней, когда Всевышний скрывает Милосердие и правит только Мерой Суда. В этот миг человек судится на Небесах по всей строгости Закона. Сделав необходимую подготовку, Раби Еошуа бен Леви, ждал с большим напряжением, но в нужный момент — задремал: на Небесах не захотели, чтобы праведник стал причиной смерти кого бы то ни было.

Идеал — в том, чтобы вернуть грешника на путь мицвот. Этому посвящено благословение о «возвращении изгнанных». Как бы далеко еврей не находился от Всевышнего, мы молимся о его возвращении…

Но тогда почему Рабан Гамлиэль посчитал необходимым добавить благословение, которое некоторые из ришоним называют «проклятьем доносчиков»?

«Б-гобоязненность — это ненависть ко злу», — говорят Мудрецы, а Гемара добавляет: человек обязан ненавидеть совершающего грех. То есть человека, совершающего грех. Но как быть с заповедью «люби ближнего, как самого себя», которая также широко обсуждается в Гемаре? Разве она относится не ко всем евреям, а только к праведникам?

Противоречия здесь нет. Так же как нет противоречия между любовью матери к ребёнку и её неприязнью к дурному запаху, исходящему от него. Еврей — это прежде всего человек, обладающий святой душой. Даже, если душа, как пятнами, покрыта духовной нечистотой. Мы должны ненавидеть эту грязь, и в то же время любить еврея. Это вовсе не означает: если «ребёнок прекрасен, значит и грязь хороша».

Человеку трудно определить, где кончается заповедь любить ближнего, а где начинается обязанность ненавидеть зло. Он убеждает себя, что, даже еврей нарушающий заповеди в общем-то хорош и достоин любви. Пусть даже отверг все устои.

Вот тогда происходит нечто нестерпимое. Притупляются рецепторы, реагирующие на духовную нечистоту. Частички «оправданной» грязи прилипают к душе. Грех уже не кажется столь отвратительным, как раньше. Терпимость к греху приводит к его оправданию. А отсюда — один шаг к пропасти.

Б-гобоязненность — ничто иное, как ненависть ко злу.

К этому призывает царь Давид^[3]: «Любящие Всевышнего, ненавидьте зло!». Любовь к Всевышнему измеряется нетерпимостью к греху. Отсутствие последней приводит к плюрализму, когда добро и зло становятся понятиями относительными. Добро теряет приоритет перед злом, и становится неотличимым от него.

Рабан Гамлиэль Азакен вовремя увидел, что излишняя «лояльность» ко злу способна погубить евреев. Он посчитал важным, чтобы каждый еврей в момент наивысшего духовного напряжения, в молитве «Амида» воспроизвёл эту ненависть. Равнодушие к греху — укрепляет зло, и потому само становится злом. Безучастность к борьбе света и тьмы, предрешает поражение света.

Зло необходимо не только различать, но и ненавидеть. Впрочем, ненависть не должна быть обращена на самого еврея, ибо его основа — кдуша и незапятнанная духовность.

Если человеку удалось установить в душе границу между любовью к человеку и ненавистью ко злу, — ему важно, чтобы грешник вернулсяна путь Торы.

По словам Гемары^[4], составить благословение Рабан Гамлиэль Азакен предложил мудрецам Бейт-Дина. Но единоличным автором стал Шмуэль а-Катан (маленький). В Гемаре есть два объяснения его прозвищу.

Во-первых, он был необычайно скромен (анав), считая свои заслуги ничтожными, а во-вторых, он, также как и его знаменитый тёзка, был пророком. Тот — Шмуэль а-Гадоль, а он — Шмуэль а-Катан. Однажды, рассказывает Гемара^[5]: когда группа Танаим занималась учением, раздался бат-коль (голос с неба): «Среди этих людей есть один, кто достоин, чтобы Шехина (б-жественное присутствие) покоилась на нём». Все, словно сговорившись, посмотрели на Шмуэля а-Катана.

Почему составить это благословение мог только человек, подобный Шмуэлю а-Катану?

Никто, как он, не испытывал неизбывную любовь к еврею, как таковому, ненавидя одновременно всей душой совершаемые им преступления. Более того, это разделение в его душе было столь отчётливо, без оттенка смешения, что ненависть, ни в малейшей степени не переносилась на человека, а любовь ни в коей мере не отражалась на неблаговидных делах. Средством достичь этого было одно — неограниченная, абсолютная любовь к Творцу.

В этом благословении-проклятии — четыре просьбы об уничтожении зла, соответствующих четырём видам злодейства, существующим в мире. Первые две просьбы касаются евреев, две другие — народов мира.

И доносчикам пусть не будет надежды

ולמלשינים אל תהי תקווה

Пусть не будет удачи евреям, преступившим заповеди. Пусть их ждёт разочарование, когда они, оступившись сами, тянут к пропасти других.

И всё злодейство пусть теперь же погублено будет

וכל הרשעה כרגע תאבד

Страшнейшее из зол, — когда евреи, называемые эпикорсим, зная о Творце и разбираясь в Торе, восстают против еврейского образа жизни. Зло это столь опасно, что подлежит немедленному уничтожению.

И все враги твои вскорости да истребятся

וכל אויביך מהרה יכרתו

Речь идёт о народах мира, самих не выполняющих требований Всевышнего, но ненавидящих евреев за преданность Торе.

А злодеев поскорее искорени и сокруши, и повергни в прах, и смири в скором времени, в наши дни.

והזדים מהרה תעקר ותשבר ותמגר ותכניע במהרה בימינו

Здесть говорится об Амалеке, то есть о людях, для которых ненависть к евреям — естественное состояние. Их стремление уничтожить Израиль неизбывно. Недостаточно, чтобы Амалек исчез с лица земли, его нужно ненавидеть всеми силами души. Ибо суть его — сплошное зло. В этой ненависти — буквальное исполнение написанного: «Любящие Б-га! Ненавидьте зло!»

С Амалеком следует поступить, как с ядовитым сорняком: вытащить с корнем из земли (теакер), разрубить на куски (тэшабер), размельчить, пока не останется один прах (тэмаэр), до такой степени, чтобы превратить в удобрение (тахниа). То есть довести до такой степени, когда сама его природа полностью переродится, перейдя на службу силам добра.

Наши дурные побуждения черпают из того же источника, что и Амалек. Еврей, оставляющий заповеди, ненавидящий и стесняющийся своего еврейства, ослабляет свой народ и добавляет силы врагам. Если искоренить зло в нас самих, Амалек исчезнет сам по себе, поскольку иссякнет, питающий его источник.

Символом ненависти ко всему еврейскому и к Всевышнему может послужить широко известная фотография времён Второй Мировой Войны. Еврейский мальчик с поднятыми руками, а рядом с ним нацист. На лице мальчика — чистота и непорочность, а на физиономии нациста — грубость и зло. Это зло мы в силах уничтожить, искоренив его в себе.

[1] Таанит 23:?

[2] Брахот 7:2

[3] Теилим 97

[4] Брахот 28:2

[5] Сота, 48:2