Из цикла «Отрывки из книги «Обретая себя»», темы: Кирув, Меир Левин, Искусство, Советский Союз
Я ехал в Тель-Авив. У рава Арье Готлиба были в тот день лекции в двух городах. Он любезно предложил подвезти меня. В южном Тель-Авиве собирались начать занятия Торой для русскоязычных жителей. Я должен был выступить перед ними. Рав Арье — невероятный энтузиаст. Однажды мне понадобилось «выбить» какой-то документ в иерусалимской больнице. Рав поехал вместе со мной. Попросил меня не открывать рта.
Он не кричал. Но на пятой секунде я стал осматриваться. Я не знал, снимет ли он их всех с работы, но маленькое землетрясение, баллов на семь, им можно было гарантировать. На восьмой секунде мне выдали документ, за который я безуспешно сражался несколько дней. Рав Арье сожалел, что он был не совсем в форме, а то бы он им показал по-настоящему. Я с облегчением подумал: «Какое счастье, что он был не в форме».
Рав зажегся идеей привлечь меня к работе с «русскими». Он фантазировал: «Мы открываем центр для олим. Пишем объявление: выступает артист оригинального жанра. Зрители приходят. А тут мы их все вместе…» От восторга он бросил руль и стал радостно потирать руки. Я испугался аварии. Однако Арье — опытный водитель, поэтому восторги не помешали ему вовремя выровнять руль. Мне же работать «наживкой» совсем не улыбалось. Мое воображение рисовало мне меня извивающимся на крючке. Слышались радостные голоса: «В Беэр-Шеве “клюет” на писателя, в Ришоне — на композитора, а в Ашкелоне — только на исполнителя русских романсов». С этими мыслями я въехал в Тель-Авив. Повсюду мелькали рекламные щиты. Слегка одетые красавицы зазывали, требовали, просили, чтоб мы купили рекламируемую ими продукцию.
Маленькие черно-белые афишки, приглашающие на выступление артиста оригинального жанра, не помогли. В зале сидело около тридцати пожилых женщин. Вспомнился анекдот советского времени:
В отдел кадров «почтового ящика» заходит инженер со специфической формой носа. Опытный начальник отдела кадров сразу берет быка за рога.
- Национальность? — спрашивает он.
- Русский, — отвечает посетитель.
Допрос продолжается. Кадровик хмыкает все довольнее.
- Вы нас устраиваете, — объявляет он. — Ваша фамилия, имя, отчество?
- Рабинович Иван Абрамович.
- Зайдите дней через десять. А вообще-то с такой фамилией лучше уж возьмем еврея, — искренне признается кадровик.
Привыкшие, что их все равно обманут, люди предпочитали «религиозного» рава религиозному писателю. Они знали, что писатель через пару минут все равно забудет, кто он, и начнет «пудрить мозги». Поэтому считали, что уж лучше сразу. В тот вечер я читал рассказы, пел еврейские песни. Женщины подпевали мне. Однако до меня с двухчасовой лекцией выступил рав. Народ подустал. Поэтому через полчаса мне вежливо дали понять, что пора закругляться. Народ радостно стал расхватывать «легкое угощение». Ко мне навстречу продвигалась знойная женщина, явная уроженка солнечного Еревана.
- Ахперджан,хайэс?* — радостно произнесла она.
- Че то. Джудем Тбилисица**.
- Я так и поняла, что ты земляк, — радовалась она, протягивая руку. — Хорошие люди все знают армянский, — добавила она.
Я улыбнулся и развел руками. Сбоку услышал свистящий шепот, обращенный к моей собеседнице:
- Дура! Это же рав. Что ты ему суешь руку. Ему нельзя женщинам руку подавать.
Уроженка Еревана оправдывалась:
- Какой он рав? Это наш человек. Он артист, и написано было. Смотри, как он поет. Смотри, как говорит по-армянски.
- Дура! Дура несчастная. Какой он артист? Все равно рав. Это он просто переоделся.
«Землячка» расстроенно замолкла. Через пять минут ко мне подошла одна из присутствующих, по виду явно общественница.
- Сколько вам заплатили? — поинтересовалась она.
Я промолчал.
- У нас в доме престарелых завтра вечер. Девочки просили вас спеть завтра на танцах.
Мне пришлось сослаться на занятость. «Общественница», расстроенная, вернулась в кучку спорящих.
— Ну что, я права, — торжествующе заявила одна из них, — я же говорила: переодетый рав. Я их нутром чую.
* Ахпер джан, хайэс? — Дорогий братец, ты армянин? (арм.).
** Че то. Джудем Тбилисица. — Нет. Я еврей из Тбилиси (арм.).
Пуа Штайнер,
из цикла «Навеки мой Иерусалим»
Впереди — изрыгающие огонь мортиры, позади — банды арабов, и со всех сторон — снайперы. На этот раз чуда не произошло, море врагов не расступилось перед нами.
Пуа Штайнер,
из цикла «Навеки мой Иерусалим»
Арабский легион продолжал наступать. Вот постепенно исчезла паутина под потолком и перед глазами встала иная картина.
Пуа Штайнер,
из цикла «Навеки мой Иерусалим»
А был ли Котель по-настоящему нашим? Разве не управляла нами тяжелая рука англичан? Разве не подвергались мы возле Стены постоянным унижениям и оскорблениям?
Пуа Штайнер,
из цикла «Навеки мой Иерусалим»
Снова была война, и вновь ожили наши воспоминания. Затхлая кладовая, мощные взрывы, кошмарные разрушения.
Пуа Штайнер,
из цикла «Навеки мой Иерусалим»
Все сильнее становилась пальба, все чаще пролетали снаряды. Но все равно настроение у нас было приподнятым.
Рабби Н. Новик
Из книги «Пророчества Торы: Израиль сегодня и завтра»
Пуа Штайнер,
из цикла «Навеки мой Иерусалим»
Арабы творили там все, что им заблагорассудится, а английские военнослужащие, присланные британскими властями специально для поддержания порядка, при любом инциденте неизменно смотрели в другую сторону
Пуа Штайнер,
из цикла «Навеки мой Иерусалим»
Евреи вынуждены бежать из Старого города, чтобы не стать жертвами арабов
Пуа Штайнер,
из цикла «Навеки мой Иерусалим»
Раненые продолжали идти непрерывным потоком. Некоторых втаскивали на носилках и укладывали на пол или на кровать.
Пуа Штайнер,
из цикла «Навеки мой Иерусалим»
В 1920 году верховная власть Великобритании в Палестине получила официальное признание в форме мандата, предоставленного Лигой Наций. Британия должна была управлять делами в стране до тех пор, пока коренное население — еврейское и арабское — не достигнет политической зрелости и готовности к независимому самоуправлению.
Пуа Штайнер,
из цикла «Навеки мой Иерусалим»
Я старательно прислушивалась, пытаясь определить, кто же беседует в столь поздний час. Впрочем, это недолго оставалось загадкой, поскольку голоса становились все громче и громче.
Пуа Штайнер,
из цикла «Навеки мой Иерусалим»
Смотровая площадка на горе Сион всегда была переполнена людьми. Может быть, героине удастся увидеть оставленный дом?