Гадоль из Минска 9. Кончилась манна небесная

В день, когда завершился срок обязательства р. Неймарка содержать семью зятя, Йерухам попросил жену, чтобы она приготовила для них отдельный обед на их собственные средства. Однако тесть предложил ему по-прежнему питаться вместе со всеми, пока не отыщется подходящая работа, Йерухам сказал ему:

— Если ты желаешь продлить свое обязательство содержать меня в твоем доме еще на какое-то определенное время, я с благодарностью приму это, потому что пока у меня нет иного выхода. Но без определенного обязательства с твоей стороны я не смогу есть твой хлеб, ведь каждая новая трапеза будет мне казаться новой подачкой.

Реб Нахман Неймарк, горячо любивший зятя, готов был согласиться и на это условие. Но как только в городе стало известно, что закончился срок договора между зятем и тестем, почтенная и состоятельная семья Финкельштейнов предложила Йерухаму перенести свои занятия в их бейт мидраш, а они в награду за это брались полностью содержать его семью. Они хотели, чтобы этому замечательному авреху, известному своей святостью и удивительным прилежанием в изучении Торы, была открыта дорога в их дом, и рассчитывали, что свет духовности, излучаемый им, благотворно повлияет на все, происходящее в доме и бейт мидраше.

Догадываясь, что материальное положение тестя далеко не блестящее, поскольку он обременен заботами и о других своих детях, а его доходы вовсе не велики, и только из-за бьющей через край любви к Торе он готов принять на себя новые обязательства, которые ему не по силам, Йерухам согласился на предложение семьи Финкельштейнов.

Когда забота о пропитании была снята с его плеч, он продолжил свои исследования с еще большим рвением. Финкельштейны не только удовлетворяли все потребности Йерухама и его семьи с удивительной щедростью, но и очень уважали и почитали его, советовались с ним во всех своих семейных делах и совершали все согласно его советам. Несмотря на то, что Йерухам вообще редко покидал стены бейт мидраша и чуждался всяческих торговых и иных мирских дел, тем не менее он своим глубоким, аналитическим умом схватывал всегда самую суть дела и давал наиболее верный и рациональный совет. Даже знатоки и специалисты по коммерческим вопросам дивились его способности в считанные минуты разобраться во всех тонкостях дела.

В те дни Финкельштейнам предложили очень почетную партию для их дочери — жених был внуком гаона Д.Майзелиса, главы раввинского суда Варшавы, — по одной линии, и внуком гаона З. Раппопорта — с другой. В связи с этим Финкельшейны попросили Йерухама поехать в Варшаву, чтобы там обстоятельно познакомиться с женихом, и он с удовольствием согласился, потому что давно стремился увидеть знаменитых мудрецов Польши.

Прибыв в Варшаву, Йерухам узнал, что р. Майзелис с пренебрежением относится к ученым Литвы и к их стилю исследований. Это задело его, и когда р. Майзелис сообщил ему одно из своих открытий в толковании Торы, Йерухам обрушил на него целый ряд убедительных доказательств, противоречащих его теории. Быстро оказавшись в затруднительном положении, р. Майзелис признал его правоту и восторженно отозвался об аналитических способностях гостя. Тогда Йерухам спросил его:

— Чем я удостоился такой похвалы — ведь я из Литвы?!

Рав Майзелис ответил:

— Ты, как пшеничное зернышко, найденное на поле, засеянном рожью. — И с тех пор он очень почитал и ценил Йерухама.

Йерухам познакомился также с гаоном Я. Гизундхайтом, автором книги Тиферет Яаков, и с гаоном и праведником р. Ицхаком-Меиром Альтером из Гура, и со многими другими. И все высоко оценивали его и расхваливали на все лады, но самому Йерухаму было особенно дорого знакомство именно с Альтером из Гура, которого он очень полюбил.

Постепенно имя Йерухама становилось известно, в первую очередь благодаря главам поколения, побывавшим в Бриске.

Гаон р. Ш.-А. Тосефа, автор книги Минхат бикурим, комментариев на Тосефту, всякий раз, проезжая через Бриск, доставлял себе удовольствие побеседовать с Йерухамом о различных талмудических проблемах. Он говорил, что ход рассуждений молодого ученого напоминает ему тот глубинный анализ, который мы находим в трудах великого средневекового мудреца Рабейну Нисима из Героны.

Однажды в Бриск прибыл гаон рав Айзиль из Слонима, слава о котором облетела весь еврейский мир и «повсюду воскуряли фимиам его имени»[1]. Все мудрецы окружали его большим почетом. Оказавшись с друзьями в Бриске и услышав там об Йерухаме, он сообщил через Финкельштейнов, что хотел бы видеть его.

Рав Айзиль принял Йерухама очень приветливо, пододвинул ему стул и сказал:

— Я принимаю тебя просто как гостеприимный хозяин, а не как ученый раввин. Сейчас я прикажу поставить самовар и попьем вместе чаю, а пока вот — возьми сигару, покури и поговорим о том о сем.

— Я пришел не за этим, — возразил Йерухам. — У нас здесь нет недостатка в гостеприимных хозяевах. Я пришел к вам как к великому раввину народа Израиля и хотел бы ощутить благоуханный аромат ваших размышлений о Торе. Разрешите, учитель, задать вам один вопрос?

— Когда я путешествую, — ответил р. Айзиль, — я не настолько сосредоточен, чтобы углубляться в алахические вопросы.

— В таком случае, — попросил Йерухам, — пожалуйста, давайте обсудим те проблемы, по которым у вас уже есть готовое мнение.

— В этом нет необходимости, — ответил р. Айзиль. — Вот моя книга, возьми и изучай ее.

— В таком случае, — продолжил Йерухам, — разрешите мне поделиться с вами замечаниями, которые приходят на ум при чтении вашей книги.

— От этого я уже не смогу уклониться, да и не желаю, — ответил р. Айзиль. — Будь по-твоему.

Йерухам взял книгу Нахалат Йеошуа, заглянул в нее и задал вопрос, ставящий под сомнение сказанное там. Рав Айзиль попытался отвести его возражения, но безуспешно, и тогда он сказал:

— Возвратясь домой, я подумаю об этом и отвечу тебе.

Однако р. Айзилю стало неловко, что его слова снова выглядели как попытка увильнуть от ответа, и тогда он отворил свою сокровищницу и начал излагать перед Йерухамом свои новые объяснения различных мест Торы. А в этом он был несравненным богачом — оба Талмуда, книги древних мудрецов и величайших мудрецов современности как будто лежали наготове в его карманах, и поскольку он уже открыл уста, он стал подобен неисчерпаемому источнику. Он переходил от проблемы к проблеме, сопоставляя их, — что-то он пояснял, в чем-то находил противоречие, тут же разрешая его, а в некоторых случаях он высказывал совершенно новые идеи. Йерухам сидел перед ним, потрясенный силой ума этого великого человека и его эрудицией, приводящей в трепет, — ведь он излагал все источники по памяти, ни на йоту не отступая от языка оригинала и не упуская ни малейшей подробности, — причем речь лилась из его уст плавно, ровно, без запинки. Так прошло два часа: рав Айзиль продолжал говорить, а Йерухам молча слушал, подперев голову руками, так что посторонний наблюдатель мог бы подумать, что он дремлет или просто не понимает, о чем идет речь. Но когда р. Айзиль коснулся одной из проблем, рассматриваемых в трактате Бава батра, и изложил свое небольшое открытие, сделанное в этой области, Йерухам вдруг встрепенулся и воскликнул: «Как это хорошо!». Едва он произнес эти слова, р. Айзиль застыл на месте и с удивлением уставился на Йерухама. Затем он начал расхаживать по комнате, восторженно приговаривая как бы про себя: «Вот это понимание! Вот это сила! Различить среди множества моих речей по самым важным и значительным проблемам одно это маленькое замечание — это великое чудо! Сколько у меня еще есть таких открытий, как это?!».

С тех пор Йерухам стал одним из любимцев р. Айзиля, который повсеместно расхваливал его и восторгался им, говоря: «Его имя и авторитет не только полностью заслужены, но не соответствуют и половине его заслуг». И до конца своих дней он при каждой возможности посылал Йерухаму приветы и благословения из Слонима.

В Бриске также побывал минский гаон р. Зисл Раппопорт, приглашенный на свадьбу своего внука, о котором мы упоминали, и дочери богача Финкельштейна. Он был поражен беседой с Йерухамом и с воодушевлением сказал: «Если бы у нас в Минске был такой великий человек, “я искал бы его близости”[2] (Из его уст вырвалось пророчество, ведь спустя много лет Гадоль стал главным раввином Минска)». И в дальнейшем он неустанно, при всяком случае превозносил Йерухама и очень его любил.

В те дни — после смерти гаона Я.-М. Падве — в Бриске не было главного раввина, и жители города обратили свой взор к прославленному гаону р. И.-Ш. Натанзону, жившему во Львове. Зная, что этот мудрец всей душой привязан к Торе и только ею живет, евреи Бриска желали показать ему, что и среди них есть великие знатоки Торы, с которыми он сможет обсуждать самые сложные вопросы. Поэтому главы города попросили Йерухама, чтобы он начал переписку с р. И.­-Ш. Натанзоном, обмениваясь с ним мнениями в области талмудических исследований. Йерухам, изучив книгу р. Натанзона Яд Шауль, посвященную законам зароков и обетов, изложил ряд своих замечаний и отослал автору. Рав Натанзон написал ему ответ, проникнутый большим уважением, завершив письмо словами: «Разве город, в котором есть такие мудрецы, нуждается в раввинах из дальних мест?!».

[1] Иронический перифраз слов пророка Малахи (1:11): «Ибо от восхода солнца и до заката велико Мое Имя среди народов, и повсюду воскуряют фимиам Моему Имени».

[2] Ср. Йов 31:37.

с разрешения издательства Швут Ами