Отложить Отложено Подписаться Вы подписаны
В последнее время появляется все больше статей, обзоров и книг, посвященных буддизму и адресованных европейскому читателю, а значит, в значительной степени поверхностных и адаптированных. Не входило в мои намерения сравнивать иудаизм с буддизмом, преподанным в облегченном варианте. Но жизнь заставила.
На одном из уроков мы с учениками обсуждали раздел Торы, посвященный признанию Йосефа, египетского правителя, своим братьям. Книга Берешит, недельный раздел "Ваигаш", 45 глава: "И не смог Йосеф удержаться перед всеми, кто при нем присутствовал, и воскликнул: "Выведите от меня всех (египтян)"... И поднял крик с плачем... И сказал Йосеф своим братьям: "Я Йосеф! Жив ли еще мой отец?" Но его братья не смогли ему ответить, потому что смутились перед ним".
Сцена, полная страстей, боли и слез. Встреча братьев после долгой разлуки. Да не просто встреча, поскольку расстались они отнюдь не в силу случайных обстоятельств, а потому, что его продали. Кто продал? Родные братья и продали. Теперь голод по всей земле, а хлеб остался только в Египте. Пришли братья в Египет за хлебом, и тут заподозрил их неузнанный ими Йосеф в шпионских, извините, намерениях. Теперь, в конце длинной цепочки драматических событий, он перед ними раскрывается: "Я Йосеф! Жив ли мой отец?"
Не в первый раз давал я этот урок. Знаю, как новички на него реагируют, какие задают вопросы, в какой плоскости обсуждают этот рассказ.
Обычно я начинаю так: зачем Йосеф в самый напряженный момент спрашивает про отца? Смотрите, буквально несколько фраз назад, он уже осведомился о здоровье Яакова и получил исчерпывающий ответ. Заметим заодно, что реплика про отца явно мешает драматургам и писателям, взявшимся за этот сюжет. Томас Ман в знаменитой трилогии "Йосеф и его братья" ее не пропускает, но трактует как "неконтролируемый вопль души". Дескать, Йосеф тем самым заявляет: "теперь вы понимаете, что не просто так я вас спрашивал о родителе, не в силу предписаний восточного этикета; отвечайте мне как сыну – жив ли он?"
Но что-то не увязывается такая трактовка с контекстом мизансцены, тут явно спрятана какая-то внутренняя борьба.
Так вот, дорогие ученики, – говорю я на уроке, – трактовать сцену надо иначе. А именно: Йосеф возражает Йеуде, попросившего не забирать у них Биньямина, которого заподозрили в краже царского кубка. Так сказал Йеуда египетскому верховному сановнику, еще не узнанному Йосефу: "наш отец Яаков не переживет пропажу Биньямина, не убивай нашего отца". На это сановник отвечает: "пропажу Йосефа пережил, а пропажу Биньямина не переживет?" И чтобы аргумент был услышан, скидывает с себя маску: "я и есть Йосеф, ваш брат; это меня вы продали; и что – мой отец все еще жив?!" Все присутствующие в шоке.
Так я обычно веду свой урок: через вопрос-загадку, обсуждение – и ответ (своего рода катарсис).
Но однажды катарсис, что называется, не сработал. Один из учеников спросил, имитируя наивность: "уж не излишне ли наши праотцы эмоциональны? Кричат, плачут, не управляют своими чувствами. То ли дело подвижники буддизма, которые олицетворяют спокойствие и неучастие в круговороте сансары (череде смертей и перерождений). Где это видано, чтобы Будда плакал! А у нас в Торе все персонажи раздираемы страстями и волнениями. Нет, не возвышенными людьми были прародители нашего народа. Классом пониже ботхисатв (личностей, достигших "просветления")". – Так сказал перед всеми на моем уроке еврей, любитель буддизма.
И что я мог ему возразить?
Впору писать статью с параллельным анализом основ иудаизма и буддизма. Тем более опыт есть: писал же я про христианство и мусульманство в том же свете сравнения с иудаизмом [см. эссе "Три портрета"]. Но на такую компаративистику требуется время, желание и, главное, уверенность, что хоть кому-то это пригодится, – не в смысле появления на свет еще одного замысловатого текста, а в свете пользы евреям от знакомства с Торой.
Укажу только, что никакого круга перерождений, заведенного кармой (неизбывной судьбой), в Торе нет. Каждый проживает свою личную жизнь, неся ответственность за собственные мысли, слова и поступки. Да, надо исключить рабскую зависимость от желаний и страстей. Но не имеет смысла отказываться от того, что дано тебе Богом для раскрытия потенциала, который тебе тоже дарован. Надо знать, как свой темперамент применить, как сделать, чтобы он поднял тебя духовно, а не раздавил, не уничтожил.
В буддизме (как я его понимаю) у самой жизни нет цели. Она, жизнь, необязательна. Лучше выйти из этого круговорота бед, болей и ошибок. Надо все видеть в истинном свете, – так утверждает буддизм.
Иудаизм возражает: хорошо, конечно, все видеть в свете истины, но еще важнее – не ошибаться в поступках. Виденье – средство, поступок – главное, так говорит Тора.
Виденье – главное, поступок – следствие, так говорит Будда.
Вот и вся разница. Еврей живет в мире людей. Буддист обитает в мире правильных идей и взглядов, в мире незамутненного и холодного сознания. Еврею страшно не быть. Поэтому он кричит, во все вмешивается, требует справедливости, наполнен волнениями и переживаниями. Буддисту страшно быть. Поэтому он мечтает о нирване (освобождении от кармы и выходе из круга перерождений), – по существу, стремится к смерти, небытию.
По Торе, от страсти не отказываются, страстью управляют, включая весь жар своего сердца в праведный поступок.
Вот вам одна история, как мне кажется, на эту тему. Древняя история – столетней давности. Приехал рав Хаим Соловейчик, великий ученый Торы, в город Минск, чтобы собрать деньги на поддержание своей ешивы в Воложине. Остановился у бывшего воложинского ученика, рава Зельдовича, с недавних пор занявшегося бизнесом, но не прекратившего ни учебу, ни преподавание, ни помощь ешиботникам.
Рав Зельдович тепло встретил учителя и предложил ему пожить у него неделю-другую, а он сам соберет нужные деньги, пусть мудрец ни о чем не беспокоится и продолжает свои ученые занятия Торой. Так и произошло: жил раввин у своего ученика, а тот занимался, по его выражению, "доставанием денег". Прошла неделя, затем вторая. Рав Соловейчик поинтересовался, как продвигается дело. Зельдович ответил, что половина суммы уже есть, требуется такой же срок на вторую половину. Прошли еще полмесяца, необходимая сумма была собрана, раввин и ученик тепло распрощались.
Но вскоре в Воложин прибыли на раввинский суд два человека, полные претензий друг к другу и не желающих примириться, пока их не рассудят по всем правилам и законам Торы. Один из них был рав Зельдович. Второй – его бывший близкий друг и компаньон, рав Финес.
Что произошло? Оказывается, рав Финес, тоже бизнесмен и удачный торговец, обладатель выдающихся личных качеств, слывший праведником и человеком незаурядных умственных способностей, требует справедливости. Они с Зельдовичем с детства вместе учились в ешиве, на пару разбирали Талмуд, на пару открыли свои дела и договорились, что всегда и везде будут на равных участвовать в любом деле, деля пополам прибыли и потери, если таковые случатся. Но теперь произошло непредвиденное: прибыл к ним в Минск рав Соловейчик и попросил помощи от Зельдовича. И тот, ничего не сообщив другу Финесу, сам из своего кармана заплатил все деньги для Воложинской ешивы. Получается, что он нарушил договор. И теперь Финес требует, чтобы Зельдович взял у него половину суммы. Но поскольку Зельдович отказывается, он, Финес, обращается с жалобой к самому раву Соловейчику.
Чем оправдывался Зельдович? Он, не скрывая эмоций, громко объяснял всем и каждому, что одно дело бизнес, совсем другое – помощь ешиве. На что Финес не менее экспрессивно кричал: для человека Торы нет бизнеса отдельно, а Торы отдельно! Раз договорились во всем быть на равных, обязан взять его, Финеса, деньги, и не "прикарманивать" себе всю заслугу в деле оказания помощи нуждающимся.
Спросил рав Соловейчик у Зельдовича: если заплатил свои деньги, то почему заставил его пробыть в Минске целых две недели до первой суммы?
Зельдович сознался: трудно было расставаться с деньгами.
А почему дал по частям?
Вторую часть, – так он пояснил смущенно, – отдавать было еще тяжелее; пришлось долго работать над собой, чтобы отдать цдаку (помощь) с радостью в сердце, как положено.
А про мою радость в сердце ты подумал? – горячился рядом его бывший друг.
На это Зельдович, очнувшись, принялся кричать: я такую страшную работу над собой совершил, а ты предлагаешь взять твои деньги?!
Чем закончилась история, какое решение вынес суд под председательством раввина Соловейчика, нигде не написано. Да это и неважно. Главное, работа над собой, над своим сердцем.
Не уйти от жизни со всеми ее проблемами и страстями – вот чего требует Тора, а вложить страсть в "духовный рост".
Наша цель – не уйти в сторону, а подняться вверх. "В сторону" и "вверх" – разные направления. В этом, наверное, главное наше расхождение с восточными мудростями.
Теги: Драша