Отложить Отложено Подписаться Вы подписаны
Ох уж эти жертвоприношения! Сколько ни объясняй и не разводи теорий, все равно современному человеку трудно их принять и увидеть в убиении животных что-либо позитивное. Да, ради еды мы их убиваем, но тут иначе нельзя, как еще съедим? Но ради приношения Б-гу - зачем это нужно? Нельзя по-другому Ему служить?
Да и Он ведь сам сказал, что можно: по словам мудрецов, после разрушения Храма вместо жертв помогают молитвы. Утренняя молитва Шахарит соответствует утренней жертве Тамид, молитва Минха – дневной жертве и т. д. Вот и хорошо, почему бы не оставить – и изначально не устроить – все именно так?
Много можно думать и пытаться формулировать, но не удивлюсь, если в конечном итоге придется сказать: в своем нынешнем состоянии мы не способны по-настоящему понять жертвоприношения. Мы давно отвыкли от них как от средства сближения с Б-гом, поэтому любой рациональный аргумент или цитата натолкнется на внутренний протест. Многие аспекты мира в изначальном его состоянии и относящиеся к ним заповеди мы просто не понимаем.
Но, возможно, сумеем в некоторой степени «ухватиться» за понимание того, как именно молитвы заменяют жертвы. Эта замена, оказывается, не так-то проста.
Но сначала еще один вопрос: если жертвы и есть благо, то почему не в любом месте? В этой главе (Ваикра 17) Тора строго запрещает приносить их на частном жертвеннике (бама), вне Храма. Наказание за это – искоренение души (карет), одно из самых суровых в Торе, как за нарушение Шабата или за разврат. Хотя речь идет о приношении жертв Самому Б-гу, а не идолам. Почему же подобное приношение считается таким тяжким грехом?
А если и считается, то почему не всегда?
Ведь в этом плане в еврейской истории были разные периоды. После того, как евреи поселились в Земле Израиля, приношения на частных жертвенниках были разрешены, пока Скиния оставалась в городе Гильгаль. После ее перемещения в Шило частные жертвенники были запрещены, но после разрушения Шило (в конце эпохи Судей и начале эпохи Пророков) вновь разрешены - до постройки Храма. Таким образом, бывали времена, когда на частных жертвенниках было можно делать приношения. Значит, тогда это считалось благородным делом, служением Б-гу. А бывали времена, когда, наоборот, такие приношения было делать нельзя, и это считалось страшным грехом. Так хорошо это или плохо, и если плохо, почему?
В Торе есть намеки, что такие приношения связаны с идолопоклонством. Например, объясняя запрет в этой главе, Тора говорит: «Чтобы доставляли сыны Израиля свои жертвы, которые они забивают в поле, к Г-споду, в Шатер Собрания… и чтобы не забивали свои жертвы больше демонам», то есть идолам (там же 17:5-7). А если приносят жертвы в поле, но Б-гу? Все равно, по словам Талмуда (Санедрин 106б, Раши там), жертвоприношение вне стен Храма подобно приношению идолам. Также, по словам Талмуда (Менахот 109а), коэн (священник), который совершил приношение вне Храма, становится негодным для дальнейшей службы, подобно коэну, который совершил приношение идолам. Но почему, если на самом деле люди приносили именно Б-гу?
Ответ дают комментаторы: в жертвоприношении требуется единство, ибо так отражается Единство Б-га: все приносят одному Б-гу в одном месте. Если же разные люди приносят в разных местах, создается впечатление, что каждый приносит своему богу (Абарбанель, Ваикра, там же).
Ведь ключевая разница между служением Б-гу и идолам не просто в том, что одно «правильное», а другое нет, а в том, что идолов много, а Б-г один. «Идолы» - это не обязательно вымышленные боги или вытесанные истуканы: это могут быть реальные силы природы, «звезды», ангелы – но каждый из них представляет одну из многих сил, тогда как Б-г возвышается над всеми и является источником их всех; они лишь марионетки в Его руках. Идолопоклонство – утрата понимания этого факта, потеря связи с единым Б-гом и поклонение отдельным силам, которые в реальности не самостоятельны. А служение Б-гу – это связь с самим Источником, в котором все едино. В этом и заключается смысл еврейства, поэтому еврейское служение Б-гу должно выполняться именно всеми вместе.
Мальбим (в начале гл. Трума) добавляет: когда все приносят жертвы в одном месте, это свидетельствует и о единстве самого народа, что тоже связано с сутью еврейства. Только добившись полного единства («как один человек, с одним сердцем»), евреи удостоились Получения Торы (Раши Шмот 19:2). Когда же они скатились в результате греха золотого тельца, то, помимо идолопоклонства, было нарушено и единство народа.
Ибо здесь тоже одно с другим связано: поклонение Единому Б-гу создает и единство в народе, общая цель объединяет, а поклонение идолам создает раскол, ибо идолов много, и поклонники каждого отрицают других. Вот и когда евреи поклонились тельцу, сказано (Шмот 32:4): «Вот твои божества, Израиль», во множественном числе. Мудрецы (Санедрин 63а) толкуют: хотя в Торе упомянут один телец, на самом деле там было много божеств.
Таким образом, хотя приношение на частных жертвенниках делалось Б-гу, оно ассоциировалось с идолопоклонством, и потому было так же строго запрещено.
Но тогда остается и даже усиливается другой вопрос: почему были эпохи, когда приношение на частных жертвенниках было разрешено? Куда девалась тогда ассоциация с идолопоклонством?
Да и почему люди должны испытывать соблазн делать приношения именно на частных жертвенниках, так что Торе приходится либо разрешать им, либо с большими усилиями удерживать их? Судя по текстам Танаха, приношение на частных жертвенниках в эпоху Танаха действительно было чрезвычайно распространено, людей явно к этому тянуло. Но какая им была разница, где приносить животное, на частном жертвеннике или в Храме? Ну, может быть, до Храма сложнее добираться – а в ту эпоху с транспортом было, мягко говоря, не очень – но все же не похоже, что это было единственным фактором. Люди не просто хотели избежать хлопот, но буквально пылали желанием приносить на частных жертвенниках. Почему?
Я слышал такое объяснение. Жертвоприношение является одним из способов служения Б-гу. Нам сегодня трудно понять суть самого жертвоприношения, но можно понять на примере других способов служения Б-гу, доступных и нам: молитве и изучении Торы. Ведь, как сказано, в наше время молитва в определенной мере заменяет сами жертвоприношения, а также и изучение их законов в Торе.
А в молитве и в изучении Торы наблюдается следующее: хотя Тора одна, и текст молитвы в наше время тоже один для всех, тем не менее, у каждого человека есть свой подход к изучению Торы и свой стиль молитвы. И у каждой группы тоже. Евреи бывают разные: в наше время – ашкеназы, сефарды, хасиды разных течений. У каждой из таких групп свой характер – и свой стиль молитвы. Да и внутри, казалось бы, одной группы на самом деле есть много разных типов людей. В каждой синагоге молитва ведется несколько иначе, даже если идет речь о разных синагогах одного течения. И часто случается, что человек чувствует: вот эта синагога подходит ему больше, ее молитвой он проникается. Это его стиль, его молитва, его община. А другая синагога подходит меньше, он не чувствует свою принадлежность к ее молитвам. Где-то молятся быстрее, где-то медленнее, где-то больше поют, где-то меньше – а когда поют, то разные по типу мелодии, более или менее мощным хором и т. д.
(Мелодии и хоры, кстати, могут послужить еще одним примером: ведь и в музыке одно и то же произведение можно исполнять разными способами. Партитура, вроде бы, одна, но когда исполняет один пианист или оркестр под управлением одного дирижера, то звучит так, а когда кто-то другой, иначе. Здесь кто-то больше ускорил, здесь больше выделил этот аккорд и т. д. – так одно и то же произведение на практике становится совсем другим. И бывает, что для меломана произведение красиво только в этом исполнении, в котором он находит отражение и выражение собственных чувств и переживаний, а в том – наоборот, нестерпимая фальшь. Что они сделали с моей музыкой!)
Аналогично, в изучении Торы у каждого свой склад ума и свой подход. Как и у разных течений, и у разных типов людей внутри каждого течения. У каждой ешивы свой стиль изучения (дерех а-лимуд), своя «школа», как известно каждому, кто знаком с миром ешив. И тем, кто обрел свои навыки в одной ешиве, бывает непросто состыковаться с представителями другой «школы»: они задаются разными типами вопросов при анализе Торы, вырабатывают ответы, руководствуясь несколько иной логикой. В этом плане человек тоже может чувствовать, что одна ешива – его место, ее учащиеся его понимают, с ними «кашу сваришь», а другая – нет, «не мое», там все мыслят и изучают Тору по-другому, и вопросы задают «не по делу», и своими ответами не «по-настоящему» все проясняют и ставят на свои места.
И это разнообразие – вовсе не зло. Наоборот, это букет, пышная крона дерева, образовавшаяся в результате отхода ветвей в разных направлениях от центрального ствола – пока эти ветви остаются связанными со стволом и питаются «соками», вытекающими из него. Б-г не случайно создал людей разными – у каждого свой характер и свой путь к Нему. В этом Его величие: Он создал много ветвей и течений, казалось бы, разных, но все это можно связать вместе, так что они образуют единое гармоничное целое.
Вот и в жертвоприношениях, по всей видимости, было возможно подобное разнообразие стилей и подходов.
Особенно в свете того, как молитва на самом деле заменяет жертвоприношение - возвращаемся и к этому вопросу.
Так описан этот «механизм» в книге «Маор ва-Шемеш» (гл. Итро): человек молится с великим жаром, и горит в нем огонь Б-га, и объял его до такой степени, что пожирает его нутро, как внутренности приношения на жертвеннике. А дуновение его уст подобно дыму сожжения, возносящемуся до Небесного Трона, и воплощены в нем любовь и благоговение. Такое «сожжение» примется Б-гом, как жертва всесожжения на жертвеннике.
Весьма интересное описание, надо сказать: ведь отсюда становится понятным не только, как молитва заменяет приношение, но и как действует само приношение. Похоже, что основная его суть – вовсе не принесение животного – или чего-либо другого - в жертву (ведь не это на самом деле означает слово корбан), а зажжение «огня» в самом себе. «Горение» страстью и вдохновением, вознесение и приближение (реальное значение слова корбан) «к Небесному Трону».
Согласно известному объяснению мудрецов, забой и сожжение животного дает принесшему жертву человеку чувство, что он сам заслуживает такого наказания за свои грехи, и заставляет его раскаяться. Но ведь не все жертвы служили искуплением за грехи. Самым первым указанием их приносить было дано Адаму еще в Эденском саду. В Торе (Берешит 2:15) написано, что Б-г поместил в нем Адама леавда у-лешомра – с целью «обрабатывать и охранять его». И мидраш (Берешит Раба 16:5) толкует: это означает жертвоприношения. (Слово авода – «работа», «обработка», означает также «служение», а это слово в Торе обычно означает жертвоприношения.) Итак, еще до совершения греха, который необходимо было бы искупить, Адам получил указание приносить жертвы – просто потому, что в его изначальном, идеальном состоянии в Эденском саду это было благим делом.
Значит, для Адама наблюдение за жертвами означало не ощущение, что он сам «заслуживает» такого «наказания», а помогало ему самому «зажечься» страстью. (Впрочем, возможно, как раз Адам на том этапе обходился вовсе без приношений животных, см. ниже.)
Как? Похоже, что наблюдение того, как животное в огне возносят Б-гу, помогает человеку самому «загореться» и «вознести себя» к Нему. (Как именно, казалось бы, «негативное» убиение и сожжение животного на самом деле является «позитивным» зажжением и вознесением Б-гу нам все-таки трудно понять. Но именно так оно воспринималось людьми эпохи, в которой эта заповедь могла выполняться на практике.) Визуальные ощущения, наблюдение за действом вызывают чувства аналогичных свершений в душе и помогают человеку сотворить и испытать подобное действо внутри себя самого. Так работают все фильмы и представления: зрители отождествляют себя с героями, с показываемым им действом, и, в некоторой степени, сами становятся его участниками, испытывают аналогичные переживания.
Или возьмем концерт: жертвоприношения ведь тоже сопровождались пением левитов и их игрой на инструментах, это было единое действо. Для современных музыкантов тоже музыка и ее исполнение – это не просто произведение каких-то приятных звуков, это вдохновенный труд и служение (авода)! Пианист мог бы только пальцами двигать достаточно ловко, чтобы сыграть все нужные ноты, но он раскачивается всем телом, «чувствует» музыку, «купается» в ней, потеет. Дирижер тоже не просто махает руками в такт, показывая каждому музыканту, когда надо вступать, а работает всем телом, чувствует и пропускает музыку через себя, с потом и слезами.
И слушатели тоже ощущают участие в этом действе: страсти музыки кипят и в их душе. Некоторые меломаны при слушании музыки (скорее наедине) любят и сами дирижировать. Нет, не по-настоящему дирижировать – и некем, да и не так это делается на самом деле. Скорее, это своего рода танец – движение тела под музыку так, как, по ощущениям танцора, он выражает ее суть. Вот здесь музыка подразумевает такое движение, там – такое, правильно!
Другими словами, танцуя под музыку, человек выражает самого себя. Он обнаруживает, что конкретная музыка перекликается с его собственными чувствами, что они могут и должны быть выражены теми или иными движениями в такт. Он это осуществляет, с полной отдачей, уставая и потея. Но при этом чувствует: хотя он «отдал все», «выложился» и «всего себя оставил» там, где танцевал, при этом он не потерял, а обрел нечто важное: душевный подъем и трансформацию. Он вынес на поверхность и раскрыл свою сущность и «реализовал» ее. Он почувствовал себя… похожим на Б-га, а значит, близким к Нему.
Ведь, по словам мудрецов, высшее благо, которое способен обрести человек, - это уподобиться Ему, отождествиться с Ним. Это не значит чувствовать себя Б-гом, но Его представителем. Для этого надо идти Его путями: Б-г творит, а затем делится плодами Своего творчества с другими. И человек должен так делать.
Или более обобщенно: Б-г обладает великим потенциалом, который Он реализует, тем самым «раскрывая» Свою сущность. Он и до сотворения мира был идеальным и самодостаточным. Но Он обладал потенциалом сотворить мир, и этот потенциал был реализован фактическим актом творения.
Вот и человек, обладающий способностью выполнить ту или иную работу, должен этот потенциал реализовать. И он работает с полной отдачей (как сказано, «работа» - тоже одно из значений слова авода), раскрывая при этом свою сущность – «поднимая» ее из глубин, где она была заложена (аалеу ле-ола – сказал Б-г Аврааму, повелевая ему совершить приношение Ицхака: буквально – «подними его»), и тем самым реализуется. Так он сближается с Б-гом, в большей степени с Ним «отождествляется».
Быть может, не все сегодня так глубоко чувствуют музыку, но, судя по письмам и высказываниям тех, кто жил в эпоху написания классики, на людей того времени она имела колоссальное воздействие и доводила их до слез и до экстаза.
Похоже, что так действовали и жертвоприношения на людей соответствующей эпохи. А мы этого не понимаем, как не полностью понимаем даже тех, кто приходил в экстаз век-два назад.
Теперь понятно, почему люди хотели приносить жертвы именно на частных жертвенниках: каждый хотел выполнять служение в своем стиле, чувствуя, что именно так он зажигает в себе «огонь», проникается этой «музыкой» и возносится, выражает свои чувства, свою любовь и благоговение. А другой стиль жертвоприношения ему чужд, не выражает его чувства, не «зажигает» его. Б-г создал людей так, что каждого «зажигает» свой стиль служения, каждый сближается с Ним путем своего приношения.
Поэтому бывали периоды, когда приношения на частных жертвенниках были разрешены. На тех этапах истории Б-г пожелал, чтобы каждый человек и каждая группа людей выработала свой путь и подход к служению, «нашла себя». В основном – после заселения народом Земли Израиля, когда, проведя в пустыне сорок лет в составе единого коллектива, каждое колено получило свой надел. В ту же эпоху, кстати, существовал запрет выдавать дочерей за представителей других колен, чтобы к ним потом не перешел унаследованный надел земли (Бемидбар 36:6 – 7). Ибо тогда было важно, чтобы каждое колено развилось и укоренилось. Чтобы из ствола выросла крона. Как и сегодняшняя эпоха в плане молитвы и изучения Торы является, в свете сказанного, эпохой «разрешения частных жертвенников».
Но почему тогда в другие эпохи приношение на частных жертвенниках было строго запрещено и уподоблялось идолопоклонству?
А потому что потом, главным образом, после постройки Храма, наступал другой этап: все выработанные пути должны были сойтись воедино в центре. В конечном итоге величие Б-га демонстрировалось тем, что все созданные Им разнообразные частности могли сойтись в одну гармоничную общность. Таким было служение в Храме: чудесным образом, оно было не «частностью», а «общностью». В нем каждый мог найти что-то свое, ощутить, что оно зажигает «огонь» и в нем, почувствовать свою причастность. (Ведь и одну и ту же музыку или книгу бывает, что люди любят по разным причинам, каждый видит в ней свою красоту.)
Поэтому, описывая посвящение жертвенника Скинии, Тора дает полный список приношений вождя каждого колена (Бемидбар 7), хотя эти приношения были одинаковыми. Ибо каждый принес по собственному побуждению, исходя из своих соображений, но такова природа центрального жертвенника, что на нем все подходы сходятся воедино.
И в такой ситуации тот, кто по-прежнему предпочитает приношение на своем, частном жертвеннике, уже не представляет один из легитимных путей служения, одну из ветвей дерева. Ведь сейчас все ветви соединились в стволе. Значит та, что по-прежнему сама по себе, - уже не является частью этого дерева.
Ведь и в период разрешения частных приношений каждый человек (или группа) может почувствовать, что именно его путь – не просто особый, но и единственно верный. У каждого, как водится, свои достоинства и недостатки, и вот у моего (нашего) пути есть такие достоинства, каких больше ни у кого нет! Наше служение самое проникновенное! Наш подход к изучению Торы самый интеллектуальный/глубокий и т. п.! А их подход разве может сравниться с нашим?
Таким образом, здесь возникает тонкая грань между здоровой гордостью и гордыней. Между «патриотизмом» и «национализмом». Поэтому период разрешения частных приношений не может продолжаться вечно. В конечном итоге, каждый человек должен прийти к правильному равновесию: я уникальный – член команды. Наша группа особая – и их группа тоже, вместе мы служим Единому Б-гу. А тот, кто на этом этапе не служит вместе с нами – тот, получается, служит уже не Б-гу… Для него главное не то, что он служит Б-гу, а то что Он служит (Б-гу), именно таким образом, какой он находит правильным. А это уже любование не Б-гом, а собой любимым...
Так что каждый, кто воистину является частью еврейской общности, найдет свой удел в общем служении и свой особый язык пламени в костре общего жертвенника.
В свете сказанного становится понятным объяснение многими комментаторами греха Йеровама. (Нецив к Шир а-Ширим (6:5), Абарбанель к Мелахим I (12:25), Кузари (4:14).) Возглавив отколовшиеся от народа Десять колен и основав Израильское царство, Йеровам установил тельцов в Бейт Эле и в Дане, и запретил народу совершать паломничество в Храм. В конечном итоге Десять колен погрязли в идолопоклонстве и были изгнаны еще до того, как пало оставленное ими царство Иудеи.
Однако комментаторы подмечают: хотя считается, что Йеровам совершил великий грех, в Пророках не найти обвинения его в идолопоклонстве. В этом обвиняют Ахава, одного из последующих царей Израильского царства, но не Йеровама.
Ибо на самом деле не в этом заключался его грех. (Установленные тельцы – всего лишь символы его колена Эфраима, сына Йосефа, уподобленного быку.) А заключался он – в разрешении приношений на частных жертвенниках. Йеровам велел народу приносить жертвы таким образом, а не нести их в центральный Храм. В свете сказанного, хотя само это не является идолопоклонством, корень идолопоклонства создает.
Но и на этот грех как мог Йеровам пойти? Ведь, по словам Талмуда (Санедрин 102а), он на самом деле был великим мудрецом.
Его ошибка была в том, что он принял политический раскол за санкцию духовного. Ведь политический раскол царства на две части – отделение Десяти колен от Иудеи – вовсе не было грехом. Наоборот, на этот шаг Йероваму велел пойти пророк Ахия а-Шилони (Мелахим I 11:31). Наступал период, в котором разные ветви еврейского народа не могли продолжить совместную жизнь политически, в одном государстве. И Йеровам подумал: в таком случае полного единства все равно уже нет, оно подорвано. Значит, делать все жертвоприношения в центральном Храме тоже уже необязательно, настало время каждой ветви вновь развиваться по-своему.
Но в этом он был не прав, ибо Храм на том этапе разрушен не был. Значит, в духовном плане единство народа должно было сохраниться. Живущие в разных государствах евреи должны были продолжить собираться вместе на служение единому Б-гу. И Йеровам, как великий мудрец, должен был это понимать. Поэтому его разрешение приносить жертвы на частных жертвенниках было продиктовано стремлением к личной власти над своей ветвью, а не заботой о ее здоровом развитии. А это уже великий грех подрыва единства и корень идолопоклонства.
Но все-таки, почему ради того, чтобы «загореться» и испытать душевный подъем, надо убивать животное? Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать?
Вернемся к Адаму. По словам Шла (начало книги Ваикра), для Адама в его изначальном идеальном состоянии в Эденском саду понятие приношения (корбан) действительно означало не забивание и сожжение животных, а исключительно «зажигание» собственной души – как добавляет Шла, подобно состоянию душ праведников в небесном Эденском саду. И только после греха и духовного падения Адаму пришлось принести в жертву быка.
Почему?
Шла связывает это с общими фундаментальными изменениями человека и его мира в результате утраты изначального идеального состояния.
А именно: на том этапе в мире возникло три типа разделения и неравенства, которых изначально не должно было быть - и не было бы, если бы Адам удержался от греха. Неравенство возникло в пространстве, во времени и в людях.
Пространство изначально должно было быть в одинаковой степени святым. Не было бы особой Земли и особого Храма, более святых, чем то, что их окружает, – все было бы включено в один Эденский сад (и так будет в конечном итоге, см. книгу Ирмияу 3:16).
Время тоже изначально должно было быть одинаково святым, без различий между Шабатом и буднями (и будущее действительно описывается как йом ше-куло Шабат – «день, который весь является Шабатом»).
Наконец, все люди должны были быть в одинаковую меру святыми: не было бы коаним, священников на одном уровне, левитов на другом, каким-то образом ниже, а остальных еще ниже. А все были бы мамлехет коаним ве-гой кадош - «царством священников и святым народом» (Шмот 19:6).
Ведь и это неравенство статусов нам трудно понять, как и все подобные различия. Если в человеке (или времени, или месте) нет каких-либо конкретных недостатков, если он «хороший», то почему он считается менее святым, чем кто-то другой?
Но из утверждения Шла следует, что это действительно часть несовершенства человека и его мира, создавшегося в результате греха. Человек неидеален, поэтому не все человечество может быть святым. И пространство неидеально, поэтому не каждое место свято. И время тоже. Но все это будет исправлено в будущем.
Получается, что есть еще одна часть этого несовершенства – неспособность человека самостоятельно совершить корбан - приношение-приближение к Б-гу – то есть «зажечь» себя внутри полностью самому, без наблюдения приношения животного. (Услышать музыку внутри себя самого и проникнуться ею так же хорошо, как если бы ее здесь играл оркестр.) Если так, то когда человек вновь обретет идеальное состояние, то вернутся корбанот - разные способы зажигания огня в своей душе, ее вознесения и приближения к Б-гу: Ола, Шламим и т. д. Но забой животных, быть может, нет? Не знаю. В Шла есть и другие места, из которых необязательно следует, что тогда приношения будут в корне иными. Общепринятое понимание - они будут восстановлены в той форме, в какой были в Храме. Для людей той эпохи их смысл был понятен, и было очевидно, что и для животного это не «негатив», а «позитив». И если корбанот будут восстановлены в той форме, то и люди тоже, к ним вернется понимание, и ощущение этой истины. Так что в любом случае волноваться не о чем. А как именно все будет - поживем, увидим.
