Мама не знала страха

Светлой памяти моей мамы Лиоры Гамбург посвящается

Жизнь очень коротка. Эта мысль обрушилась на меня со всей силой, когда врач «Хацолы» сказал мне, что моя мама умерла. 

Мама ушла из этого мира совершенно неожиданно.
Ее внезапная смерть застала нашу семью врасплох. До последнего дня мама была полна энергии и света, которым с радостью делилась с окружающими, посвящая все свое время людям и заботе о них.
Своей скоропостижной кончиной мама как будто хотела передать всем нам, чтобы мы ценили каждый день жизни.
Жизнь слишком коротка, чтобы мы воспринимали ее как нечто само собой разумеющееся, вечно откладывая на завтра общение с любимыми и дорогими людьми. Каждый день жизни — это подарок, которым следует распоряжаться с мудростью, не упуская возможности выражать свою любовь и свое тепло друг другу…
Начав изучать Тору еще в Москве в конце семидесятых, моя мама, которую звали Лора, взяла себе еврейское имя Лиора, что означает на иврите «мне свет». И это имя выражало суть ее души.
Для того чтобы делиться светом, человек должен прежде всего обрести свет в своей душе.
Свет, «ора» — это Тора, писали мудрецы Талмуда. Всю свою жизнь, до последнего дня, моя мама вдохновенно изучала Тору. На ее столе всегда лежали открытыми еврейские философские книги, как например, «Пути праведных» Рамхаля или «Возрадуйся, юноша!» рабби Авигдора Миллера. Мама часто звонила мне лишь для того, чтобы обсудить изучаемую ею тему Торы. Моя мама не скрывала обретенного ею света, а освещала им все вокруг.
Она была гением общения, магнитом, притягивающим к себе окружающих.
Мама была чрезвычайно гостеприимным человеком.
Вскоре после приезда в Бруклин в 1987 году она вместе с мужем рабби Александром Гамбургом принимала в своем доме по субботам и праздникам многих людей, деликатно и ненавязчиво помогая им приобщиться к еврейству. Именно моя мама стала душой субботних занятий Торой в бруклинской синагоге, которые привлекли к себе уже ушедших в мир иной Лидию Крейдлин и Бориса Рабинера и, дай Б-г, на долгие годы Александра Штрайхера, Леонида Лозинского, Давида Мельцера, Арнольда Малиевского и многих других талантливых авторов, создавших в 1992 году газету «Еврейский Мир».
Моя мама обладала огромной силой слова, способностью вести за собой людей. Нет ничего удивительного в том, что еще в 1987 году она вдохновила русскоязычных родителей Бруклина отправить своих сыновей в еврейскую школу, создав таким образом Sinai Academy. В 1990 году мама воодушевила родителей девочек, создав Ora High School, в которой в течение многих лет преподавала Тору. Только сегодня я понял, что название школы «Ора» (свет) было корнем ее имени Ли-Ора.
В чем заключался секрет уникальной силы слова моей мамы? Слова, исходящие из сердца, проникают в сердце, учили мудрецы. Слова моей мамы исходили из ее сердца и проникали в сердца слушателей. Ее доброжелательность была неподдельной, она от всей души любила людей, и, чувствуя это, они верили в ее искренность.
Моя мама была чрезвычайно смелым человеком. Именно поэтому ее любовь к людям не была фальшивой, лицемерной игрой. Она не знала страха, и ей незачем было манипулировать людьми.
Думаю, что не ошибусь, если скажу, что отличительным, уникальным качеством моей мамы была храбрость.
Еще в 1978 году моя мама открыла свой дом для уроков Торы известного московского отказника Ильи (Элиягу) Эссаса. Сначала по четвергам к нам приходили 10–15 молодых людей. Вскоре их стало уже 20, 30, 40 и более интересующихся Торой московских евреев, во многом благодаря гостеприимству моей мамы, теплой атмосфере нашего дома. Каждый раз во время урока мама ставила на стол кошерные бутерброды и самовар. На праздник Песах 1980 года у нас дома разместились 70 мужчин. Илья Эссас учил тогда в первую ночь Песаха, как проводить Пасхальный седер, чтобы во вторую ночь праздника все могли уже сами провести его в своих семьях. Так в наш дом начали приходить узники Сиона: Йосеф Бегун и Юлий Эдельштейн, а также Пинхас Полонский, Александр Барк, Моше Гойхберг, известный еврейский писатель Эзра Ховкин. Узнав о кончине моей мамы, он прислал следующее сообщение: «Лева, примите мои самые искренние соболезнования. Пусть все добрые дела, которые мама без счета совершала в России и, полагаю, на новом месте тоже, пойдут ее светлой душе в заслугу многократно. Моя жена Геула напоминает, что нашу хупу мы поставили в ее доме…»
В доме моей мамы многие московские евреи не только изучали иврит и Тору, но и проводили субботы и праздники. Впервые сотрудники КГБ ворвались в этот дом на Красноказарменной улице в декабре 1979 года во время праздника Хануки. Тогда впервые был арестован Юлий Эдельштейн. Ровно через год во время Хануки на уроке Торы Ильи Эссаса КГБ устроило настоящий погром. «Вы уедете, но только не на Ближний Восток, а на Дальний», — угрожал маме гэбэшник. Но ничто не могло запугать мою маму, она не знала страха.
В чем секрет этой удивительной отваги?
Прежде всего она была дочерью своих родителей. Ее отец и мой дед Абраша был человеком невероятной силы. Еще подростком он не трепетал перед антисемитской шпаной Павлограда, а вступал в драку. Завидев его, антисемиты, поджидавшие еврея для избиения, разбегались. Став солдатом во время Первой мировой войны, мой дедушка был окружен в штыковом бою группой немецких солдат. Он должен был погибнуть, но вышел из боя живым, положив десять врагов. Он был награжден Георгиевским крестом «за выдающуюся храбрость, проявленную в бою против неприятеля». Этот военный орден являлся высшей наградой для солдат и унтер-офицеров российской армии.
Вскоре был еще один бой, в котором мой дедушка вновь проявил отвагу и вновь он, еврей, стал Георгиевским кавалером российской армии. Всю свою жизнь мой дедушка Абраша непримиримо боролся с антисемитами, в том числе и кулаками.
Моя бабушка Люба тоже была бесстрашным человеком.
«Любовь Израилевна, ученики не могут произнести вашего отчества, — обратился директор московской школы к моей бабушке, работавшей там учительницей музыки. — Мы будем называть вас Любовь Ивановна». Этот разговор произошел в 1953 году, в разгар «дела врачей», когда многих евреев увольняли с работы. В то время мой дедушка отбывал десятилетний срок в лагере. Казалось, бабушка должна была отказаться от Израиля — имени своего отца. Если бы ее выгнали из школы, кто бы кормил двух ее дочерей?
«Нет, — ответила бабушка. — Я Любовью Израилевной родилась, Любовью Израилевной и умру!»
Моя мама всегда помнила эту историю и относилась к слову Израиль с особым трепетом.
Многие советовали моей маме, чтобы она растила меня русским. «В нас ведь нет ничего еврейского», — повторяли советские евреи, утверждая, что воспитаны на великой русской культуре и говорят на могучем русском языке. Зачастую родители вообще не сообщали своим детям, что они евреи. Один из моих московских друзей рассказывал, что узнал о своем еврействе лишь в 11 лет, когда одноклассники обозвали его жидом.
Однако моя мама с самого раннего возраста, с трех лет, говорила мне, что я еврей: «Если кто-то спросит тебя, кто ты по национальности, отвечай: «Я — еврей!» Мама не ограничивалась словами. Я был еще совсем маленьким, когда ко мне подходили соседи и по просьбе мамы спрашивали: «Кто ты по национальности?» — и я отвечал: «Я — еврей!»
В качестве примера удивительной храбрости моей мамы, ее силы убеждения и ее стремления помогать людям, я хочу привести следующий случай. После того как СССР ввел войска в Афганистан, отношения с Западом испортились, и, мстя США, власти почти полностью прекратили выпускать евреев. Между тем многие семьи, ожидавшие выезда, оказались в трудной ситуации — без работы и средств к существованию. Особенно отчаянным было положение семей с сыновьями призывного возраста.
Сына наших друзей Ф-нов выгнали из института, и вскоре он получил повестку в военкомат. К детям отказников в армии относились, как к предателям, делая их службу невыносимой. Даже после двух лет мучений им угрожал новый отказ из-за «секретов», которые они узнали, копая ямы в стройбате. За отказ служить давали три года тюрьмы, после которых человек все равно был обязан идти в армию.
Что же делать? Каждая семья делала свой выбор. Кто-то шел в армию, кто-то — в тюрьму (как, например, Натан Малкин), кто-то — в больницу, ломая себе ноги, чтобы отложить призыв хотя бы на время.
Я до сих пор не знаю, почему семья Ф-нов обратилась к моей маме с просьбой о помощи. Может быть, они думали, что у нас есть связи с мировым сионизмом, миф о могуществе которого распространяли антисемитские СМИ. Или, может быть, узнав о беде наших друзей, мама откликнулась и предложила им помощь.
Так однажды в холодный зимний день 1980 года мама отправилась в московский военкомат.
– Кто занимается призывниками? — спросила мама у стоявшего в дверях солдата.
– Майор Иванов.
– Он хороший человек?
– Хороший…
– Можно с ним поговорить?
– Пожалуйста, — ответил солдат и проводил маму в его кабинет.
– Здравствуйте, товарищ майор! Мне сказали, что вы хороший человек.
– Кто вам это сказал?
– Солдат у входа.
– Я вам не верю и не буду с вами говорить!
…Мама хотела начать беседу с майором с чего-то хорошего, но не учла, что на этом денежном месте брали взятки. Майор воспринял слова «хороший человек» как намек на то, что мама знает о его «одолжениях», которые он делал, конечно же, за хорошую мзду. Майор решил выяснить, кто ее прислал. Мама не ответила, и он отказался с ней говорить. Казалось, попытка спасти сына друзей провалилась в самом начале.
Тогда мама вспомнила книгу Владимира Альбрехта «Как вести себя на допросе», в которой известный правозащитник писал, что на допросах в КГБ нужно говорить правду. Нет, не всю правду, подвергая себя и друзей опасности, но и не обманывать, чтобы не запутаться во лжи. Книга начиналась с моральной силы правды и слабости лжи…
– Если на вашей стороне сила, то на моей — правда, и я не буду унижать себя ложью, — ответила мама. — Поверьте, это сказал солдат у входа.
– Хорошо, что вы хотите?
– Семья Ф-ов ожидает разрешения на выезд в Израиль, однако их сына исключили из института, и он получил от вас повестку, — объяснила мама. — Пожалуйста, отложите его призыв!
– Зачем мне это делать? — откровенно спросил майор.
– Если вы поможете еврею, то вам поможет Б-г!..
Разве это аргумент для майора Советской армии?
Однако чудо произошло, и майор без всяких денег отложил призыв на полгода (мама обещала никому об этом не рассказывать и даже десятилетия спустя просила меня использовать в рассказе об этом вымышленное имя).
Семья Ф-ов уже давно живет в США и недавно приезжали к нам в гости из Детройта, благодарили маму за спасение сына…
«Кто найдет доблестную жену?» — вопрошал мудрый царь Соломон в последней из своих притч. Этот гимн еврейской женщине мужья поют своим женам за субботним столом. Мудрецы Талмуда утверждают, что эти слова впервые произнес Авраам, оплакивая и прославляя Сару после ее смерти.
Словосочетание «эшет хайил» часто переводят как «доблестная жена», хотя на иврите оно дословно означает «женщина доблести», ибо слово «хайил» — «доблесть» или «сила», связано с однокоренным «хаяль» — «солдат». Но почему, прославляя Сару, Авраам вспомнил в первую очередь о доблести своей жены? Это качество, безусловно, необходимо сражающимся с врагом солдатам, но в жене мы, как правило, ищем доброту.
Для того чтобы творить добро, недостаточно просто быть «добреньким», нужна воля — чтобы преодолевать испытания, требуются силы — чтобы бороться со злом, и, конечно же, нужен свет души —  чтобы рассеивать тьму.
Пусть свет души моей мамы Лиоры продолжает светить в памяти и душах ее потомков и учеников, вдохновляя их бесстрашно творить добро!

Теги: память