Отложить Отложено Подписаться Вы подписаны
Умер реб Ицхак Гольденберг...
Он очень много сделал для русскоговорящих евреев — печатал книги, организовывал и давал уроки, проводил радиопередачи МИЛИ...
МИЛИ, расшифровывая по буквам, — это МАХОН ЙЕРУШАЛАИМ ле-ШИДУРЭЙ ЙЕАДУТ. Ивритское слово «махон» — трудно перевести на русский язык. Скажем так: Иерусалимский институт Радиопрограмм по иудаизму.
Публикую мое интервью с ним, как с жителем Рамота, и его рассказ-монолог об израильском периоде жизни, опубликованные в Еврейском Альманахе почти десять лет назад (их помогла мне тогда литературно оформить Наталья Гуткина, а сейчас заново набрала Юлия Шлейфман — огромное им спасибо!)
— Реб Ицхак, когда вы переехали в Рамот из кибуца, что здесь уже было?
— Летом 79-го я приехал в Рамот Алеф, был тогда только Рамот Алеф — где-то около десятка домов. Далекая иерусалимкая новостройка, построенная после Шестидневной войны на бывшей иорданской границе... Наш дом был крайний.
— Почему вы переехали сюда? Купили здесь квартиру?
— Нет, я купил квартиру здесь много позднее и до сих пор выплачиваю машканту (у меня не было денег на первый взнос). Почему я приехал в Рамот?
Здесь, в Рамоте, в 5-ом доме, жил мой приятель Володя Вагнер. Володя — хабадник. Уже много лет он делает в Москве Еврейскую энциклопедию. Когда я приезжал из кибуца в Йерушалаим, я иногда останавливался у него, иногда у кого-то другого, но переночевать можно было всегда. И рюмку водки было кому поставить. Мы оставались друзьями. И я влюбился в это вот место.
Понимаете, Рамот Алеф построен как закрытый микрорайон, в котором нет улиц. Улицы намечены искусственно. Все пути здесь объездные. Это сейчас вот сюда нагло въезжают, потому что идет стройка. А раньше кругом была зелень.
Идеальное место для детей. Дома построены в шахматном порядке. Здесь нет такого, чтобы я из своего окна упирался взглядом в окно другого дома. Это разумная архитектура. Душевная архитектура. Человеческая архитектура. И я влюбился, влюбился в Рамот.
И когда мы оставили киббуц и сняли в 4-м доме квартиру, у нас уже не было никаких скидок для олим, потому что прошло к тому времени больше пяти лет со дня нашего приезда в Израиль, и осталось полтора месяца «права на квартиру». Я написал заявление, написал, что хочу квартиру в Рамоте.
Прочитав мое заявление, страшная дама-чиновница, которая сидела там в отделе абсорбции, закричала: «Ни в коем случае! Вы что, с ума сошли? Нет! Нет и нет! Не будет!»
Хотите квартиру — так это Гило или Неве-Яаков, или что-то в этом роде… Я говорю: «Нет, я хочу только Рамот». — «Ну, так вы не получите квартиру»
Через полгода она меня вызывает. (Я туда не ходил. Мне нужно было работать, с чего-то жить). Страшно разгневанная:
— Вам выделили квартиру в Рамоте.
— Это Вы постарались?
— Нет!
— А кто?
— Идите этажом выше. Такая-то комната. Говорите с ним. Он начальник.
Я поднимаюсь. Небольшая комната. Стол, как этот. За ним сидит человек, то, что у нас называется «типус йерушалми». Вы не знаете, что это такое? Это может быть, как правило, сфаради. Но может быть и ашкенази тоже. В клетчатой рубашке, черная кипа. Не хареди-хареди. Это называется «типус йерушалми».
Я говорю, кто я и что, а потом спрашиваю:
— Мне сказали, что ты дал мне квартиру в Рамоте!
Он посмотрел мою папку и сказал:
— Да!
— А мне говорили, что в Рамоте мне не дадут ни в коем случае.
— Смотри, — сказал он. — В пункте, где написано «причина», надо было написать, почему ты хочешь жить в Рамоте. Какая причина? А ты написал, что ты один из руководителей русскоязычной синагоги. Как же я мог не дать тебе квартиру в Рамоте? Обязательно надо было дать тебе квартиру в Рамоте.
Невероятная вещь, чтобы чиновник (это только типус йерушалми мог это сделать) помог, а не помешал.
Совместно с реб Исроэль Пинским, хабадником, мы сняли во втором доме маленькую полуподвальную квартирку и собирались там — делали миньян, наверное, первый в мире русскоязычный миньян в Израиле. Это был 1979 год. Немного было «русских». Мы с трудом собирали миньян. Приходили люди, которые сделали алию из России. Половина или больше половины — хабадники.
— Интересно, кто?
— Ходил Миша Петербургский, Миша Бар-Селла и его брат, Миша Азимов, и рав Пинский, и отец его тогда был жив — рав Шнеур Пинский. Он, собственно говоря, был духовной силой всего этого миньяна. Рав Шнеур Пинский. Невероятный человек.
— Вы собирались по субботам. Было какое-то развитие?
— Да, постепенно нас стало собираться больше и больше. Публика тамошняя начала возмущаться. Некоторые на нас даже кричали. Один из них выскочил со словами: «Убирайтесь отсюда. Вот вас Гитлер недобил».
Миша Бар-Селла дал ему по морде.
В те годы, когда я сюда приехал, менее 20% населения были религиозные люди. Совет района давил на нас со страшной силой. Там сидели такие левые, что-то невероятное. Они не хотели давать нам молиться.
Вот там, внизу, были бараки, црифим. В бараках собирали детишек, устраивали им два притопа три прихлопа. Потом детишки громили эти бараки. Мы просили уголочек, чтобы сделать там миньян. Нам сказали, что не дадут даже кусочка.
Совет отремонтировал половину такого барака. Нам сказали, что в нем сделают клуб. Мы пришли в субботу туда и увидели: все было разгромлено. Даже рамы из окон вырвали. Ужасное зрелище. И никакого клуба.
Мы вызвали людей из Совета района и сказали им: «Смотрите, что здесь делается, дайте лучше это место нам».
И вот так появился русский миньян.
Потом стало приезжать все больше и больше народу. И входили в наш миньян. Как правило, приезжали хабадники. И тогда построили здесь две такие «бульбы» — сферические синагоги. Они надували какой-то материал плотный, сверху лили бетон, потом застывало. И было три таких сферических синагоги. Две для бейт-кнессета. И «бульба» для миквы — какой-то американец пожертвовал деньги на строительство миквы, потому что в Рамот прибывало все больше людей, которые хотели ходить в микву.
Были грузины и грузинский миньян. Бухарские евреи, по нашему примеру, тоже сделали отдельный миньян в какой-то квартирке. А потом построили небольшой бейт-кнесет. Его разыгрывали между всеми общинами. Выиграли бухарцы. Они сделали очень красивый бейт-кнесет, но не смогли удержать молодежь.
Грузины тоже построили шикарный бейт-кнессет. Два грузина в честь своих умерших отцов построили маленький бейт-кнесет, очень красивый. Но они сейчас с трудом собирают миньян. А тогда в этих бараках у всех было по «кусочку». И у нас был свой уголок.
Для того, чтобы участвовать в розыгрыше, надо было для администрации тогдашнего мэра Йерушалаима, Теди Колека, дать какое-то представительное имя. Хабад предложил свою крышу. И мы выиграли эту первую «бульбу». А сфарадим, марокканцы — выиграли вторую. Так мы получили бетонное здание, где летом стояла адская жара, а зимой было очень холодно. Бетон…
А что же в црифим? Там продолжают и по сегодняшний день молиться. Там, в спортзале школы, йеменский миньян. Есть сирийский миньян. А потом литваки, ашкеназим добились своего места. Отдельное здание для них самих получить было невозможно. И тогда они сказали, что хотят построить синагогу на месте миквы, сверху миквы построить. И на это дали разрешение сначала Теди Колек, а потом Ольмерт. Деньги собрали, построили. А миквы до сих пор нет.
Вот в этой синагоге колель и, как я убедился, потрясающая библиотека. Стоит зайти посмотреть. Нет такой книги, которую нужно было бы учить и чтобы ее там не оказалось. И в огромном зале, и в боковых комнатах книг до потолка. Эта синагога называется «Шаарэй Твуна». Потрясающие ребята. Я с ними в прекрасных отношениях. Но у меня прекрасные отношения со всеми. Я хожу в любой бейт-кнесет, хоть сфарадим, хоть йеменские, бухарим, грузиним. Как правило, я хожу в «Шаарэй Твуна». Здесь у нас на шахарит в будни 6 или 7 миньянов.
Сейчас у нас в Рамот Алеф свыше 90% — соблюдающие!
— Когда начали строиться другие Рамоты?
— Там, где сейчас Бэт и Гимэл, там еще, по ту сторону, есть Рамот Эй и Вав, — раньше был лес, прекрасный лес, мы с удовольствием ходили туда собирать грибы. Когда мы увидели, что начали выкорчевывать лес, посаженный Керен Кайемет (большие деревья уже выросли), у нас сердце дрогнуло. Остался от большого леса кусочек, назвали это место «Яар Рамот». А раньше все было Яар Рамот.
Выкорчевали и стали строить стандартные сборные дома. Это было в середине 80-х. Блочные дома, низкого качества. Строили быстро. Очень быстро заселили. Рамот стал вскоре престижным районом из-за близости к центру города.
В Рамоте Бэт селились вязаная кипа, мафдальники, русских там тоже немного было. Одна семья приехала сюда из Ленинграда, очень растерялись. Мы с ними долго возились, пока они не встали на ноги. Глава семьи сейчас крупный работник в компьютерной фирме.
В Рамоте Бэт стали появляться бейт-кнесет, школы.
А вот тут был сплошной пустырь до Могилы Пророка Шмуэля. Потом стали строить вот этот безобразный Рамот Полин. Я пошел посмотреть: от этих косых стен оставалось жуткое впечатление.
Для кого строили? Строили для многодетных семей. В Катамонах — на юге Иерусалима — в домах постройки сороковых годов жили многодетные семьи сфарадим. Они устраивали демонстрации (партия «черные пантеры»), и мэрия решила здесь построить им жилье. Возвели первые 4 дома. Привезли показать — они отказались. Стали говорить, что это дома для «джуким», что человек не может по косой стене бегать. Орали, кричали, отказывались. Шум был жуткий: наш «модерный» чиновник заказал у другого «модерного» чиновника из Голландии этот проект. И вот что из этого вышло.
Район Геулы тоже разросся, и людей там тоже некуда было девать. Гмах польских евреев решил купить эти дома. Они быстро организовали списки нуждающихся. И так как ирия (мэрия) не знала, что с этими домами делать, она готова была продать их даже по дешевке. Кому? Аврехим, нуждающимся парням, семьям молодым… Они покупали квартиры недорого — трехкомнатные квартиры шли по 35-40 тысяч долларов. И 4-комнатные тоже там были. Двухкомнатных я не видел.
Купили и заселили эти дома религиозные евреи. Так появилась здесь новая шхуна Рамот Полин (польский).
А потом Рамот Унгвар (венгерский).
После Рамот Полин стал строиться Рамот Гимэл. Строили его только для харедим. В это время произошел полный разгром Совета района. Все эти левые, несмотря на дикое сопротивление, покинули Рамот, здесь они не могли оставаться.
Построили Рамот Гимэл. Строительство шло тяжело, бейт-кнесет до сих пор не построили. Там еще в бараках синагога есть.
Много англосаксов построили себе квартиры в этой шхуне (районе). Вырубили лес, и появился Рамот Гимэл. Начали закладывать Рамот Далет. Там, за этой дорогой, строили самые-самые!!! — «Шомрэй Хомот» («Хранители Стен») из Меа Шеарим.
Сейчас есть йешивы, бейт-кнесет. Школа для девочек беспрерывно растет. Было раньше одно здание, сейчас уже десять. По ту сторону дороги построили много жилых домов, вытянули понемногу автобусные линии. Когда-то последняя остановка была у моего дома. Потом она ушла в Рамоты Полин, Далет и т.д.
А Рамот Вав обложили таким «бешеным» муниципальным налогом, что многие продали виллы по дешевке. Люди заселили голый склон, построились, а их обязали выплачивать городской налог до 5-6 тысяч в месяц!
— Кто из «русских» и куда приезжал?
— Могу рассказать одну историю про моего знакомого Мишу Айзенштадта, москвича. Миша был связан с Абрамом Терцем, это, как вы помните, были первые процессы над диссидентами. Миша был связан со многими организациями — американскими, европейской Агудой. Когда арестовали Терца, Мишу выслали, и он поселился в Швейцарии. Устроиться ему было легко, он инженер-электротехник, руки золотые. В одно прекрасное лето Миша прилетел в Иерусалим. Посмотреть, что здесь делается. Мы с ним встретились в Рамоте, в одной синагоге хабадской. Я три с половиной года учил здесь с равом Пинским «Танию». Гость из Швейцарии оказался такой фраеристый. И что-то там «бабахнул» насчет Торы. Я его тихо спрашиваю: «А где это написано?» Он не ответил…
Потом он вернулся в Швейцарию. А через два года приехал сюда. Работает на Интеле, живет в Гимел, там целая компания русских. Есть у них даже детский сад русский. Есть литваки, хабадники.
Потом в Далет начали строить хабадскую шхуну.
— С кем вы дружите из русских религиозных семей? Кто ваши знакомые?
— Дружил с равом Пинским, его женой (покойной) Батей. Батя была санитарным врачом, она приходила домой измученная, бедная, почти в истерике. Её руководителем был румынский врач, и здесь по тем временам не знали, что такое санитарный врач. Она с боем пробила маленькое санитарное отделение для харедимных женщин. Они стали проверять санитарное состояние йешив, там было немало проблем. Проверяли общежития, столовые. После того как Батя организовала группы женщин-контролеров, они многих оштрафовали, и за порядком в йешивах, особенно на кухнях, стали смотреть более строго.
Мой знакомый — доктор Мендельсон (они переехали сюда из Хайфы), семья Петербургских (Миша — инженер. Он и его брат — из Львова). Миша работал на заводе в Бейт-Шемеше, пока его не закрыли, а сейчас работает в других местах. Хазанкин здесь живет, Довид Хазанкин. Немало есть в Рамоте интересных людей. Авраам Перцовский, например, он руководит всей компьютерной службой в больнице Шаарэй Цедек.
По лицам я помню больше людей. Я не запоминаю имен и фамилий, с юных лет у меня только ассоциативная память. На той стороне многие семьи соблюдающие.
— Какая религиозная русскоязычная деятельность здесь существует?
— Много лет я даю уроки в Рамоте. Есть уроки для женщин — их готовит Рахель Прессман. Она в разных местах преподает, здесь у нас — в шабат, в доме у Петербургских. С самого начала были уроки у доктора Йеуды Мендельсона, сейчас их дает р. Александр Нюренберг.
Я уже не могу ходить. Страшно болят ноги. Поэтому приходят ко мне, в один или два свободных дня (два дня реже) в неделю. И приходят ко мне не только из Рамота, а из разных мест, тем более я даю уроки Торы по Мусару. Это уже для более подготовленных людей, занятие посложнее, чем слушать недельные главы.
Много ребят из России приходят в бейт-кнессет на общие уроки. Им уже не нужны просто «русские» уроки. Они учатся в колелях. Основная масса занимается в нашем колеле при бейт-кнесете.
Тут потрясающе интегрировались люди из Ильинки. Все стали харедим. И Кожухины, и другие, — все, в то время как в Гило, Неве-Яакове — они потеряли себя, сбросили кипы. Ни в одной другой шхуне Йерушалаима так не укрепились в вере эфиопы, как у нас. Они ходят в йеменские миньяны, в другие, сефардские. Это атмосфера Рамота. Тут очень хорошо принимают людей...
Дальше мы с Натальей сделали из интервью монолог-рассказ-автобиографию реб Ицхака Голденберга про его израильский период жизни:
В июне-июле 1985 года сюда, в Израиль, проездом из Москвы в Нью-Йорк, прибыли два человека: Ричард Маас и Зильберштейн (я забыл его имя). Ричард Маас был известным еврейско-американским деятелем, в продолжение многих лет он руководил американо-еврейским сообществом (American Jewish Society). А Зильберштейн (его семья в 30-е годы успела уехать из Прибалтики) хорошо сохранил русский язык. Ричи Маас русского не знал совершенно. Они прилетели в Россию, и в Москве им сказали, что ни одна еврейская книга не может пройти через железный занавес и есть единственная возможность познакомить русскоязычных евреев с иудаизмом — это произойдет только в том случае, если будет налажена радиосвязь из сильного передатчика на территорию Союза…
И вот с этим они приехали сюда, чтобы организовать такое дело.
Они знакомились, отбирали людей, пока не нашли меня и не сбросили мне на руки этот проект.
Я должен был создать редакцию, разработать основную тематику радиобесед, в соответствии с основной тематикой выстроить беседы по каждой теме; найти людей, которые смогут сделать необходимые тексты, раввинов, профессоров; найти людей, которые это могли бы толково перевести и изложить по-русски; редакторов, которые сумели бы это нормально отредактировать. Ну и, конечно, рава Зильбера, который согласился бы все это проверять и исправлять, потому что без его эхшера я не собирался выпускать в эфир ничего. Помимо всего перечисленного, необходимо было также создать группу дикторов, которая могла бы читать подготовленные тексты. Все это стало моей задачей, и я был «Академический директор».
Административным директором — его звали Йоэль Бен-Порат — назначили одного генерала, который ушел в отставку. Он служил генералом в Амане (военной разведке), был родом из Галиции. С трудом выжил, мальчишкой потерял там всю семью. Его привезли в Израиль после окончания войны, и он стал одним из первых генералов «не сабра» (не рожденных здесь). Йоэль — очень талантливый разведчик, не оперативник, а аналитик. У него были большие связи и большая энергия. Задачей административного директора было — пробить нам эфирное время в «Кол Исраэль» и возможность записывать для этого беседы в «Галей Цааль» (Волны Израильской армии), где мы могли бы сделать записи на высоком уровне.
И вот мы начали с ним хождения по нашему парламенту — по всем тем типам, которые его знали и которых он знал… Во время Войны Судного дня с ним была скандальная история. Бен-Порат дал сведения, что Сирия и Египет готовятся к войне. В эту информацию правительство не захотело верить, его посадили в «психушку», а потом с трудом вывели из состояния жуткого шока.
В общем, его знали. Но сначала у нас ничего не получалось. Эта левая банда не давала нам возможности записывать радиопередачи, не давала эфирное время.
Существовала редакция иностранных радиопередач во главе с паном Граевским. Он тоже интересная личность: был в свое время в Польше коммунистом, и там ему удалось выкрасть текст речи Хрущева на ХХ съезде партии. Именно Граевский создал русскую редакцию. Они вещали 16-17 часов в сутки. Но нам эфирное время по-прежнему не давали. Снова приехал Ричи Маас. Он как богач-американец «надавил» на власть предержащих, кроме того, помог нам вождь партии Мафдаль Звулун Хаммер.
На заседании правительства Звулун Хаммер грозно спросил:
— Почему, имея русскую редакцию «Кол Исраэль», нельзя дать МИЛИ, созданной Ричардом Маасом (а его имя знали), время в эфире?!
После того, как вопрос прозвучал в подобной форме, было решение правительства — пробить для нас в этой непроницаемой стенке маленькую дырочку: из 16 часов иностранного радиовещания нам выделили 60 минут в неделю, с трудом добавили еще 15, а потом и их забрали.
И при этом уже через два года нашей работы в русской редакции 47 процентов писем, которые она получала, были адресованы МИЛИ!
Я отбирал людей, находил, кто мог бы писать, на каждую тему было приглашено по несколько человек. Я находил таких людей в университете Иерусалима, Тель-Авивском университете, в разных структурах Мафдаля, там были хорошие историки. Была также проблема, кто бы мог это изложить по-русски. Но сначала сделали тексты.
Создавалась группа из трех человек во главе с бывшей московской актрисой — Юлией Севела (она была женой Эфраима Севелы). Исключительный человек, таких людей мало на белом свете. Она привлекла Марка Зайчика и Цви Патласа. Юлия сделала из них группу, трио. Она готовила партитуру, тренировала «актеров», мучила, пока не добивалась чтения в три голоса. Это искусство.
А Бен-Порат как генерал добился, чтобы в «Галей Цааль» нам дали возможность записывать, потому что запись «Галей Цааль» была приемлема для «Кол Исраэль». Вот так мы начали передавать.
Потом был курьез, я получил такое письмо из редакции Радио Биробиджана на идиш: «Мы с трудом ловим вас (передатчики были не такие сильные), а за нами вообще никто не может вас слышать. Думайте, думайте, что делать?»
А что было думать?
Деньги шли от Ричарда Мааса, он вложил свыше 100 тысяч долларов во все это дело. Я нашел хорошую студию, которая переписывала наши передачи с магнитной ленты мастер-кассеты. А с нее мы уже сами делали копии на обычную кассету. Я собрал для Радио Биробиджана первую посылочку таких кассет с нашими передачами. И как раз здесь был семинар в Сохнуте, на который были приглашены представители из самых разных мест, и также были люди из Сибири. Я их разыскал и сказал примерно следующее: «Передайте, вот это для Биробиджана! И Б-г вас убьет, если вы это потеряете или если не дадите им в руки!»
Через некоторое время из Биробиджана сообщили, что получили мою посылку: «…теперь мы с нашей радиостанции передаем это все до Тихого океана, так что ваши передачи теперь покрывают весь Советский Союз. “Кол Исраэль” — не покрывают. А ваши — перекрывают».
Там было много интересных историй. Один парнишка из Самарканда слушал нас и сам сделал тфиллин. И ему удалось приехать в Израиль с тфиллин. Как он вышел на группу американцев, я не знаю. Они издавали листок на английском — еженедельный, «Парашат а-шавуа». Как он попал на них, или они — на него — я не знаю, но американцы прибежали ко мне с вопросом. Они меня растерзали: «Расскажи, что это такое? Как это может быть, чтобы мальчик по Вашим передачам самостоятельно сделал тфиллин?! И приехал в Израиль с этими тфиллин?» Шуму по этому поводу было много.
«Историю Второго Храма» писал д-р Яков Ротшильд, Александр Фриш переводил. «Введение в Мишну и Талмуд» — Шломо Нахат, Игаль Городецкий. «Введение в историю Каббалы» делал Иуда Векслер вместе со мной, «Краеведение Эрец-Исраэль» — ранний период — готовил Шмуэль Мучник. Он писал по-русски, сам он бывший москвич, также этот курс делала Эмма Сотникова. «Историю еврейского народа во времена первых пророков» писал д-р и рав И. Айзенберг, рав Э. Гойтайн. Перевод делал знаменитый Петр Криксунов, тот самый, что перевел «Мастера и Маргариту» М. Булгакова. «Читая Тору» — рав Йоэль Шварц и Володя Фланчик (Зэев Бен-Арье), сейчас он крупный дипломат в Министерстве иностранных дел, был дипломатом на Украине, он очень толковый специалист. Он и переводил, и редактировал. «Историю российского еврейства» писали Феликс Кандель и Марк Кипнис. («Ну, погоди» знаете мультфильм? Так это Канделя). Вместе с ним был Марк Кипнис, главный редактор Еврейской энциклопедии (это библиотека «Алия»).
«История еврейского народа периода Поздних пророков» — рав Хаим Сабато, а краеведение Эрец-Исраэль (Период Второго Храма, Мишны и Талмуда) — д-р и рав З. Сафрай, д-р Э. Шварц и С. Заферман. Она переводили этот курс. «Еврейские мелодии» — профессор Ури Шарвит. Эти люди получали зарплату от МИЛИ (от Ричи Мааса).
Многие тексты проверяли, изменяли, дополняли и рав Ицхак Зильбер, и его сын рав Бен-Цион Зильбер, и рав Шимон Нацер.
Потом мы начали по этим материалам делать книжки. Они печатались на тонюсенькой бумаге. Называется «байбл». И специально без обложки. Это передавалось через «Натив».
«Натив» создал «папа Леванон», как мы его называли, страшный человек — киббуцник, коммунист, чекист. Эту организацию называли отделом при Министерстве иностранных дел, и официальной крышей значилась канцелярия премьер-министра. Неофициальная крыша — ШАБАК и МОСАД.
ШАБАК — это контрразведка, МОСАД — разведка. Их задача была — докладывать правительству то, чего Сохнут не может и не знает — о положении в Союзе, в России и среди русского еврейства.
(Мои контакты с «папой Леваноном» начались с журнала «Сион». Это отдельная история. Сначала я был киббуцником. Мы сотрудничали в журнале «Сион», но между нами произошел разлад, и он меня выкинул из руководства журналом, потому что я делал не то, что он хотел).
Что такое передача? Услышал — хорошо, а если не услышал? А книжечка? Мы сделали книжки по передачам. Тонюсенькие, обрезанные. Книжку можно самому прочитать и передать другому. Отпечатали на свой страх и риск.
Папы Леванона тогда уже не было. В «Нативе» сидел Яша Казаков (Кедми). Он тогда воевал страшно за себя, за родителей. Он очень боевой, и, естественно, с Казаковым было легче говорить. Свой человек. Я ему показал наши книги. Он спросил:
— Сколько вы можете дать?
— Сколько вы хотите?
Мы сделали для него полтысячи экземпляров.
И «Натив» стал давать по несколько штучек студентам Америки и Европы, которые ездили в СССР, и те провозили эти книжечки на себе. Каждый провозил, сколько мог. Так и пошло. Потом была вторая брошюрка, потом третья. Все они были на темы еврейской истории. История на основе Танаха. Мы рассуждали так: подъехать к советскому еврею сразу с Торой нельзя. Надо — с историей!
Генерал не поддерживал печатание книг. Я ему сказал: если ты не хочешь участвовать, это твое дело, мы не будем на это брать деньги МИЛИ. Бухгалтер меня поддержал, хороший человек, еврейская душа.
И вот тогда вместо истории, на свой страх и риск мы издали в 1990 году книжечку «ТАНАХ рассказывает о них». Это было начало книг МИЛИ. Удалось уговорить Бен-Пората помочь в распространении книг, у него был знакомый в «Джойнте», и «Джойнт» взял на себя часть тиража. Забросили туда, остальное разошлось здесь.
Впоследствии я уже делал все сам. Потом начал издавать «Беседы о еврейской истории». В первой книге была опубликована благодарность Ричарду Маасу. Я считал, что это обязательно нужно сделать. И благодарность тому, кто пожертвовал деньги на это издание.
Где-то к концу 90-го года железный занавес в Союзе рухнул. Союз разваливался, и радиопередач уже не требовалось. Не надо было перескакивать через железную стену. Это одна причина.
Вторая причина: Маас «закрыл кран», он не мог давать нам деньги, его жена захотела, чтобы он переводил эти средства на какие-то другие благотворительные цели. Ни я, ни бухгалтер не получали зарплаты. Мы еще с полгода с ним трудились на добровольческих началах, давали, кроме того, материалы в «Кол Исраэль». Потом появилась РЭКА, и мы начали давать наши материалы туда, и там до сих пор, по-моему, «крутят» наши передачи. Так закончилась наша радиодеятельность.
Мы издаем книги, и доход от них используем на издание новых книг. Подготовили издание «Краткой энциклопедии иудаизма» Арье Кармеля («Иудаизм. Еврейский образ жизни»). Это была очень тяжелая работа, вышла хорошая книга, и она находит спрос, хорошо покупается. Продолжаем серию «Беседы о еврейской истории».
Перевод трудов рава Элиягу Элиэзера Деслера — первая проба изложения Мусара на русском языке. Эти сочинения рава Деслера собрал рав Кармель, его товарищ. Издание создавалось вместе с равом Кармелем, а средства на издание выделил кружок рава Деслера в Англии.
Я родился и вырос в Одессе. Потом была война. После войны я вернулся в Одессу… контуженным (у меня была контузия, хотя здесь ее не признают. Это отдельный разговор — 10 лет я воевал за пенсию с этими польскими комсомольцами, и они меня победили. Но я доволен).
Я не получаю спецнемецкой пенсии, а я имею право на нее как человек, знающий немецкую культуру, это спецпенсия для интеллигенции. Ой, какая хорошая пенсия… Это редкостная пенсия.
Но мне они не дали пенсию, потому что я живу на т.н. оккупированной территории: Рамот — оккупированная территория?! А я сказал этому «фрицу»: «За удовольствие жить на оккупированной территории плевать мне на твою пенсию». И разошлись. Вот так.
Я жил в Одессе, а в период перед «делом врачей» мы, трое друзей, исчезли, ушли на Памир. И это нас спасло. Мы хорошо знали ту систему и ту сеть, которая вылавливает инакомыслящих, и мы ушли от этой Сети. И поэтому мы выжили.
В конце 53-го, когда «сдох» великий Сталин, мы вернулись в Одессу.
Моя семья не была религиозной. Отец был очень «анти». Он сбежал из дома. А дед Пинхас — хасид рабби Леви-Ицхока Бердичевского.
По профессии я филолог — русская словесность. После войны за три с половиной года закончил филфак Одесского университета. Работал в школе учителем, служил в управлении культуры лектором, писал телепрограммы — нет такой профессии, которую бы я не испробовал как филолог, где бы я ни работал, но отовсюду меня больше выкидывали, чем хотели принять.
Я хотел приехать в Израиль в 1949 году, но не смог. Голда Меир, известная социалистка, когда ее назначили послом в Союзе, она вышла на разговор с социалистом Сталиным. Дело было в том, что к ней нашли дорогу ребята-фронтовики, москвичи, которые хотели поехать сюда — не для того чтобы репатриироваться, а чтобы сражаться с арабами, чтобы делать еврейское государство, и кто, как они, мог это сделать?
Она с этим предложением обратилась к Сталину. Сталин отреагировал немедленно: давайте список! И сделали список в 15 тысяч человек — и всех уничтожили! Мы в Одессе тоже начали составлять список, но когда дошло до нас, что там, в Москве, случилось, мы все это рассыпали — убереглись, одесский Б-г нас спас.
Вырваться в Израиль мне удалось только в феврале 1974 года, после многих отказов.
Один старый одессит-сионист, Гриша Высокий, увидев меня здесь в кипе, сказал:
— О, теперь я понимаю! В Одессе у тебя кипа была под черепом, а здесь она вылезла наружу.
Это был тяжелый путь, мы жили в кибуце, и нам потребовалось время многое понять, потому что в нашей семье не принято давить. Каждый шел к этому своим путем, я — своим, жена — своим. И дочки — тоже каждая по-своему.
Я работал на рыбных прудах, жили мы тогда возле Атлита, в кибуце Неве-Ям, от моего дома до волны было 20 метров. Работал в «столярке» — это самая тяжелая физическая работа.
У меня гостил несколько раз Виктор Некрасов, автор, на мой взгляд, лучшей книги о войне — «В окопах Сталинграда».
Гостили у меня украинские националисты, после того как их выпустили из тюрьмы, с ними я был в очень хороших отношениях и давал им возможность пожить у меня, отдохнуть немного на берегу моря на всем готовом.
Работал в «Шамире». Поднял «столярку» в одном учебном заведении для трудных подростков. А потом решил пойти учиться. Моя семья мне разрешила не работать, не зарабатывать и приносить деньги, а только тратить.
Пошел в «Михлала датит лэ-морим», учебное заведение для религиозных учителей, если можно так перевести. Вместо трех лет я прозанимался там два. Меня не хотели принимать, мне было уже 56. Но там был директор: изумительный рав, два таких горячих глаза. Мы с ним посмотрели друг другу в глаза. Я увидел, что имею дело с Учителем. Он увидел, что имеет дело с учителем. Он махнул рукой. Сказал:
— Самая главная твоя забота, чтобы ты нашел контакт с ребятами. Ребята там 20-летние, в три раза моложе меня.
— Не волнуйся, — сказал я. — С такими ребятами я всю жизнь работал.
Они мне такой диплом написали по окончании курса, говорить нечего. За это время у меня была автомобильная катастрофа. 4 операции. Два раза ходил на костылях по полгода во время этой учебы. Всевышний знал, что Он делает, — Он мне поломал ногу, и я мучаюсь до сих пор, и для чего? Чтобы я сидел и не брыкался. Почему? Потому что я всегда был очень занят общественными делами. Не было такой организации олим, в работе которой я не участвовал. Я всюду был.
А Он мне поломал ногу, чтобы я не бегал по разным делам, а сидел и учил Тору. И вот я сижу и учу Тору.
В итоге обучения я получил право преподавания ТАНАХа и еврейской истории. И поэтому мне легче было поднимать МИЛИ, как раз в 1982 году я закончил михлалу.
Создал амуту Алия вэ-тшува, духовным руководителем которой был рав Ицхак Зильбер. В Иерусалиме в разных районах у нас было около 17 групп. Это было с 80-го по конец 85-го, когда я уже начал заниматься МИЛИ.
Уроки давали рав Ицхак, рав Бен-Цион Зильбер, Векслер; и я давал. Больше никто. Основная нагрузка ложилась на меня — от Гило до Неве-Яакова. Были дни, когда я давал по три урока в день. Надо было выработать методику, как давать уроки. Как учить олим из России? Это была тяжелая работа. Но методику я отработал. Методика существует. Единственное, что я прошу у Б-га, — дать мне силы работать!.. Я работаю столько часов, сколько я могу. Уроки, книги, люди…
Сейчас я делаю новую книгу: «Авраам, Ицхак, Яаков». Надо дать нашему читателю представление об этих людях. Уже об одном Аврааме у меня не менее 50 страниц написано, если не больше…
Реб Ицхак Гольденберг умер, так и не увидев выхода в свет последнего издания переведенной им книги "Стремись к истине" - книге по мотивам великого произведения рава Эльяу Деслера "Михтав ми-Эльяу" — тийе нишмато црура бэ-црор а-хаим!
